— Очень странно, — сказала Харриет.

— Я сказал ему, что выставка будет un coup de foudre,[195] что весь Лондон будет об этом говорить, но он отказывается ещё более catégoriquement. [196] Я говорю ему, что эта картина мне просто необходима, что она — шедевр моего лондонского периода, что без неё вся выставка — это «Гамлет» без принца. Он отвечает, что я фиглярствую, что я продал картину ему и что теперь она меня вообще не касается. Ко мне отнеслись как к бакалейщику, леди Питер, или как к сапожнику.

— Мне очень жаль, мистер Шаппарель. Я понимаю, что мистер Харвелл имеет полное право, но…

— Искусство не собственность, — сказал Шаппарель с достоинством. — Меня никогда ещё так не оскорбляли. Вы не могли бы объяснить ему?

— Не думаю, что смогу. Я лишь слегка знакома с мистером Харвеллом. А отсутствие портрета Харвелла действительно разрушит выставку? Вы написали очень много интересных портретов.

— В нём была уникальная метафизика, — с достоинством сказал художник. — Ваш портрет — работа гения, мадам, но вы не дали возможности такого нюанса, такой double entendre. [197]

— Надеюсь, вы не считаете, что на этом основании я стану завидовать бедной миссис Харвелл? И, конечно, мы должны сделать скидку на состояние мистера Харвелла. Я попытаюсь найти возможность поговорить с ним. Но не думаю, что у меня есть на него хоть какое-то влияние.

— Спасибо, леди Питер, — сказал художник, собираясь уходить. — Ваш портрет будет готов очень скоро. Вы сможете забрать его до открытия выставки. То есть, если лорд Питер согласится предоставить его в нужное время. Я обнаружил, что с англичанами никогда не знаешь, чего от них ожидать.

— И с англичанками, мистер Шаппарель?

— Увы, мадам, здесь как раз всё известно. Они слишком заморожены. Необходимо зажигать в них огонь снова и снова.

— Чарльз, давай пока отвлечёмся от швейцаров. Кто расследует исчезновение актрисы? — спросил Уимзи, расположившись в кабинете старшего инспектора Паркера.

— Им занимается мой отдел. Детектив Боллин. А что за внезапный интерес?

Уимзи объяснил. Чарльз только присвистнул:

— Мы что-то упустили, — сказал он. — Я попрошу Боллина ввести нас в курс дела. Но ты прав: это не может быть совпадением.

— Самое интересное, что может. Случаются такие вещи как совпадения — это не то же самое, как сказать: «Это не может быть единорогом», не так ли?

— Тебе хорошо теоретизировать. А я твёрдо знаю: если полицейский говорит про что-то, что это лишь совпадение, это означает, что он бросил и пытаться понять, в чём там дело.

— И sub specie aeternitatis, [198]всё имеет смысл?

— Даже ты, Питер, даже ты.

Инспектор Боллин оказался округлым молодым человеком с чернилами на пальцах и внушительной кипой бумаг в руках. Чарльз представил лорда Питера. Когда Боллина спросили о возможной связи дела Фиби Сагден и делом Харвелл, он сразу засмущался. Было очевидно, что, хотя домашний адрес Фиби был в его записях, он не связал два и два и не понял, как близко друг к другу находятся эти два дома в Хэмптоне.

— Я не веду дело Харвелл, сэр, — сказал он с несчастным видом Чарльзу. — Мне не пришло в голову проверить…

— Как мы понимаем, об этом говорит весь Хэмптон, — тихо сказал Чарльз.

— Мисс Сагден исчезла из дома в Лондоне, в котором проживала в течение приблизительно двух лет, сэр. Я не интересовался её детским домом, сэр.

— Вы и не должны были понимать, что этот дом соседствует с фигурирующем в совершенно другом деле, — услужливо вставил Уимзи.

— Вы правы, милорд, — воскликнул Боллин. — Но, рано или поздно, я бы это обнаружил.

— Конечно, обнаружили бы, — кивнул Уимзи.

— Возможно, — сказал Чарльз. — А пока, что же мы имеем в деле мисс Сагден?

Боллин приступил к отчёту.

