Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

...Родился Геннадий Сарафанов в суровом 1942-м в волжском селе Синенькие, что неподалеку от Саратова. Семи лет пошел в школу, в четырнадцать вступил в комсомол, в двадцать один год стал коммунистом...

— Если бы не авиация и не космос? — Он на минуточку задумывается и без тени наиграниости отвечает: — Я стал бы инженером или путешественником, а может быть... — Он смолкает и пожимает плечами. — Не знаю. Вопрос сложный. С первого шага, за которым стоял выбор профессии, прошло много лет.

Говорил он вроде бы и спокойно, но не равнодушно, слова находил скупые, но точные:

— Характер — качество не врожденное, а воспитанное. И не кнутом, а добротой. Так говорил мой дед Прокофий Лндрианович, человек мудрый, многое повидавший на своем веку. Дед прав. И пусть не довелось ему постичь всей глубины науки, читать Дарвина, рассуждал он примерно так: коль скоро труд из обезьяны сделал человека, то Человека из человека тем более можно сделать...

Он рассказывал о своем отце, который был военным инженером, о матери, с раннего детства познавшей тяжесть труда в те годы, когда жизнь в стране еще только становилась на твердую основу, и, конечно же, о деде, который преподал ему первые уроки жизни.

Дед учил быть правдивым, не лгать даже в мелочах. Наблюдая за ним, маленький Генка познавал мудрость земных дел: как плести корзины, готовить рыбацкую снасть, вялить рыбу, держать рубанок, красить оконные рамы...

Нередко с дедом выходил на берег Волги, и уж тут рассказам деда не было конца. Генка слушал как зачарованный про богатырей бурлаков, про крестьянские бунты, про первые пароходы, про звонкие и певучие гудки над Волгой, про знаменитых капитанов, про минувшую войну...

Дымился в траве снятый с костра котелок. Рядом тяжело вздыхала терпеливая Волга. И стояла над туманной водой, над далекими огоньками бакенов до самых звезд тишина... Генка ждал, когда же дед начнет новый рассказ. Во всех дедовых историях были люди, сильные характерами, смелые, решительные, делающие добро, восстающие против зла. И когда мальчишка слушал все это, ему хотелось, до боли хотелось быть настоящим человеком. Капитаном? Нет. Бакенщиком? Тоже нет. Летчиком? О небе дед никаких историй не рассказывал. Просто хотелось мальчишке быть сильным, ловким, смелым. А главное — уметь все делать самостоятельно.

О покорении пятого океана он в ту пору не думал. Да и авиационная биография Геннадия Сарафанова началась несколько необычно. У каждого своя страсть, свое увлечение. Одни марки собирают, другие — монеты старинные, третьи — пластинки или книги редких изданий. А вот у него была тяга к радиотехнике. После уроков спешил домой, старательно выполнял задание на завтра и, позабыв о времени, принимался колдовать над радиоустройствами. Ремонтировал приемники, собирал по журнальным схемам различного рода усилители, сделал даже радиостанцию УКВ диапазона.

Казалось, ничто не может соперничать с его увлечением радиотехникой. Но... Когда Геннадий учился в 9-м классе, в школу пришел новый учитель по труду. Спокойный, сдержанный, аккуратный во всем, строгий и удивительно доступный, он вдохнул новую струю жизни в ребячьи будни: кто успевал в учебе и достойно вел себя на уроках, мог стать членом автокружка и научиться управлять автомашиной. Упустить возможность общения с техникой? Таких в классе не нашлось. Одним из первых «автомобилистом» стал и Геннадий Сарафанов.

С приходом нового учителя на школьном дворе появился старенький, видавший виды автобус. Прибыл он не своим ходом, а на буксире, так как был без двигателя и без многих деталей, грязный, битый, скрипучий... А ровно через год мальчишки 16-й Саратовской школы выехали на нем на прогулку.

Бывало, мчит машина по шоссе, шумят, веселятся ребята, и вдруг в небе появится самолет. Сразу смолкают голоса. А учитель долго смотрит вслед растворяющейся в голубизне точке. Для пилота всегда мучительно расставаться с небом. Чтобы не мешать учителю возвращаться в свое прошлое, ребята затихали.

