— И, полагаю, он пришёл к заключению, что она его надула?

— Точно, сэр. И он был сыт всем этим по горло. У неё была роль, а у него нет, — я говорил, что он тоже актёр? И он подумал, что она дала ему отставку. Поэтому он ушёл и утопил свои печали. Несколько дней спустя утром он пришёл к её дому, чтобы попытаться поговорить с ней, и, конечно, не смог её найти. Следующее, что он узнал он ней, он прочёл в газетах.

— И какого вы мнения о нём, инспектор? — спросил Уимзи.

— Легковозбудимый молодой человек, сэр. По-настоящему любит юную леди. Очень переживает за неё.

— Понимаю. Не расцените, что я сую свой нос, куда не надо, если я пойду и побеседую с ним лично?

— У нас свободная страна, сэр, — сказал Боллин несколько натянуто.

— Всё, что я узнаю, я доложу вам, — сказал Питер. — Это ваше расследование. Просто люди не всегда откровенны, разговаривая с полицейскими. Старший инспектор Паркер, я уверен, подтвердит, что вся честь достанется вам.

— Конечно, — кивнул Чарльз.

— Спасибо, сэр. А что касается чести, старший инспектор и лорд Питер, мы ещё не раскрыли преступление. Прежде всего, мы должны найти молодую женщину. А в настоящее время она исчезла без следа. Ветреная молодая особа могла пойти куда угодно с кем угодно и попасть в любую неприятность. О чести поговорим потом, когда докопаемся до сути.

— Вы абсолютно правы, инспектор. Я заслужил упрёк, — кротко признал Питер.

Ларри Порсена открыл дверь лорду Питеру и, будучи в пижаме, пробормотал: «О, проклятье! Извините, я быстро», — затем он отскочил, снова закрыв дверь. Лорд Питер терпеливо стоял на площадке и ждал. Площадка находилась в меблированных комнатах: «Гостиница-пансион для людей театра», как гласила доска снаружи. Карточка, взятая со стола в прихожей, информировала, что горячая еда доступна для постоянных жильцов до двух ночи, в заведении царит дружеская атмосфера, но пьянство не допускается, молодые леди и молодые джентльмены размещаются на разных этажах, услуги прачечной оплачиваются отдельно, а миссис Маллони делает всё, чтобы это место стало для каждого вторым домом. При выезде следует уведомить хозяйку за неделю.

Питер успел дочитать до этого места, когда дверь вновь открылась, демонстрируя худощавого темноволосого молодого человека с крупными чертами лица, одетого как Гамлет в мягкую белую рубашку и чёрное трико.

— Театральный реквизит, — сказал он, указав на одеяние. — Маллони конфисковала мои брюки. Я надеялся, что это мой брат, пришедший, чтобы внести за меня арендную плату.

— Боюсь, что я не он, — сказал Уимзи, протягивая визитку.

— Чёрт возьми! — воскликнул Порсена. — Слава Богу! Вы ведь известный сыщик, не так ли? Возможно, вам удастся найти её. Я так понимаю, что речь о Фиби?

Уимзи кивнул, и Порсена продолжил:

— Фиби. Глория.

— Да. Но думаю, вам лучше желать, чтобы я не смог её найти.

Секунду Порсена хмурился, а затем резко сел и обхватил руками голову:

— О, Боже!

— Давайте надеяться, что я неправ, — сказал Уимзи. Он дал молодому человеку время опомниться. В комнате царил живописный беспорядок, её украшали театральные афиши и фотографии с автографами великих и знаменитых. Эшкрофт и Оливье [200] очаровательно улыбались друг другу через кровать. Сама Глория улыбалась ему поверх обнажённого плеча, выступающего из глубоко декольтированного платья. Собственные фотографии Порсены пялились на неё через кровать.

— Я действительно рассказал полиции всё, о чём смог вспомнить, — сказал Порсена.

— Я хотел бы расспросить вас немного о другом. О её настроении в предыдущие несколько дней. И в тот самый день. Она ведь вела себя странно?

— Фактически, в нескольких аспектах. А как вы узнали? Я думал, что она рехнулась.

— Она, должно быть, была очень взволнована ролью в «Танцах до рассвета».

