Мы поужинали в одиночестве, и я, сославшись на усталость, попросилась лечь пораньше. Муж согласно кивнул и провел меня в спальню.
Я сидела на кровати и смотрела, как он раздевается. Тренированное тело с четким рельефом мышц наводило на соответствующие мысли. Вирт отбросил рубашку и остался в мягких брюках, завязывающихся на шнурок на поясе, и прилег, вытягиваясь рядом и притягивая меня поближе к себе. Повернулась на живот и провела рукой по кубикам пресса, над брюками. Он вздрогнул и накрыл мою руку, удерживая на месте.
— И что это было? — спросил Вирт, переплетая пальцы с моими. — Ты же плакалась, что устала и хочешь спать.
— Просто потрогала, — сказала, делая наивные глаза и мягко освобождая руку, а потом запустила шаловливые пальчики под пояс брюк, накрывая быстро увеличивающийся в размере выпуклость.
Муж с шумом выдохнул и вытянул мою руку наружу.
— Куда это мы так торопимся, интриганка? А вдруг я не сдержусь, и все кончится, не начавшись? — он стянул с меня шелковую рубашку и мягко вклинился коленом между бедрами. Я обхватила его ногами и принялась стягивать брюки вниз, пока он довольно урчал, накрывая руками мою грудь. Наконец, мы оба были свободны от одежды, и я облегченно засмеялась, и с нежностью провела руками по его плечам. Вирт слегка прикусил сосок, а потом глубоко втянул вершинку груди. Привстал и начал скользить губами по коже вниз, переходя на живот и спускаясь ниже, пока не добрался до уже влажных складочек и чувствительной горошины. Он подтянул мои бедра к себе поближе, и я выгнулась дугой, задыхаясь от его ласк.
Мне очень повезло с мужем. Вирт был великолепный любовник, чуткий и внимательный, и мог заставить мое тело пылать страстью и петь от любви много раз за ночь. Еще ни разу за все время, он не оставил меня неудовлетворенной. И сейчас я не сомневалась, что все это просто игра, и я с радостью была готова играть в нее. Он любил меня и эта любовь, хоть и проснулась благодаря Магии, носила вполне земной, осязаемый характер. Да я и сама любила его также. Любила и желала не меньше, чем он сам хотел меня.
Первый раунд мы закончили, и я расслабленно лежала на животе, а он, откинув мои волосы на сторону, скользил губами по шее и спине.
— А помнишь, когда я впервые тебя поцеловал? — он наклонился и, точно также как тогда, поцеловал мою шею сзади.
— Нет, — притворилась я, что забыла,
— Нет? Да ты еще вырывалась, как бешеная, а я‑то всего — навсего мазнул губами по шее.
— Еще бы, ведь ты сделал это насильно.
— Жестокая! — отстранился он, обидевшись, — а у меня потом полдня низ живота болел.
— Бедненький, я перевернулась и погладила я его по бедру и потянулась рукой выше, — давай пожалею, сейчас все пройдет.
— Ах ты, нахалка, — рассмеялся он, — ну что за студентки пошли, хватают без спросу за самое сокровенное.
— Заметь, уже в который раз за ночь, — коварно улыбнулась я и сжала его член рукой, — но исключительно в медицинских целях! — я наклонилась и слизнула выступившую на головке каплю, ощущая, как каменеет плоть под рукой. Вирт с шумом выдохнул, но не стал мне мешать, а позволил сжать его рукой и медленно провести по стволу. Только когда я снова обхватила его губами и глубоко втянула в себя, скользнув языком по головке, его выдержка дала сбой. Он глухо зарычал и рывком подтянул за бедра к себе. Закинул мои ноги себе на плечи и жёстко толкнулся, входя до самого упора и впиваясь почти болезненным поцелуем в губы.
Такого бешеного секса у нас еще не было. Вирт без устали работал бедрами, и я дважды успела кончить, до того, как он вышел из меня, но его член все еще оставался напряженным и твердым как камень. Он перевернул меня, обнял сзади за живот и подтянул к себе поближе, заставляя повернуться попкой и, раздвинув ноги, встать на колени. Потом развел мои складочки и легко скользнул в истекающее соками лоно.
— Какая ты сладкая, — шептал Вирт, врезаясь в меня и заставляя подаваться ему навстречу и принимать его так глубоко, как только получалось в таком положении. Этот размеренный ритм окончательно свёл меня с ума.
