Таково было, в отношении материальной культуры, то наследство, которое греки принесли со своей индогерманской родины. Древнейшие археологические памятники из стран, прилегающих к Эгейскому морю, обнаруживают сте­пень развития, во многом сходную с той, которую мы сейчас изобразили. Так, в развалинах древнейшего поселения на месте Илиона не найдено почти ни одного металлического орудия, тогда как каменные изделия встречаются во множе­стве. Тут же находят сосуды из грубой непромытой глины, блестящего черного или красноватого цвета, иногда укра­шенные геометрическим орнаментом и, большею частью, сделанные только рукою, без помощи какого-либо инстру­мента. Но все-таки то поколение, которому принадлежат эти памятники, сделало крупный шаг вперед сравнительно со своими индогерманскими предками: оно уже приобрело оседлость и научилось защищать свои поселения каменными стенами и возводить свои дома на каменных фундаментах.

Над остатками этого древнейшего троянского поселения лежат развалины второго города. Здесь, рядом с многочис­ленными каменными орудиями, оказалось множество изде­лий из меди, а найденные тут же формы из слюдового слан­ца доказывают, что металл обрабатывался на месте. Кроме того, здесь было открыто множество золотых и серебряных украшений и сосудов, в которых Шлиман видел остатки „со­кровищницы Приама"

В общем культура этого „второго города" представляет большое сходство с культурой более древних пластов; осо­бенно глиняная утварь выделана из того же грубого мате­риала и часто имеет ту же форму. В постройке укреплений обнаруживается уже довольно большое искусство; город ок­ружен стеной, снабженной выступами наподобие башен, и ворота защищены чрезвычайно тщательно. Внутри находил­ся скромный „дворец" владыки города, состоявший из муж­ской комнаты с примыкающим к ней помещением для жен­щин. А за стенами, на равнине и на соседних холмах, еще и теперь, как во времена Гомера, возвышаются огромные мо­гильные насыпи троянских царей — зрелище, которого не забудет никто, кому удалось переплыть „широкий Геллес­понт"

Культура, с которой мы знакомимся здесь, получила широкое распространение. Мы находим ее остатки на Кикладских островах — в особенности на Аморге и Фере, в са­мой Греции — на крепостном холме в Тиринфе, под разва­линами царского дворца, в Элевсине — близ Афин и в беотийском Орхомене, но главным образом — на острове Кипр. Раскопки, произведенные в этих местах, обнаружили отчас­ти более развитую культуру, сравнительно с троянской. Так, на Кикладах, рядом с грубыми „троянскими" глиняными из­делиями, встречаются уже сосуды из промытой глины, изго­товленные на гончарном станке и украшенные цветной жи­вописью; орнаментом служат геометрические фигуры и рас­тения. Дальше обнаруживаются и первые начатки каменной скульптуры: мраморные сосуды со спиральным орнаментом и чрезвычайно грубые мраморные статуи обнаженной боги­ни со скрещенными на груди руками, без сомнения, местные подражания металлическим сосудам и идолам, завезенным с Востока.

