Няня придвинула жаровню к лежанке, села рядом с девочкой и стала гладить её по головке.

   — Моя горлинка, — лукаво произнесла она, — чует моё сердце, что ярл Эйнар по уши в тебя влюблён.

Айя застеснялась и спрятала лицо в ладошки.

   — Перестань, Хильда. Ты меня смущаешь, — пропищала она, поглядывая через неплотно сжатые пальчики.

   — Да что ты, моя птичка. Ничего плохого в этом нет. Как же можно не влюбиться в такую красавицу, — улыбнулась няня.

Принцесса раздвинула пальчики, и сквозь них заблестели её любопытные глазки.

   — А он тебе нравится, Хильда? — спросила она.

   — Достойный молодой человек, — ответила Хильда. — Знатный и воспитанный. А тебе-то самой он нравится, моя голубка?

   — Да ну тебя, — снова засмущалась девочка. — Вовсе не нравится... Длинный, тощий...

   — Тощий, это не страшно, моя птичка, — засмеялась Хильда. — Откормим, и будет женишок хоть куда!

Айя фыркнула и залилась звонким смехом. Насмеявшись, она вытерла глазки и уставилась в потолок. Пламя свечи играло в её зрачках.

   — Я хочу, чтобы мой жених был похож на батюшку, — сказала она, — чтоб он был таким же мужественным и добрым.

   — О-хо-хо, — вздохнула няня. — Долго же нам придётся искать жениха. Трудно найти второго такого, как наш король Гарольд!

   — А ты говоришь — откормим! — вновь зашлась в смехе девочка. Внезапно перестав смеяться, она спросила: — Скажи, Хильда, а за что мужчины нас любят?

Няня растерялась.

   — Да кто ж их знает, этих мужчин?.. Для них главное, чтоб мы глядели им в рот. Превозносили до небес. Не отягощали своими заботами. Ухаживали, как за малыми детьми... И вот ещё что... Мы должны помогать им в их делах!

   — Помогать?

   — Именно... Если всё это выполнять, их можно брать голыми руками! — уверенно закончила Хильда.

   — Разве они такие глупые? Наверно, ты преувеличиваешь, — усомнилась девочка.

   — Они не глупые, моя малышка, просто они как дети. И обращаться с ними надо как с детьми.

   — И всего-то?

   — Да, моя ласточка.

Девочка какое-то время раздумывала над словами кормилицы, затем, привстав на ложе, неожиданно спросила:

   — Скажи, Хильда, а у моего отца было много возлюбленных?

Хильда замялась на мгновение, однако ответила со свойственной ей прямотой:

   — Король добр и широк. Женщины так и льнут к нему. Однако его сердце принадлежало лишь одной.

   — Матушке?

—Ей, моя ласточка.

Айя нахмурила бровки, помолчала и вновь спросила:

   — Матушка его очень любила?..

   — Да, моя птичка, — вздохнула няня, — только им и жила.

   — А теперь? Должно быть, возненавидела? — Девочка с тревогой взглянула на Хильду.

   — Любит ещё сильней, — грустно ответила та.

   — Разве так бывает? — удивилась принцесса.

   — Ещё как бывает. Вот вырастешь и узнаешь, как может любить настоящая женщина.

   — И матушка простила его?

   — Да... Если любишь, то простишь и не такое... Ведь ты же простила? — неожиданно спросила няня.

   — Я? — растерялась девочка. — Конечно! — согласилась она. — Я люблю и буду любить батюшку, что бы ни случилось.

   — Вот видишь, моя ласточка, — невесело улыбнулась няня. — Да и винить его не в чем, — добавила она. — Не по своей воле он это сделал.

Айя пригорюнилась. Помолчав, она подняла на Хильду повлажневшие глазки и чуть слышно сказала:

   — А может, батюшка разлюбил матушку?

   — Какой там! — ответила Хильда, украдкой вытирая глаза. — Видно, как он мучается. Не каждый мужчина способен на такую любовь!

Девочка не удержалась и заплакала. Хильда, хлюпая носом, попыталась её утешить, но не выдержала и тоже разревелась. Наплакавшись, они долго молчали, думая каждая о своём.

   — Ну спи, моя ласточка, — наконец сказала няня. — Время позднее. Пора закрывать наши ясные глазки.