— Вирт, прошу тебя, — выдохнула я, прижимаясь попкой к нему ближе.
— Что? — спросил он, меняя ритм, и я застонала, уронив голову на руки и изгибаясь от сладостных толчков.
— Вирт, прошу, — взмолилась я, горя от желания, — пожалуйста.
Вирт, наконец, понял, чего я хочу и, обхватив меня за бедра, начал быстро и жестко входить, подводя к финалу. Моей выдержки надолго не хватило, я вскрикнула, и я начала содрогаться, сильно и часто — часто сжимая его глубоко внутри и заставляя излиться на пике моего наслаждения. Мы обессилено упали на кровать, тяжело и хрипло дыша.
Когда я, наконец, отдышалась и нашла в себе силы, чтобы повернутся и положить голову ему на грудь, прошептала.
— Я помню тот день, но тогда я не понимала, от чего отказывалась.
Утром над бухтой сияло яркое солнце, и чайки с криками носились над барашками волн.
В последний раз провела расческой по волосам и начала закручивать их в узел. В открытое окно донесся слабый запах жареной рыбы и я еле сдержала подступивший к горлу тошноту.
Вчера, утром когда выезжали с постоялого двора, было почти тоже самое, но тогда я решила, что это из‑за того, что меня растрясло в дороге. Глотнула воды и поняла, что яхта на сегодня отменяется. Хорошо, что уборная была прямо в комнате, а то бы не добежала. Когда рвать было уже нечем. Умылась и прополоскала рот. Потом вернулась в комнату и, зажимая нос рукой, закрыла окно и без сил повалилась на кровать.
Минут через десять в комнату заглянул Вирт, узнать, почему я не спускаюсь, но увидев мое зеленое лицо, испуганно вздрогнут и мгновенно оказался рядом.
— Что с тобой, Минари? Тебе плохо? Ты заболела?
— Не знаю, — застонала я.
— Я сейчас целителя вызову, потерпи, — подорвался он, но я успела ухватить его за рукав. — Лучше заставь кухарку рыбу жареную выбросить и убери этот тошнотворный запах отсюда. Стоило озвучить вслух, как снова прижала руку ко рту и рванула в уборную. А ведь думала, что рвать уже нечем.
Вирт все время стоял рядом, поддерживая меня. Потом подождал, пока я умоюсь и прополощу рот, и сам отнёс на кровать.
— Когда это началось? — Как‑то странно спросил он, и сказала, что вчера на постоялом дворе. А потом прошло. А сегодня утром снова. Вирт кивнул головой и вдруг прилег рядом со мной и положил руку мне на живот, к чему‑то прислушиваясь. Потом наклонился и прижался к нему щекой.
— Ты чего? — Удивилась я.
— Знакомлюсь, — сказал он абсолютно серьезно.
— С кем?
— Еще не знаю, — он улыбнулся, — с дочкой или с сыном.
Сердце пропустило удар, и я закрыла лицо руками. Потом отняла руки и, счастливо улыбаясь, прошептала.
— Я знаю. Это девочка. Дочка. Я видела ее.
— Видела?
— Да, — кивнула я, — мне сон приснился. Давно, еще в подвале у министра. Перед тем, как ты спас меня. Я стояла возле какого‑то дома с садом, и вы были там. Ты шел ко мне и нес её на плечах. А потом она рассмеялась и назвала меня мама.
— А сад был яблочный? — спросил, вдруг резко ставший серьезным, Вирт.
— Яблочный.
— Минари, — обнял меня муж. — Это дом, в котором родилась моя мать, я очень часто гостил там в детстве. Там вот такие яблоки росли, — показал он мне руками огромное яблоко. Он всего в двух часах еды отсюда. Хочешь, съездим?
— Хочу, — кивнула я, улыбаясь.
— Ты помнишь, то предсказание, которое подарила мне на праздник Зимы?
— Да, а что в нём было?
Вирт загадочно улыбнулся, в его руке появилась записка.
— Читай, — протянул он мне клочок бумажки.
— Любовь — самое важное, что есть у человека. Береги её, — прочла я и подняла на мужа растроганные глаза.
— Там еще не всё. Переверни, — попросил он, и я перевернула бумажку. На второй стороне детским почерком было написано.
'папа и мама где вы так долго я скучаю дина'
Вирт пожал плечами.
— Наверное, дочка пекаря написала родителям, а они не заметили.