Обычно фашистские наемники, работавшие за большие деньги, отворачивали первыми. Боялись «русского Ивана», напичканные разными слухами о его лихачестве. В такой момент в самый раз бы с ходу врезать по всему периметру самолета, а тут пулемет заклинило. Со злости Федоров по инерции повернул свой юркий истребитель вслед за врагом. Понял, что легко настигает его. Плечо щемило от боли, рука слабо подчинялась привычным движениям. Но обида и злость заглушали боль.

«Мессеры» тяжеловаты на подъем. Решение срезать винтом хвостовое оперение пришло мгновенно. Нужна лишь очень тонкая ювелирная работа — и никаких гвоздей.

Когда-то отец ему рассказывал, как у них на Луганском паровозостроительном заводе кудесники пневматического молота на спор снимали с водочной бутылки сургучную печать. Глазомер, выдержка, тончайшее движение руки и… пари в кармане!

Настигнув «мессера», Иван срубил винтом хвост стервятнику, но при отвороте самолет изрядно тряхнуло: то ли по корпусу хвостом задело, то ли с обломком столкнулся. Благо, управление не потерял. Кое-как выпрямил и спланировал на аэродром.

Бронированный нос, за которым скрывался мотор, выглядел молодцом, хоть и нуждался в срочном ремонте. Душа радовалась! Еще бы! Враг повержен, а он целехоньким садится на ровное место. Посадочная полоса почти под ногами! Толчок и… все полетело в бездну.

Очнулся он, когда товарищи вытащили его из примятой кабины и положили на носилки. Оказывается, при посадке левое колесо сложилось, и самолет скапотировал, развернувшись влево.

Этот подвиг на глазах испанцев всколыхнул многие души. Республиканские газеты не скупились на восторженные, лестные эпитеты и выражения в адрес молодого борца за свободу по имени Жуан.

Контуженного пилота поместили в лучшую клинику на берегу Средиземного моря. Спустя несколько дней его навестила Пассионария и подарила герою патефон с набором пластинок. Ибаррури по-матерински пригладила волосы на голове больного и сказала: «Не скучай. Поправляйся. Испания будет помнить твой подвиг во имя ее свободы и независимости, даже если окажется под пятой диктатора». К вечеру Ивана перевели на трехэтажную виллу с видом на море, где отдыхали заслуженные командиры «красных баррикад». Раненое плечо и перебитая ключица еще покоились в гипсе, а Иван уже бегал по этажам, выходил в садик и старательно пополнял багаж испанских слов и выражений. Вскоре он нахватался верхушек разговорной речи, как собака блох, и мог с помощью рук прилично объясниться в любви симпатичным медичкам.

Удачно проведенный таран придал уверенности, и, в сговоре с Косенковым, Иван задумал провести дерзкую операцию по захвату в плен вражеского летчика, Дело в том, что недавно летчик Хосе Галарсо (наш Бочаров), плохо ориентируясь на местности в затянувшейся круговерти схватки, отбился в сторону противника и был сбит зенитным снарядом, спустился на парашюте и угодил в лапы марокканского легиона «Черные стрелы». Холуи генерала Франко, видимо, не смогли склонить пленника к измене Народному фронту, и его, измученного допросами, стали водить по улицам селений и городских местечек с издевательской дощечкой на груди: «Красная крыса».

Очевидцы рассказывали, что таким образом мятежники рекламировали успешные действия своих войск. Эта история просочилась в прессу. Узнал об этом и Федоров, поднаторевший в испанском языке. Поделился своими планами с командиром полка, с товарищами: нужно захватить «итальяно» или немца и обменять его на Бочарова через международный Красный Крест.

Такой случай друзьям представился. Медлительный тяжеловатый бомбардир, поврежденный в общей свалке, сбросив груз куда попало, стал уходить в свою сторону. Федоров заметил и бросился «хейнкелю» наперерез, выстрелами преграждая путь к отступлению. На помощь подоспел Косенков. Вместе они взяли бомбовоза «в клещи». Расстреляв боезапас с дальней дистанции и потеряв надежду на приземление у своих, бомбардир вынужден был повернуть обратно. Совсем обнаглев, Иван приблизился к нему вплотную и рукой показал, куда нужно лететь. Короткая очередь из пулемета по свастике на хвосте наглядно продемонстрировала, что будет с ним в случае неповиновения. Так под конвоем и приземлился немец на чужой аэродром.