Глория Таллэнт, она же Фиби Сагден, возраст двадцать лет, была послана за счёт родителей в частную школу драмы и танца, где хорошо проявила себя. Инспектор Боллин разговаривал с руководителем колледжа, и у него сложилось впечатление, что надежды на возможную большую роль были связаны скорее с внешностью молодой женщины, а не с её талантом. Однако, закончив колледж, она поместила своё имя в списки нескольких агентств и вскоре получила несколько очень незначительных ролей. А затем ей выпала экстраординарная удача. Для главной роли в новой пьесе сэра Джуда Ширмана потребовалась леди с рыжими волосами, которая могла бы станцевать несколько па во втором акте.

— У неё рыжие волосы? — спросил Уимзи.

— Весьма яркие рыжие волосы, как я понимаю, сэр, — сказал Боллин. — Вот её фото и описание.

Уимзи посмотрел на фотографию и прочитал текст.

— Я превращаюсь в старого женатого человека, Чарльз, — сказал он печально. — Фотография хорошенькой женщины оставляет меня холодным. Итак, инспектор Боллин, наша героиня получает симпатичную роль.

— Подготовка шла в течение шести недель, сэр. У неё были небольшие проблемы с режиссёром на репетициях, но к премьере всё утряслось. Это — предыстория, сэр. Затем она не явилась на генеральную репетицию и на премьеру, и пришлось ввести дублёршу. Полиции сообщили через два дня.

— Два дня? Почему такая задержка?

— Всё сложилось очень неудачно. Родители молодой женщины уехали за границу на всю зиму — проблемы со здоровьем матери, полагаю.

— Друзья? Семья?

— Она жила одна, сэр, в пансионе в Саусуорк — довольно удобно для Уэст-Энда. Кроме знакомых в театре имелся только приятель. Я сейчас к нему перейду.

— А в театре посчитали, что это просто капризы?

— Что-то в этом роде, сэр.

— Разве честолюбивые молодые женщины часто сбегают, оставляя ведущую роль дублёршам? — спросил Уимзи.

— Я этого не утверждаю, сэр, но в администрации её знали недостаточно хорошо — надёжна она или нет. Никакого послужного списка, так сказать. Они послали кого-то в её квартиру, но он не смог попасть внутрь, а соседи ничего не знали. И когда я стал задавать вопросы, сэр, оказалось, что режиссёр отчитал её на последней репетиции перед генеральной, и она очень расстроилась.

— Известна причина?

— Что-то о раскрытии образа в последнем акте, как я понимаю. Он не мог заставить её произнести роль так, как он этого хотел, она заплакала, он ей заявил, что она не тянет на эту роль, и она бросилась вон из зала.

— Поэтому, когда она не появилась на репетиции, они подумали, что она на них дуется?

— Маленькая месть, чтобы заставить их немного поволноваться. Они думали, что это был… — инспектор Боллин сверился со своими записями, — «налёт Сары Бернар», это их слова.

— Но, конечно, они поняли, что дело серьёзно, когда она пропустила премьеру?

— Да, сэр. Но к тому времени голова у них оказалась забита другими вещами. Как то: сможет ли мисс Мици Дарлинг с крашеными волосами спасти премьеру. Они поручили какой-то младшей служащей — кому-то из кассы — попытаться найти её ещё раз, а когда попытка провалилась, уведомили полицию.

— Понимаю. Вы сказали, у неё есть друг?

— Да, сэр. Некий Ларри Порсена.

— Ещё один сценический псевдоним, как я понимаю? И он девятью богами клянётся… в чём он клянётся, инспектор Боллин? [199]

— Интересное предположение, сэр. Но нет, кажется, Порсена — его настоящее имя. Полагаю, итальянские родители.

Чарльз склонился над страницами, которые вручил ему инспектор Боллин, а затем сказал:

— Передайте нам суть, инспектор.

— С удовольствием, сэр. Джентльмен был очень разговорчив, сэр. Но то, что он сказал, сводится примерно к следующему. У Глории было прослушивание в одиннадцать утра, и он её сопровождал. Они собирались затем вместе сходить на ланч перед генеральной репетицией «Танцев до рассвета». Порсена расстался с ней у служебного входа в театр Крэнбоурн и остался ждать снаружи. Она так и не вышла. Конечно, он не знал, как долго она будет занята, но к двум часам он проголодался и устал, поэтому вошёл внутрь и спросил, что с ней случилось. Ему сказали, что не было никакого прослушивания и что в здании никого нет, кроме художников-декораторов, и поэтому шёл бы он по добру по здорову.