— Да уж знаю, моя госпожа... — вздохнул Соломон. — Таки что я могу сказать. На мой взгляд, главное в Каббале — получение удовольствия от жизни.

   — Удовольствия?! — вскинула брови принцесса.

   — Именно удовольствия... — подтвердил еврей. — От общения с Богом. От любви к нему. И всему, что нас окружает... Любовь и перевоплощение бессмертной души — суть Учения.

   — Вот как... — задумчиво проронила Гита. — Теперь понятно, что не простили Иисусу...

Она помолчала и неожиданно сменила тему.

   — Флавий[43] пишет, что римляне больше года осаждали ваш город. Такого у них не бывало... Верно, вы мужественно оборонялись.

   — Мужественно... — вздохнул лекарь. — Но при этом не слышали друг друга... Потому-то они победили.

   — И теперь вы ждёте, когда воспарит третий Храм?

   — Кто-то ждёт. Я нет.

   — Почему, Соломон? — удивилась принцесса.

   — Он тут, моя госпожа... — развёл руками еврей. — Так же как и первый и второй... Можно обратить в прах камень, но нельзя разрушить Храм... Приглядитесь, — добавил он, указывая в сторону города, — и вы увидите его над стенами.

Принцесса пристально посмотрела туда, куда указывал лекарь.

   — Ты имеешь в виду это призрачное сияние? — уточнила она.

   — Да, моя госпожа... — подтвердил Соломон. — Если вы вглядитесь внимательнее, то увидите Храм... Видите?

   — Мне кажется — да... — неуверенно прошептала Гита. — Если это мне не грезится...

   — Вам не грезится, Ваше Высочество, — улыбнулся лекарь.

   — Хм... Странно... — покачала головой девушка. — Почему же другие его не видят?

   — Придёт время, и увидят, — пожал плечами еврей. — И тогда на земле воцарятся мир и любовь.

   — Верно, это будет не скоро, — вздохнула принцесса, опуская голову.

   — Да, моя госпожа, — согласился собеседник. — Очень не скоро.

Они вновь замолчали.

   — Что ж, любезные мои, — вздохнула Гита. — Пора собираться в обратный путь.

По тону чувствовалось, что ей не хочется покидать Иерусалим.

   — А не остаться ли тут на ночь? — предложил Рагнар. — Вам бы не мешало отдохнуть, моя госпожа.

   — Это было бы кощунством, друг мой, — чуть помедлив, возразила принцесса. — Отправляемся немедля.

С помощью Рагнара она села на мула и двинулась в обратный путь. Покачиваясь в такт движению животного, она безучастно смотрела вперёд, ибо мысли и душа её оставались в Белом Городе, настолько притягательна была сила этого Святого Места. Ехавший рядом Соломон был в таком же состоянии. В его памяти всплывали все грехи, которые он успел совершить, лекарь просил у Господа прощения и молился за дорогих ему людей.

Ночью ни Соломон, ни Гита не могли уснуть. Лишь наутро к ним вернулось ощущение реальности. На обратном пути Бог миловал паломников, и они благополучно доплыли до Константинополя. Принцесса решила не сходить с корабля, она села на корме и стала наблюдать за шумными и суетливыми обитателями города.

   — До чего же они не похожи на нас, — обратилась она к Соломону.

   — Вы правы, моя госпожа, — согласился тот.

Гита задумчиво взглянула на него и неожиданно спросила:

   — Скажи, друг мой. Ты давно не был в Гардарике?

   — Давно, моя госпожа, — ответил еврей.

— Что ж. Я сделаю тебе ещё один подарок. Ты поплывёшь не с нами, а мимо неё.

   — Вы шутите?

   — Отнюдь. Плыви, и да поможет тебе Господь. Деньги на дорогу возьмёшь у Рагнара.

   — Благодарю вас, моя принцесса, — растроганно прошептал Соломон. — Позвольте поцеловать вашу ручку.

   — Перестань, — отмахнулась Гита. — Иди собирайся.

Соломон уложил свои нехитрые пожитки, попрощался с принцессой и Рагнаром и сошёл на берег. Он переночевал на постоялом дворе, побродил меж судов и пообщался с несколькими местными евреями. Те помогли ему найти корабль, уходивший на Русь. Соломон разместился на палубе, прилёг на халат, подаренный принцессой, и закрыл глаза. Но тревожные мысли не давали ему забыться. «Как там моя госпожа? — думал он. — Что-то мне за неё неспокойно».

