Все. Прощай, батя.

Беглец остановился как вкопанный, зашатался, напрягаясь удержаться на ногах и готовясь к худшему.

Второй контрольный выстрел сверкнул в сознании предвестником на пути к освобождению от всех мук, как сострадательный вскрик потусторонней ритуальной смерти.

Не чувствуя ног под собой и чуть не заорав от раздирающей радости в груди, заново родившийся человек не побежал, а полетел, как на крыльях, вдоль хмурого болота, пока не промок до нитки от предрассветной росы и пота.

«Ребята замели следы: пора и мне подумать о том, как выйти сухим из трясины и предстать перед командованием», выйдя на опушку леса — начал прокручивать в больших полушариях разные варианты появления в родной дивизии несчастный полковник, потерявший ординарца, пакет и дорогую «Эмочку».

Справа в конце поля угадывались жилые дома, влево тянулся перелесок, за которым виднелись столбы электронной связи.

Столбы не люди, но о чем-то расскажут, рассудил измотанный полковник, не пожелав встретиться с обитателями деревушки. Действительно, за столбовой линией связи оказалась железная дорога, а за ней и гравийка. На шоссе грязного мокрого полковника подхватила такая же видавшая виды полуторка, на которой он благополучно добрался до городской комендатуры Слонима. Указав в рапорте о нападении в лесу на штабную машину и выразив надежду, что комендантская служба подключится к поиску бандитов и автомашины, Иван Евграфович добрался на попутках до аэродрома ночных бомбардировщиков, а оттуда уже на связном самолете командира полка — в штаб родной дивизии.

В докладных командующему армией и начальнику «СМЕРШа» фронта Федоров указал только о факте нападения диверсантов на машину в лесу, не указывая на обстоятельство пленения и последующие события, считая неразумным распространяться о них без существенных доказательств. Нет свидетелей, значит, и факта пленения не было. Зачем же навлекать на себя подозрения и неприятности? Даже ординарец Дима Лощинин, объявившийся в дивизии через две недели, ничего не мог рассказать о своем командире, кроме факта перестрелки.

Провалив операцию по захвату видного офицера штаба на глазах немецких диверсантов, прилетевших вместе с пилотом Вильде и врачом Ёшке, руководство советской контрразведки сделало все, чтобы инцидент с Федоровым похоронить без следа.

Его заявление в комендатуру Слонима положили под сукно.

Однако майор Копировский, спасая честь своего прожекта, предложил привлечь полковника Федорова к ответственности за неподчинение органам правопорядка на посту в лесу и оказание сопротивления с применением огнестрельного оружия. Прибывший на место происшествия Александр Демьянов, по кличке «Макс», посоветовал скрыть непросчитанную игру с Федоровым, а пилоту Вильде подставить другого «офицера штаба» из агентов Лубянки.

Таким образом, в штаб Центральной группы немецких войск генерал-полковника Рейнхарда от имени Шерхорна ушло подтверждение того, что Вильде готовится к возвращению вместе с пленным офицером советского штаба.

Между тем линия фронта продолжала отодвигаться к берегам Западного Буга и Вислы. Войсковая операция «Багратион» под командованием Рокоссовского увенчалась освобождением Белоруссии, и перед руководством тайной операцией «Березина» естественно встал вопрос: как быть? Завершить ее захватом транспортных самолетов или попытаться все-таки внедрить своего человека в армию противника с перспективой на послевоенное устройство. Вильде выбрал площадку для приема целой эскадры транспортных самолетов. Контрразведчики фронта приготовились к захвату экипажей, но генералы с Лубянки не захотели довольствоваться синицей в руках, надеясь поймать журавля в небе. Поэтому соединение, а по существу — команда Шерхорна продолжала успешно продвигаться к фронту, теперь уже в Померанию.