Она погладила девочку по голове, поцеловала её нежную ручку и ушла в соседний покой, оставив у изголовья принцессы горящую свечу.

Айя повернулась на бок, подложила ладошки под щёку и стала смотреть на огонь. Пламя свечи колебалось на сквозняке, отбрасывая на стену причудливые тени. Это мерное движение убаюкивало девочку, глаза принцессы начали слипаться, рот приоткрылся, и она погрузилась в глубокий, безмятежный сон.

Тем временем небо полностью очистилось. Яркая луна залила замок неверным, холодным светом. Словно любопытствуя, она заглянула в окно королевской опочивальни.

Гарольд не спал. Разбросав могучие руки, он напряжённо смотрел в потолок. У дверей похрапывал Рагнар, на башнях замка позвякивали оружием часовые, под окном лаяли собаки. Эти привычные звуки ночи в иное время действовали на короля как снотворное зелье, однако сегодня сон бежал от него. Как только ночь взяла в свои объятья его вассалов, спокойствие и уверенность покинули Гарольда. Сомнения тяжким грузом легли на его сердце, не давая расслабиться.

Король перевернулся на один бок, затем на другой.

   — Рагнар! — негромко позвал он.

   — Я здесь, мой король! — мгновенно отозвался оруженосец.

   — Принеси воды.

Рагнар вскочил на ноги, провёл ладонью по лицу, отгоняя сон, раздул огонь и принёс из соседнего покоя кувшин и кубок. Налив в кубок воды, он подал его королю. Тот жадно осушил кубок и опустился на ложе.

   — Не спится, — промолвил он.

Оруженосец молчал. Не зная, чем помочь повелителю, он сочувственно смотрел на него по-собачьи преданными глазами.

   — Скажи, Рагнар, что думают люди? — задумчиво спросил Гарольд.

   — О чём, мой король? — не понял Рагнар.

   — О грядущей войне.

   — Они ненавидят норманнов, чума их забери... И готовы отдать жизнь за своего короля!

   — А как они относятся к тому, что я нарушил клятву? — чуть помедлив, сказал Гарольд.

   — Люди знают, что эта клятва была вырвана силой.

   — А не ворчат ли они по поводу того, что я не попытался уклониться от войны?

   — Напротив. Они горды тем, что их король выбросил за дверь наглого норманнского святошу!

Этот ответ не удовлетворил Гарольда. Он оперся на локоть и спросил:

   — А может, стоило поиграть с Вильгельмом в кошки-мышки?.. А, Рагнар?..

   — Сказать по правде, не знаю, мой король. По мне, так играй не играй, а чему быть, того не миновать... Всё в руках Вотана!

   — Тут ты прав! — промолвил король. Спокойный, уверенный тон телохранителя немного развеял его сомнения. «Мои воины верят в меня. И это главное! — подумал он. — Нечего переживать понапрасну. Я поступил так, как угодно было Господу. Всё в его руках, и он позаботится о будущем. А теперь надо спать. Спать!»

Гарольд откинулся на шкуры и закрыл глаза, но тревожные мысли не уходили. Они стеной стояли у изголовья, не давая забыться.

«А что делать с Айей? Как уберечь её, если со мной случится беда? — думал король, — Айя, Айя... Она становится красавицей... Такой же, как её мать».

Внезапно на него нахлынули воспоминания, образ любимой вытеснил тревожные думы. Гарольд вспомнил тот далёкий июльский день, что они провели у моря. Волна нежности захлестнула его, он улыбнулся, но в следующий миг его лицо исказила гримаса нестерпимой боли.

   — Как же я мог это сделать?! — прошептал он, с трудом подавляя стон.

   — А? Что? — встрепенулся Рагнар.

   — Ничего... Туши свечу, — глухо проронил король.

Свет в окне королевской опочивальни погас.

«Уснул наш славный Гарольд», — подумал один из часовых, что стоял напротив окна на башне замка.

Ночь безраздельно властвовала в подлунном мире, но ничто не вечно, всему приходит конец. Тонкая полоска света заалела на горизонте, это солнце вступило в бой с силами тьмы, его первые слабые лучи бесстрашно боролись с сумерками. Ночь пыталась сопротивляться, казалось, что она вот-вот одержит победу, но её час пробил, янтарное светило прорвало последние бастионы мглы и поднялось над землёй.