— А ну-ка, Ратибор! Поддай ещё! — воскликнул князь Всеволод. Воевода плеснул на раскалённые камни ковш душистого кваса. Камни яростно зашипели, взметнув к потолку клубы ядрёного пара.

   — Ой, хорошо! Ой, не могу! Ой, умру! — постанывал князь, охаживая себя веником. — Поддавай, Ратибор! Поддавай!

Отведя душу, он вывалился из парильни и опрокинул на себя бадейку студёной родниковой воды. Вслед за ним вылетел и Ратибор. Князь уселся на лавку и прикрылся рушником.

   — Славно попарились, — улыбнулся он.

   — Да уж, княже, — кивнул воевода.

Всеволод взглянул на него и спросил:

   — Что слышно на Руси, Ратибор?

   — Всё спокойно, княже.

   — Есть ли известия о Изяславе[44]?

   — Нет. Будто канул в папской земле.

   — А половцы?

   — Пока не балуют.

   — То ладно. А что за торговые гости пожаловали к нам?

   — Окромя ромеев, более никого нету.

   — Пошто так?

   — Не ведаю, княже, — опустил глаза хитрый воевода. — Да вот ещё, — поднял он взор, — наведался тут к своим один заморский жидок.

   — Кто таков? — заинтересовался князь.

   — Служил Гарольду-саксонцу. А ныне возвернулся из Святой Земли.

   — Это какому же Гарольду? Тому, что хватил лиха от варягов?

   — Тому самому.

   — Поди ты. И зачем его человек прибыл к нам? Что ему надобно? Хочет торговать?

   — Нет, княже. Он лекарь. А ныне состоит при дочери Гарольда.

   — При дочери, говоришь? Знаю её. О ней мне писала сестра.

Князь отёр рушником потное лицо и продолжил разговор:

   — Елизавета писала, что принцесса умом богата и собой хороша. Да и приданое за ней немалое...

   — А годков-то ей сколь? — поинтересовался Ратибор.

   — Пора замуж, — ответил князь. Он помолчал мгновение, вздохнул и закончил: — Жаль девку. Чай, несладко ей на чужих хлебах.

   — Да уж, поди, несладко, — кивнул воевода.

   — А не женить ли мне на ней Владимира? — внезапно спросил Всеволод.

   — Что ж... Оно, конечно, дело хорошее, — удивлённо откликнулся Ратибор. — Только королевна-то без королевства...

   — На что нам её королевство? У нас своей земли девать некуда, — размышлял князь.

   — Это так.

Главное, что она королевская дочь. То сыну на руку. Да и пострадала от папских прихвостней. Сироту пригреть — святое дело!

   — Век будет благодарна, — поддакнул воевода. — И на небе нам это зачтётся.

   — С Богом не торгуются, голубь, — нахмурился князь. — Не ждут милостей в обмен на благодеяния.

   — Да я не... — стал было оправдываться Ратибор.

   — Не суесловь, — погрозил ему пальцем Всеволод. Воевода умолк.

   — Ладно, голубь, — отходчиво усмехнулся князь. — Пойдём ещё разок погреем косточки. А потом зови в терем того заморского гостя. Хочу с ним говорить.

Гостем, о котором выше шла речь, был Соломон. Накануне он прибыл в родительский дом. Отец чинил изгородь, он случайно поднял глаза, увидел идущего по тропинке сына и замер от неожиданности.

   — Сынок. Соломончик. Откуда ты, родной? Ай, молодец. Вот радость-то будет матери, — вскричал старик и, расцеловав сына, повёл в дом.

Мать, увидев Соломона, уронила на пол кринку с молоком, со слезами кинулась ему на шею.

   — Будет, будет, матушка, — улыбался он, гладя её по голове. Наплакавшись, мать стала накрывать на стол, а отец сел рядом с Соломоном и завёл серьёзный разговор. Сын рассказывал о своей нелёгкой жизни, а отец лишь крякал и охал.

Через час мать закончила свои приготовления, заставив стол так, что на нём не осталось свободного места. Мужчины прервали беседу и принялись за еду. Соломон выпил мёду, плотно закусил, затем откинулся к стене и внимательно взглянул на родителей.