Но было бы ошибочно заключать из этих наблюдений об этнографическом единстве народов, живших на протяже­нии от Кипра до Трои. Культурное родство и этнографиче­ская близость — две совершенно различные вещи; они могут совпадать, но отнюдь не в силу необходимости. Каждый на­род в течение своей исторической жизни проходит ряд куль­турных стадий, и двигательной силой этого развития бывает обыкновенно влияние соседей. При этом высота культуры у различных племен тем легче уравнивается, чем первобытнее культурная стадия, в которой они находятся. Так, например, позже, в начале исторического периода, мы находим у гре­ков, лидийцев, карийцев и ликийцев в общем совершенно одинаковые внешние формы общежития. Нет никаких осно­ваний предполагать, что в доисторическое время дело об­стояло иначе, раз уже начали развиваться сношения по Эгейскому морю. Итак, если народ, населявший Троаду в каменный и медный период, не принадлежал к греческому племени, — в чем, кажется, нельзя сомневаться, — то отсю­да нельзя делать никакого вывода о национальности обита­телей западного побережья Эгейского моря, стоявших на таком же культурном уровне, как троянцы. Напротив, ввиду широкого распространения этой культуры на греческом по­луострове едва ли можно допустить, что ее носителями были не греки. Есть веские основания думать, что греки перешли в Малую Азию именно в период этой „троянской" культуры. В самом деле, сказание о войне из-за Елены могло локализи­роваться в Илионе только в такое время, когда там сущест­вовал крупный культурный центр, а таким центром был именно „второй город", тогда как все позднейшие поселения на этом месте до эллинистической эпохи имели ничтожное значение. Далее, эту борьбу можно было локализировать в Трое лишь после того, как греки вступили в тесные сноше­ния с областями, лежащими у Геллеспонта, а это едва ли могло случиться до заселения Малой Азии. В таком случае остатки древнейшей культуры на Кикладах, которые мы выше описали, должны быть, по крайней мере отчасти, гре­ческого происхождения, потому что культура распространя­лась вдоль Средиземного моря с востока на запад и, следова­тельно, греки, заселяя острова и Малую Азию, ни в каком случае не могли принести с собой более высокую культуру, чем та, которую они нашли в этих местах.

Как бы то ни было, несомненно, что эгейско-кипрская культура бронзового периода находилась уже под сильным влиянием Вавилона и Египта. Отсюда были заимствованы спиральный орнамент и изображения обнаженной богини, отсюда ввезены были изделия из слоновой кости, найденные во „втором городе" на Гиссарлыке, или по крайней мере ма­териал, из которого они были изготовлены, наконец, от египтян греки научились, может быть, и сооружению камен­ных построек.

Вначале посредницей при этих сношениях была Малая Азия, которая, как огромный мост, соединяет Евфрат с Эгей­ским морем. В древнейшую эпоху существует только сухо­путная торговля; товары переходят из рук в руки, от племе­ни к племени, и как медленно ни совершается такого рода сообщение, оно разносит успехи цивилизации во все углы материка. Этим и объясняется то обстоятельство, что грече­ские колонии на западном берегу Малой Азии развились скорее, чем сама метрополия: здесь, на ионийском прибре­жье, лежат долины Меандра и Герма, естественные пути в глубь малоазиатского полуострова и дальше — к культур­ным центрам Востока.

Напротив, море, как средство сообщения, долго играло второстепенную роль. Малые размеры и плохая конструкция древних судов принуждали мореплавателей часто приста­вать к берегу; поэтому они всегда держались как можно ближе к берегу и только в совершенно тихую погоду и в лучшее время года решались выходить в открытое море. Кроме того, они ежеминутно должны были быть наготове защищать свою жизнь против враждебных береговых жите­лей и морских разбойников. Таким образом, правильное морское сообщение было возможно в древности только ме­жду соседними городами; далекое путешествие предприни­мал только тот, кто жаждал добычи или приключений. Даже после того, как Кипр и Памфилия были заселены греками, сношения этих колоний с их метрополией еще долгое время были очень ограничены. Эти крайние форпосты греческого мира ведут самостоятельное существование. Кипр в области искусства идет своим собственным путем, сохраняет свое древнее наречие, в противоположность всем остальным об­ластям Греции отказывается усвоить фонетическое письмо и не принимает никакого участия в том политическом и соци­альном движении, которое с VIII века охватило греческий мир. И Памфилия в этом отношении немногим разнилась от Кипра.

Только финикийцы или, как они сами называли себя на своем языке, сидонцы установили прямое сообщение между Грецией и дальним Востоком. Они часто упоминаются в позднейших частях гомеровских эпопей; они являются здесь в качестве постоянных посетителей греческих гаваней, в ко­торых остаются иногда на всю зиму. Как ловкие и не совсем честные купцы, они пользовались дурной славой у греков, но их терпели ради их товаров. В VIII и VII веках в их руках была, вероятно, большая часть торговли на Эгейском море; к этому времени относится и большинство произведений фи­никийской промышленности, найденных на греческой почве.