Мало того, что командующий фронтом обозвал известного летчика обидным словом, он назвал его, вперемежку с трехъярусным матом, еще и пособником князя Кропоткина, последнего основоположника отрицания диктатуры пролетариата, пролетарской дисциплины и руководящей роли Коммунистической партии. Кроме навешанных породистых идейно-политических собак и отборных морально-психологических блох, Иван Степанович приказал подать ему рапорт с объяснительной запиской. Что и было незамедлительно исполнено опальным командиром полка по совместительству. Стремясь подспудно оправдать свои неоднозначные действия, старший инспектор невзначай упомянул добрым словом начальника ВВС Новикова, положительно отозвавшегося о проекте создания элитного полка асов, как у противника, чтобы навести порядок в воздухе там, где он непоправимо разрушен. Прочитав представленную объяснительную абракадабру, Конев позвонил Громову с целью прояснить темные пятна на рапорте анархиствующего прожектера прогерманских прожектов и получил от небесного повелителя грома вразумительное подтверждение целесообразности образования такого спецподразделения. Надо же прикрывать черные дыры в небе из-за оттяжки значительных сил фронтовой авиации на ликвидацию Сталинградского котла. Поразмыслив, два самых авторитетных генерала центрального фронта вышли на связь с командующим воздушными войсками и получили добро на формирование полка асов в качестве панацеи от всех прорех в обороне. Лед тронулся.

Вскоре со всего фронта собрали опытных летчиков, сколотили мобильную группу. Эскадрильи рассредоточили по всему фронту, но так, чтобы можно было быстро соединиться. Главная задача: разгромить подвижную группировку немцев, установить контроль, а затем и господство в воздухе.

Но как можно уничтожить целую группировку? Фронт недвижим.

Все зарылись, укрылись, замаскировались. Бомбардировать некого и нечего. Особенно в непогоду, когда добрый хозяин даже собаку во двор не выпускает, когда не горит. А горело где-то на юге, под Сталинградом. Центральный же и Северный фронты законсервировались, заморозились.

Рожденный летать не может не летать. Что делать в таком положении военному летчику от Бога? Вот и выдумала бесовская авианемчура с голубой кровью эдакое научно-демоновское понятие — «свободная охота». Человек с голубой кровью больше, чем человек — убеждал главный идеолог и вдохновитель германского фашизма Фридрих Ницше.

И вот уже сотни, тысячи последователей его бесовской теории о сверхчеловеке, попирающем христианскую «мораль рабов», поднявшись в небо, приступили к свободной охоте на стратегически важные военные объекты, города с возможно большим числом населения; потом — на объекты тактического значения, скопления вооруженных людей.

С началом войны с красной Россией поклонники ницшеанства, отринув «стадный инстинкт личности» — библейскую мораль общества, возвысились до свободного промысла за отдельной личностью и с чисто собачьим упорством гонялись за одинокими людьми на полях и дорогах войны.

Однако в ноябре переломного года наступили другие времена. Выкормышам сумасбродного Ницше стало не до потехи на поле брани, и самый элитный род войск Третьего рейха придумал свободную охоту за слабо поднаторевшим в бою пополнением советских авиаторов из загашников бескрайней Сибири. И вот партийно-подначальное руководство сталинской авиации, на немцев глядя, сляпало в противовес противнику свой полк асов.

Таким образом, узаконились групповые поединки, при которых индивидуально-анархистские расценивались как дополнительные издержки благого дела.

Картина игры менялась в зависимости от обстановки на юге. Вначале вымпелы летели от немцев, и по праву брошенной перчатки русские иваны вынуждены были драться на территории противника. Но это — тот же самый футбол. Дома, как говорится, и стены помогают. Тем не менее железная колода карт заметно снизила свою активность, а после окружения войск генерал-фельдмаршала Паулюса под Сталинградом горделивые вызовы на дуэль и вовсе прекратились.

Русские наоборот — долго, как обычно, запрягали: с проволочкой, со всеми бюрократическими уловками, партийно-политическими подкладками, застойно-централизованным недоверием к низам и выжидания готовых инструкций сверху, но быстро разогнали своих скакунов. Под руководством опального, но не сгоревшего в огне амбициозных баталий заместителя, вымпелы полетели в обратную сторону. Инициатива перешла в руки «анархиста» с привычками узурпатора. Но асам истребительной авиации фронта вроде Михаила Баранова, Андрея Боровых, Василия Зайцева, Ивана Зудилова, Федора Калугина, Григория Онуфриенко, Анатолия Решетова показалось невыгодно воевать во славу Федорова. К тому же штабы захиревших авиасоединений, оголенные опытными кадрами, подстрекали высшее командование к восстановлению былого порядка. Сглаживая остроту проблемы, Громов отстранил врио командира от руля созданного соединения, но не смог полностью отставить основателя полка от боевых вылетов на паритетных началах с другими командирами.

Немецкие асы одного за другим теряли своих товарищей, и постепенно охладели к удачно придуманной системе малыми силами удерживать господство в воздухе. Колесо фортуны начало давать сбои и грозило завалиться на бок. В помощь изрядно потрепанным «королям» и «тузам» прислали из Берлина полковника фон Берга с эмблемой Дракона. По слухам, тот длительное время занимал пост начальника истребительной авиашколы и потому лично не участвовал в боевых действиях. Вместе с титулованным авиатором на фронт прибыла группа инструкторов его школы, призванная восстановить утерянный авторитет немецких асов.

До прибытия на Восточный фронт барон фон Берг имел всего четыре победы на западном театре военных действий и не участвовал в так называемой битве за Англию, которая развернулась позже, после того, как он передал свою эскадру в руки Галланду, а сам устроился на более подобающий барону пост начальника одной из лучших авиашкол.

К этому моменту «федоровцы» обнаглели настолько, что стали шантажировать «картежников», сбрасывая вымпелы, по существу, не с приглашением, а с ультиматумом: «Вызываем вас на дуэль «девять на девять» в ничейное поле южнее Великих Лук. В случае отказа сжигаем вас на аэродроме как последних рыцарей из колоды трусливых шестерок». И подпись — Иван. Внушительно и смешно до слез. Не письмо запорожских казаков турецкому султану, но все же… все же.

Кто бы мог стерпеть такой удар по честолюбию? Нацистские прислужники — да. Но только не крестоносцы рыцарского ордена.

На это и рассчитывал Иван Евграфович, чтобы встретиться с врагом по большому счету. Иной раз находились такие немецкие командиры, которые считали дуэль ребячеством, глупостью, чудачеством, пьяным угаром, всем чем угодно, только не серьезной игрой с серьезным предупреждением, и потому не отзывались на «приглашение», не принимали на веру подобные «послания» русских Иванов и жестоко расплачивались за свое безверие, за свое барское пренебрежение к дурашливым запискам.

Барон все же оказался на высоте баронского самолюбия.

Еще в сентябре, утвердившись в должности и приступив к формированию полка штрафников, Иван сподобился послать письмо Ане и через месяц получил от нее ответное послание с удручающим содержанием. Хотел было сразу написать, да все не находилась минута сосредоточиться. Иезуитские меры, принятые директором завода к ней в отместку за побег мужа на фронт, призваны были устранять коллектив, насолить своевольному летчику не удалось, и тогда он утолил жажду мщения на его жене: уволил с должности пилота связного самолета без права работы на заводе, лишил ее довольствия по аттестату военнослужашего-мужа, подселил в квартиру свою секретаршу.

Долго размышлял Иван над тем, что написать в утешение своей супруге, а начеркал всего две короткие фразы: «Бросай все к черту и лети ко мне».