— Да уж конечно. Это был для неё уникальный шанс. Все жаждут уникального шанса. Но такое, знаете ли, выпадает только на короткий миг. Если бы критики разнесли её, то она вернулась бы к дверям агентства и вновь встала в конец очереди. Однако это ей ударило в голову. Она вообще не рассматривала подобную возможность. Непрерывно твердила, что будущее устроено, а когда я попытался заставить её назвать причину, она лишь сказала: «Подожди и увидишь».

— Мистер Порсена…

— О, зовите меня Ларри. Все так делают.

— Ларри, говорила ли она что-нибудь, из чего у вас создалось впечатление, даже намёк на впечатление, что она собирается… ну, бросить старых друзей, утвердившись на облаке славы?

— Вы имеете в виду, дать мне отставку ради кого-то более известного? Или, по крайней мере, кого-то из нашей среды? Естественно, я этого боялся. Она мне очень дорога, о Боже… Я не знаю, как обращаться к лорду. Просто Питер подойдёт?

— Подойдёт, но только в пределах этих четырёх стен.

— Хорошо, Питер, у нас не было того, что называют пылкой и безрассудной любовью. Просто очень хорошие друзья. С тех самых пор, как я в первый раз купил ей кофе в обеденный перерыв в колледже. Мы хорошо проводили время вместе, и у нас был своего рода договор. Вы — светский человек, я могу сказать вам вещи, которые не сказал бы полиции. Любой понимает, что девушке, живущей самостоятельно в Лондоне, может понадобиться сопровождающий. Но и молодому человеку в моём положении также полезно иметь подругу. Это выглядит лучше. Гасит определённые подозрения. Конечно, я боялся, что она бросит меня, — причём за неё боялся столько же, сколько за себя.

— Что вы подразумеваете под этим, Ларри?

— Ну, она была легкомысленной. Не вполне понимала, что это за жестокий мир. Вы встречали подобное: все к ней будут добры, никто не будет завидовать, жизнь — это увлекательная забава, а вовсе не изнурительная работа. Ошибка её родителей, если хотите знать моё мнение.

— Плохо воспитали?

— Слишком хорошо. Позволили ей думать, что вся вселенная вращается вокруг неё.

— В результате ей требовался защитник, и им были вы?

— Точно. Вы весьма быстро соображаете, Питер.

— Стараюсь изо всех сил. Тем не менее, вы сказали, что боялись, будто она может…

— Да нет, её понесло в противоположном направлении. Она говорила, что добьётся для меня хороших ролей, устроит нас обоих, и нам не придётся больше волноваться. Я подумал, что она рехнулась. Я продолжал твердить ей, что у неё пока что только одна роль. Не знаю, что вы думаете, Питер, но считаю, что даже у очень известных актрис, даже у Гертруды Лоуренс и Дороти Ламур [201] нет такой власти. Я имею в виду, что, без сомнения, они могут позволить себе обедать или спать, если пожелают, с влиятельными людьми, но не думаю, что они принимают решения по кастингу.

— А она всё это говорила на основе своей самой первой хорошей роли?

— Именно. Я считал, что это глупо.

— Однако у неё действительно было прослушивание на следующую роль после «Танцев до рассвета»?

— Так она сказала. Не знаю, что и думать. Когда она не вышла после нескольких часов пребывания в театре, я вошёл туда, но мне сказали, что за всё утро не было никакого прослушивания.

— Да, я прочитал ваше заявление полиции. Как вы думаете, что с ней произошло?

— Ну, это всё чертовски странно. Я слегка вскипел, когда швейцар прочитал мне нотацию и сказал: «Сам убедись». Ну, я пошёл её искать. В зрительном зале, конечно, и в фойе. Между прочим, все двери на улицу были заперты, и она не могла выйти. Я обежал коридоры и открыл все двери уборных, офис режиссёра и комнату костюмерши… — все двери, которые встречал. Кроме того, я звал её. Я обежал пространство за кулисами. Без толку. Не представляю, как она вышла, чтобы я не заметил, но её там не было.

— Тем не менее, нелегко обыскать весь театр, — задумчиво произнёс лорд Питер.

— Вы подразумеваете, что она, возможно, спряталась?

— Или её спрятали.