Лучше других понимали состояние Бориса Александровича одноклассники Сарафанова Геннадий Иванов и Володя Понарин. Оба учились в аэроклубе, оба летали на планерах, прыгали с парашютом. Они-то и подали идею: «Давайте махнем всем классом в авиационное! Летать!» Призыв всколыхнул, заставил волноваться, торопить время, мечтать, сомневаться... Посоветовать мог только он, учитель, бывший пилот ГВФ. К нему и пришли мальчишки со своими думами и планами.

— Запомните, ребята: будет трудно, очень трудно, но очень интересно, потому что умение управлять самолетом, умение покорять небо требует упорных знаний...

Разговор был долгим, задушевным. Учитель вспоминал свою молодость, рассказывал о полетах, о тружениках неба. И так же как в детские годы, Геннадия волновали рассказы деда, так и теперь поманили его, повели за собой истории о людях-птицах.

Вскоре появилась в военкомате пачка заявлений учащихся 16-й Саратовской школы с просьбой направить в авиационное училище. Написали их все мальчишки 10 «Б». А прошел через отборочные комиссии только один — любитель радиотехники Геннадий Сарафанов.

Сначала попал в школу первоначального обучения. Потом было Балашовское высшее военное авиационное училище летчиков, государственные экзамены, которые он сдал отлично, диплом летчика-инженера, служба в гвардейском полку и полеты, полеты. Входил он в небо жадно, летать любил, умел найти в каждом полете что-то новое, что не было известно раньше.

Полеты начинались и утром, и ночью, и у каждого своя прелесть. Но особенно он любил взлет на заре. Тяжелая машина набирала высоту неторопливо. Под крылом плыла просыпающаяся земля, напоминающая цветную карту из школьного учебника географии. Равномерно бежали поезда с востока на запад — навстречу солнцу. Белые барашки облаков на секунды закрывали землю, бросая нестройные тени на поля и леса. Земля казалась тихой, застывшей, как бы досыпающей последние часы перед началом нового дня.

Так начинался и тот памятный полет. Мерно гудели моторы. Командир корабля время от времени уточнял у штурмана данные о маршруте.

Внизу петляла Волга — река его детства, пестрели квадраты полей, впереди туманился горизонт.

— Справа, пятнадцать километров, грозовая облачность,- сообщил штурман.

«Далеко»,- подумал Геннадий. Он сидел на правом сиденье и невольно повернул голову в сторону грозы.

— Слева то же самое,- добавил штурман. — Только удаление побольше — километров двадцать.

Груз на борту огнеопасный. Но времени на большие обходы грозового фронта не было. Да и нужно ли сворачивать с маршрута, если гроза далеко?

Вдруг сбоку что-то сверкнуло. Геннадий увидел голубой светящийся шар. Он мчался навстречу самолету. Секунда — и страшный треск наполнил кабину. Машину основательно тряхнуло. И сразу же наступила тишина. Настороженная, тягучая. И только приборы бесстрастно фиксировали параметры полета.

Молчание нарушил командир:

— Можно подумать, что стреляющие пушки везем...

И снова тишина. Снова сосредоточенность на рабочих местах. Ни паники, ни нервозности. Словно ничего и не произошло. На земле, когда самолет зарулил на стоянку, нашли на его борту две отметины: от входа и выхода шаровой молнии.

«Вот ведь как,- промелькнула у многих мысль,- металл не выдержал, а люди хоть бы что. Характеры!»

Да, характеры. Летные характеры. Человек без характера летчиком никогда стать не сможет. Таков закон неба.

В служебных характеристиках Геннадия Сарафанова, где он аттестуется как летчик, сказано:

«В процессе обучения приобрел хорошие навыки в обслуживании самолета в качестве борттехника...», «Принимает активное участие в рационализаторской и изобретательской работе...», «Имеет хорошую теоретическую подготовку и отличную летную практику...», «Летать любит, летает грамотно...», «В воздухе спокоен, вдумчив...».

В его характере — вникать в самое существо дела. Не только уловить смысл, понять принцип — это лишь первый шаг, — но и докопаться до самой глубины, разобраться во всех деталях, во всех тонкостях. Так было и с радиотехникой, и с восстановлением автомобиля, и с созданием усовершенствованного тренажера в училище, и даже в Звездном, где он то и дело что-то придумывает и осуществляет.

59
{"b":"245052","o":1}