Отто Скорцени, обеспокоенный отказом Шерхорна эвакуироваться воздушным транспортом, заподозрил неладное и послал для уточнения обстановки в лагере Шерхорна личного представителя, начальника абверкоманды обер-лейтенанта фон Барфельда. При посадке самолет потерпел аварию и фон Барфельд «случайно» погиб, не без помощи спасателей, естественно. Таким образом, радиоигру удалось продолжить и даже накалить эфир до такой степени, что немецкое командование удостоило Вильяма Генриховича Фишера и его двойника «Макса» «Железного креста с мечами», вероятно, с учетом того, что «Железный крест с дубовыми листьями» получил его двойник по другую сторону линии фронта — Александр Демьянов.

«Железный крест с мечами» приравнивается к двум Золотым звездам Героя Советского Союза. Получая награду, Рудольф Иванович Абель (он же — Вильям Генрихович Фишер) стал перебирать варианты выхода из игры. На его счастье, и лучший диверсант Германии Скорцени, догадываясь о провале, тоже решил достойно завершить операцию «Волшебный стрелок». Для поддержания немецкого духа в тылу Красной Армии секретного связиста «Макса», то бишь Александра Демьянова, тоже наградили Железным крестом первой степени, но сама операция «Монастырь» по эвакуации из окружения осколка Бобруйского котла — подразделения Шернхорна потеряла к этому времени всякий смысл, так как пламя войны перекинулось на немецкую землю.

К слову, и тайная операция «Престол», после неудачной попытки насильно внедрить полковника Федорова в германскую авиацию, тоже закончилась ничем. Засланный дублер Федорова так и не смог стать журавлем, то есть перспективным шпионом после войны. Разведка не афиширует свои неудачи, всячески заметает следы поражения, а порой обыкновенный провал раздувает в блестящую победу. Ну, да это уж свойственно каждой мало-мальской фирме и почти каждому человеку.

Все же фискальное донесение на Федорова, обработанное «в приемлемой форме», легло на стол командующего фронтом с просьбой освободить комдива от обязанностей в связи с вооруженным сопротивлением органам безопасности и «неквалифицированным руководством соединением».

— В чем конкретно заключается эта неквалифицированность? — спросил Константин Константинович, подписывая приказ о завершении операции «Багратион». Командующий воздушной армии вразумительного ответа не дал.

— Дело в том, что мы не можем без вашего согласия отдать под суд командира дивизии. А надо бы — за вооруженное сопротивление, в результате которого погибли сотрудники милиции из заградительного отряда, — прояснил ситуацию командарм.

— Не можете — не отдавайте. Почему я должен покрывать беспомощность органов правосудия, жертвуя строевым офицером высокой квалификации? Он что, плохой специалист или трусливый командир? — возмущенно допытывался до истины бывший комдив, тоже пострадавший в недавнем прошлом от конъюнктурных игр военного руководства с правилом дышла: «куда повернул — туда и вышло».

— Этого нельзя сказать. Летчик он своеобразный, неповторимый в бою. Но лучше бы он занимался больше делами дивизии, чем персональными боевыми полетами, которые ему строго-настрого запрещены по договоренности с высшими руководителями страны, — как бы оправдываясь за личную противоречивость в характеристике подопечного офицера, высказал свое мнение генерал.

— Ах, вот как? Идите и подумайте, как защитить такого командира, а не отдавать его на произвол крючкотворам, — жестко заключил командующий фронтом.

Чтобы оградить себя от не безопасных трений с военной контрразведкой, командарм вызвал Федорова и грубо указал на недочеты в дивизии по дислокации подразделений, за которую прямую ответственность несет начальник тыла. Если раньше упреки о том, что он много летает «без надобности», его не раздражали, то теперь, после нервотрепки в лесу, обида захлестнула его сдержанность, затмила здравомыслие.

— Если так, переведите меня в ранг летающего командира эскадрильи, только оградите меня от штабной работы, — в сердцах слетело у него с языка.

— Добро. Мы подумаем об этом, — чересчур миролюбиво заметил командарм, давая знать подчиненному, что взбучка не останется без последствий.