Милый, проснись… Я с дурными вестями: Власти наехали в наше село, Требуют подати… время пришло… Как разбужу его?.. Что будет с нами? Встань, мой кормилец, родной мой, пора! Подать в селе собирают с утра. Ах! не к добру ты заспался так долго… Видишь, уж день… Все до нитки, чуть свет, В доме соседа, на старости лет, Взяли в зачет неоплатного долга. Встань, мой кормилец, родной мой, пора! Подать в селе собирают с утра. Слышишь: ворота, никак, заскрипели… Он на дворе уж… Проси у него Сроку хоть месяц… Хоть месяц всего… Ах! Если б ждать эти люди умели!.. Встань, мой кормилец, родной мой, пора! Подать в селе собирают с утра! Бедные! Бедные! Весь наш излишек Мужа лопата да прялка жены; Жить ими, подать платить мы должны И прокормить шестерых ребятишек. Встань, мой кормилец, родной мой, пора! Подать в селе собирают с утра. Нет ничего у нас! Раньше все взято… Даже с кормилицы нивы родной, Вспаханной горькою нашей нуждой, Собран весь хлеб для корысти проклятой. Встань, мой кормилец, родной мой, пора! Подать в селе собирают с утра. Вечно работа и вечно невзгода! С голоду еле стоишь на ногах… Все, что нам нужно, все дорого — страх! Самая соль — этот сахар народа. Встань, мой кормилец, родной мой, пора! Подать в селе собирают с утра. Выпил бы ты… да от пошлины тяжкой Бедным и в праздник нельзя пить вина… На вот кольцо обручальное — на! Сбудь за бесценок… и выпей, бедняжка! Встань, мой кормилец, родной мой, вора! Подать в селе собирают с утра. Спишь ты… Во сне твоем, может быть, свыше Счастье, богатство послал тебе бог… Будь мы богаты — так что нам налог? В полном амбаре две лишние мыши. Встань, мой кормилец, родной мой, пора! Подать в селе собирают с утра. Господи!.. Входят… Но ты… без участья Смотришь… ты бледен… как страшен твой взор! Боже! недаром стонал он вечор! Он не стонал весь свой век от несчастья! Встань, мой кормилец, родной мой, пора! Подать в селе собирают с утра. Бедная! Спит он — и сон его кроток… Смерть для того, кто нуждой удручен, Первый спокойный и радостный сон. Братья, молитесь за мать и сироток. Встань, мой кормилец, родной мой, пора! Подать в селе собирают с утра. Перевод В. Курочкина Оловянных солдатиков строем По шнурочку равняемся мы. Чуть из ряда выходят умы: «Смерть безумцам!» — мы яростно воем. Поднимаем бессмысленный рев, Мы преследуем их, убиваем И статуи потом воздвигаем, Человечества славу прозрев. Ждет Идея, как чистая дева, Кто возложит невесте венец. «Прячься», — робко ей шепчет мудрец, А глупцы уж трепещут от гнева. Но безумец-жених к ней грядет По полуночи, духом свободный, И союз их — свой плод первородный Человечеству счастье дает. Сен-Симон все свое достоянье Сокровенной мечте посвятил. Стариком он поддержки просил, Чтобы общества дряхлое зданье На основах иных возвести, И угас, одинокий, забытый, Сознавая, что путь, им открытый, Человечество мог бы спасти. «Подыми свою голову смело! Звал к народу Фурье. — Разделись На фаланги и дружно трудись В общем круге для общего дела. Обновленная вся, брачный пир Отпирует земля с небесами, И та сила, что движет мирами, Человечеству даст вечный мир». Равноправность в общественном строе Анфантен слабой женщине дал. Нам смешон и его идеал. Это были безумцы — все трое! Господа! Если к правде святой Мир дороги найти не умеет Честь безумцу, который навеет Человечеству сон золотой! По безумным блуждая дорогам, Нам безумец открыл Новый Свет; Нам безумец дал Новый завет Ибо этот безумец был богом. Если б завтра земли нашей путь Осветить наше солнце забыло Завтра ж целый бы мир осветила Мысль безумца какого-нибудь! Перевод В. Курочкина Друзья! Над скрипкой в добрый час Смычок мой занесен. Пускаю вас в веселый пляс, В безумный ригодон! Под листвой, густой и зыбкой, Ученик и друг Рабле, Он идет с волшебной скрипкой По родной своей земле. А за ним толпятся толки, Что мудрец он и колдун И что пляшут даже волки От безумных этих струн. Друзья! Над скрипкой в добрый час Смычок мой занесен. Пускаю вас в веселый пляс, В безумный ригодон! Колдовское чарованье! Подымает струнный строй В стариках — воспоминанье, Счастье — в юности живой. Ох, уж свадебные трели!.. «Молодые» — вот игра! Под смычок его в постели Часто пляшут до утра. Друзья! Над скрипкой в добрый час Смычок мой занесен. Пускаю вас в веселый пляс, В безумный ригодон! Раз увидел он в окошко Дроги с важным мертвецом И провел, совсем немножко, Колдовским своим смычком. Лицемерья сбросив маску, Люди песню завели И покойника вприпляску До могилы донесли. Друзья! Над скрипкой в добрый час Смычок мой занесен. Пускаю вас в веселый пляс, В безумный ригодон! Так молва о чудной скрипке Долетела до двора. Но иные там улыбки И совсем не та игра. Кружева, роброны, маски… Даже хмель иной в крови. Все там есть — есть даже ласки, Нет лишь истинной любви. Друзья! Над скрипкой в добрый час Смычок мой занесен, Пускаю вас в веселый пляс, В безумный ригодон! Он играет, и в награду Ни один не блещет взор, Вызывает лишь досаду Струн веселый разговор. Кто бы сердцем развернуться В буйной пляске пожелал, Если можно поскользнуться На паркете модных зал? Друзья! Над скрипкой в добрый час Смычок мой занесен. Пускаю вас в веселый пляс, В безумный ригодон! От придворной тирании, От тебя, лукавый свет, Он бежал в поля родные, Где и умер в цвете лет. Но не спится и в могиле: При луне скрипач встает, Чтоб играть нечистой силе Посреди ночных болот. Друзья! Над скрипкой в добрый час Смычок мой занесен. Пускаю вас в веселый пляс, В безумный ригодон! Перевод Вс. Рождественского вернуться Сон бедняка. — Дословное название: «Жак». «Жак-простак» пренебрежительная кличка французского крестьянина со времен средневековья; сохранилась поговорка: «Жак-простак за все заплатит». С другой стороны, «жакериями» называли крестьянские восстания против феодалов и князей церкви. вернуться Безумцы. — Песня была впервые напечатана в 1833 г. в «Песеннике сен-симонистов». Анфантен Бартелеми-Проспер (1796–1864) — ближайший ученик социалиста-утописта Сен-Симона. После смерти учителя основал секту, которая особенно развила религиозную сторону его доктрины. Пытался организовать трудовую коммуну, которая была распущена после судебного процесса. вернуться Чудесный скрипач. — Дословно: «Скрипач из Медона». …Ученик и друг Рабле… — Франсуа Рабле (1497?-1553) занимал должность приходского священника в городке Медоне. Во Франции его называли «веселым медонским кюре». |