После обычного допроса испанцы предложили использовать пленного в своих пропагандистских целях, но Федоров воспротивился и раскрыл свой план по обмену пленными летчиками на рыцарском уровне. Для переговоров решили подключить местное население.

Надо признать, что гражданская война в Испании сильно походила на гражданскую войну в России. Сплошная линия фронта наблюдалась не везде. Даже там, где проходила устоявшаяся линия боев между сражавшимися испанцами, по соглашению сторон в обеденный час прекращались все боевые действия и противники могли запросто сходиться на нейтральной полосе для обмена мнениями по вопросам «внутренней политики». Некоторые за эти два часа, так сказать, перемирия, успевали проглотить свой паек, сыграть с противником в шахматы и даже в футбол. Итог этой странной войны слабо просматривался, и потому население больше надеялось на помощь извне, чем на самих себя. Народ не хотел войны. Все было отдано на откуп большой политике, от которой труженик всегда получает только шиш.

Ивану нравились такие братские отношения между простыми людьми, и потому он возмущался раздраем, царившим между испанцами, проклинал политические разборки.

Социалисты, коммунисты и прочие там националисты, монархисты, анархисты, троцкисты не могли найти общего языка и успешно противостоять монолиту фашистов, сколоченному Франко.

Поэтому Республика была обречена на поражение почти с самого начала образования Народного фронта. Но летчики из Советского Союза жили иллюзией единения испанского народа и победы справедливости на уровне солдатской солидарности.

Обмен пленными договорились проделать необычным способом. Каждого спустить на парашюте в окрестностях Мадрида за свою линию фронта. Два одновременно вылетевших самолета в сопровождении двух истребителей действительно сбросили свой груз на парашютах в условленном месте вблизи расположения «своих».

И если Федоров сам видел, как немецкий пилот благополучно приземлился под куполом парашюта в точно обозначенном месте на своей территории, то груз, сброшенный на парашюте в развалены Мадрида, многих потряс до глубины души: в сброшенном на парашюте ящике обнаружили изрубленный на куски труп Бочарова. Там же нашли записку-сопроводиловку: «Это подарок большевистскому крысятнику, командующему воздушными силами «красных». Пусть знает — его ждет точно такой же конец».

Узнав об этом, Иван не мог найти себе места. Даже отказался от очередного вылета, боясь нервного срыва. Прежние представления о благородных «рыцарях неба» рухнули в одночасье. Через посредников он сделал запрос о причастности договаривающейся стороны к варварской выходке немецких летчиков и получил ответ: это сделали сами испанцы из дикой дивизии «Черные перья», где находился пленный, без ведома немецкого командования. А вскоре до него дошел слух, что вновь прибывший командир немецкой эскадры «Кондор» Рихтгофен не только не осудил вандализм летчиков, а призвал их к ожесточению борьбы с врагами мирового порядка.

В конце концов Иван пришел к горькому выводу: в семье не без урода. Не все летчики способны на благородные поступки по отношению к побежденному.

Чувствуя свою вину в затеянной игре с обменом пленными, Иван после очередной бессонной ночи со злости врезался в середину вражеской стаи бомбардировщиков, налетевших на Гвадалахару, нарушил строгий порядок аккуратных немцев бешеным огнем на немыслимых виражах, а когда вырвался из гущи разлетевшихся «хейнкелей», заметил, что ни одного из них не сбил. Развернулся и снова в атаку, а пулемет, трижды проклятый «шкас», захлебнулся.

Что предпринять? Как выйти из патовой ситуации? Ведомый потерялся. Сверху кружит «мессер». Пусть. Горячка боя пробудила в нем зверя. Сильного, злобного, бесшабашного, прущего напролом под грохот ревущего мотора. В голове — пусто. Лишь кровь в набухающих жилах гремучею ртутью течет, вытесняя всякое здравомыслие и холодный расчет. А «мессер» уже полоснул по обшивке мотора. «Ну, и что? Внизу своя земля». «Хейнкель» впереди как будто пятится на тебя задом. Еще мгновение… и скрежет изрубленного хвоста заглушает рев мотора.