— Почему опоздали? Латыши ждут, моряки ждут, а вы невесть где-то прохлаждаетесь, копуны чертовы!

Крупович начал объяснять причины опоздания, но Блохин выругался и приказал двигаться вперед бегом.

Сам он зарысил впереди отряда. Фесин бежал, держась за стремя, и отрывисто, в общих чертах, рассказал командиру о происшедших событиях.

— Вот тоже шляпы, туды его растуды! — снова вскипел Блохин. — Почему не поймали этого проходимца Фомина? Почему его сразу на месте не расстреляли, проклятого?! Тебе, Крупович, и тебе, Фесин, блох на печи ловить, а не командовать солдатами на войне.

— А ты сам куда смотрел? — рассердился Крупович. — Где твои глаза раньше были?

— Да и я шляпа! — согласился Блохин. — И Прахов, старый черт, просмотрел. Еще в Нарве инженер предупреждал об этой сволочи — Фомине. Так слюни распустили — будем присматривать да наблюдать, вместо того чтобы сразу пустить в расход сукина сына.

Отряд прибыл на место, и сразу же Блохин стал разводить подразделения по позициям. Рабочие небольшими группами пробирались к своим местам. Люди спотыкались о корни и кустарники, проваливались в сугробы, но никто не ругался и не ворчал. Где-то совсем близко в синеватой дымке вспыхивали яркие звездочки выстрелов. Иногда над головой с мелодичным звуком проносилась немецкая пуля.

Разместив красногвардейцев, Блохин стал обходить линию окопов, неторопливо объясняя, как следует вести себя.

— Вперед не рвись! Зря не высовывайся, соседу в бою помогай, внимательно слушай команду командиров.

Когда он закончил обход и вернулся к небольшой землянке, где должен был разместиться КП, им вновь овладели сомнения: как бы необстрелянные бойцы Стального отряда не дрогнули в бою. При тусклом свете зимнего утра он снова принялся рассматривать карту. Латыши располагались слева, к югу от Стального отряда, прочно оседлав железную дорогу и Ревельское шоссе в нескольких километрах к западу от станции Вайвара. Моряки находились справа, севернее, и преграждали шоссе, идущее вдоль побережья Финского залива. Стальной отряд заполнял промежуток между ними. Но на флангах отряда имелись почти километровые разрывы, охраняемые лишь дозорами и секретами. Для защиты бреши между Стальным отрядом и латышскими стрелками Беманс выставил роту уступом, за своим правым флангом.

Разобравшись в обстановке, Блохин решил, что надо укрепить фланги.

«Надо иметь значительный резерв, чтобы в нужную минуту бросить его, куда понадобится, — прикидывал он. — Во главе резерва поставлю Петрова… Нет, Петрова следует еще проверить в боевой обстановке. Лучше Прахова. Или вызвать из резерва Орехова?»

Позиции Стального отряда от моряков отделяла ложбинка, густо поросшая кустарником, почти доверху занесенная снегом. Ложбинка хороню просматривалась и простреливалась. Блохин выслал туда дозор из четырех человек, поручив им наблюдение за действиями немцев.

На левом фланге, сразу за лесом, начиналось ровное заснеженное поле, на краю которого чуть обрисовывались окопы латышей. Блохин сразу понял, что именно здесь уязвимое место обороны.

«Попрошу Беманса немедленно выдвинуть сюда хотя бы пару пулеметов», — подумал Блохин и направился на КП в землянке.

Как только рассвело, немецкая артиллерия открыла огонь.

От командного пункта хорошо просматривалась вся опушка леса. Блохин неторопливо прошелся вдоль всего участка обороны. Он останавливался, чтобы разглядеть в бинокль вражеские позиции. Делал это он умышленно неторопливо, хотя при каждом близком разрыве снаряда сердце его замирало от неприятного волнения.

— Товарищ Блохин! Прикажи-ка и нашим пушкам ударить по немцу, чтобы нам не так скучно было, — просили его бойцы.

— Нет, товарищи, раньше времени обнаруживать свои пушки не будем, — отвечал Блохин и шел дальше.

На командном пункте в землянке разместилась Саня с телефоном. Телефонисты тянули сюда провода. Девушка деловито покрикивала на замешкавшихся связистов.

— Копуны несчастные! Шевелитесь поскорее!

— Добро! — кивнул Блохин, услышав голос девушки. — С ними не стесняйся, Саня! С кем установила уже связь?

— С латышами! К морякам еще тянут провод, — ответила она.

— Поэнергичнее поторапливай ребят, а то немец подогреет вас! — посоветовал Блохин и отошел.

Поблизости от землянки, в небольшой лощинке, поросшей ельником, Семенов развернул перевязочный пункт. Тут же суетилась Повалихина, помогая ротным поварам раздавать подвезенные из деревни щи и гречневую кашу.

— Эге, да здесь на фронте жизнь получше, чем в Петрограде! — шутили бойцы, сидевшие в окопах. — Харч что надо!

Вдруг прямо в неглубоком окопе с грохотом разорвался немецкий снаряд. Тотчас по лесу разнесся протяжный мучительный стон. Чуть ли не вся рота Круповича, оставив в окопах оружие, бросилась на помощь трем раненым.

— Стой! Куда?! — закричал Крупович. — Все по местам!

Рабочие нехотя стали возвращаться в окопы, но второй снаряд, разорвавшийся в лесу, подогнал их. Через минуту все сидели в укрытиях и «лисьих норах».

К фельдшеру Семенову прибежал взволнованный связной и сообщил о раненых. Рая и Кустова схватили носилки.

— Раненых понесут санитары! — строго распорядился Семенов. — Медицинский персонал не должен покидать свои места!

Немцы усилили обстрел. Снаряды с визгом и грохотом рвались на опушке леса. То и дело раздавались тревожные крики:

— Санитара!

Чтобы избежать потерь, Блохин решил отвести людей в глубь леса, оставив в окопчиках на опушке лишь дозорных.

Заметив движение на краю леса, немцы стали стрелять шрапнелью, но снаряды рвались далеко в тылу.

«Держатся пока ребята! — с удовлетворением подумал Блохин. — Хоть и не обстрелянные, а держатся!»

Откуда-то из-за молодого ельника выбежал Прахов. Блохин сразу обратил внимание на подрагивающие губы и сдвинутые брови Прахова.

— Что, комиссар, боязно? — рассмеялся он. — Это тебе не сталь варить!

— Ну и глуп же ты, Блохин! — раздраженно ответил Прахов. — Стану я обращать внимание на эти штучки!..

Он пренебрежительно ткнул пальцем в сторону разорвавшегося снаряда.

— А что случилось? — сразу стал серьезным Блохин.

— А то, что мы с тобой слепыми щенятами оказались! — Глаза Прахова сердито сверкнули за стеклами очков. — Товарищ Лебедева так и сказала — вы с командиром вроде слепых щенят…

— Да ты толком расскажи, что произошло?

— А то произошло, дорогой товарищ командир, что мы с тобой матерого волка пригрели! Поймали одного дружка-приятеля Фомина. Фомин его в наш отряд пристроил, хоть он на Стальном никогда не работал. Так вот, этот самый дружок рассказал с перепугу, что Фомин такой же матрос, как ты кайзер Вильгельм.

— Ну?! — удивился Блохин. — Не матрос? А кто же он?

— Самая настоящая белогвардейская контра. Он людей подговаривал перебить всех командиров. А отряд наверное, думал завести в засаду…

Из окопов закричали:

— Блохин! Товарищ командир, немцы идут!

— По окопам! — крикнул Блохин. — Стрелять по команде.

По заснеженному болоту бежала густая цепь немцев. Их зеленовато-серые фигуры хорошо выделялись на белом фоне снега.

— Не меньше батальона! — заметил Блохин.

Немцы шли молча, во весь рост. Их широкая цепь, выгибаясь, охватывала позиции рабочего отряда.

Красногвардейцы открыли торопливый яростный огонь. Напрасно Блохин, Прахов и другие командиры бегали вдоль окопов и требовали беречь патроны. Торопливая, но малоэффективная стрельба продолжалась, а немцы подходили все ближе.

Вдруг в самом центре расположения Стального отряда заговорил пулемет. Он бил короткими точными очередями. Блохин видел, как падали в снег немцы, как шарахнулись они назад…

«Ну и молодец! Откуда у нас такой лихой пулеметчик?» — подумал командир, перебегая к центру.

Еще издали он увидел Петрова. Инженер лежал за пулеметом, припав к прицелу.

«Молодец инженер! Свой парень! Такому можно верить!» — с радостным, теплым чувством решил Блохин.