— Зажрались мои любезные норманны. Разжирели. Изнежились на мягких перинах в объятьях пухлых шлюх... Ничего, я их расшевелю!

Он вновь обернулся к советнику, глаза его засветились бешеным огнём.

   — Да, друг мой, я захвачу Англию! И создам могучее королевство, такое, какого ещё не видел мир! А те, кто останутся тут, будут прозябать в нищете!

Снаружи послышался шум. В кабинет заглянул Ральф и доложил:

   — Отец Мэйгрот и мессир де Монфор просят принять их.

Отстранив оруженосца рукой, в комнату ввалился запыхавшийся сеньор, разодетый в шелка и бархат. Это был Юг де Монфор, которого герцог посылал в Англию выяснить настроение тамошней знати. За ним по пятам следовал отец Мэйгрот.

   — Приветствуем вас, монсеньор! В добром ли вы здравии? — с поклоном обратились к герцогу посланцы.

Вильгельм приблизился к монаху и, глядя в глаза, властно спросил:

   — С чем приехал? Что предлагает Гарольд? Отдаст ли он корону, чтобы сохранить мир?

Монах закусил губу, не зная, с чего начать.

   — Так что? Будет ли свадьба? До чего вы договорились? — наседал Вильгельм.

   — Свадьбы не будет, монсеньор... — с убитым видом ответил монах.

   — А ты передал Гарольду мои требования? — вскричал герцог.

   — Да, монсеньор.

   — Припугнул саксов?

   — Припугнул, монсеньор, ещё как припугнул. Но Гарольд упорствует. Он отверг все ваши требования.

Вильгельм нахмурился, лицо его налилось тяжёлой злобой, глаза загорелись огнём.

   — Как он посмел?! И как посмел ты явиться ко мне с такими известиями? Разве я тебя за этим посылал?!

На крики в комнату вбежали Сигурд и Ральф.

   — Пошли вон!! — заорал на них герцог.

Оруженосцы пулей вылетели обратно. Предвидя бурю, отец Мэйгрот тихонько отодвинулся подальше и превратился в статую. Юг де Монфор лишь моргал, озадаченно глядя на разъярённого сюзерена.

Вильгельм продолжал неистовствовать.

   — Ничтожества! — ревел он. — Ни на что не годитесь!.. Ни на кого нельзя положиться! Всё приходится делать самому!

В этот момент в покой вступили два священника — краснощёкий толстяк, облачённый в фиолетовую рясу, и невысокий, крепко сбитый монах с пронзительными чёрными глазами. То были сводный брат герцога — епископ Одо и уже знакомый нам настоятель Ланфранк. Мгновенно оценив обстановку, настоятель замер у порога, в то время как епископ поспешил вмешаться в перепалку.

   — Любезный Вильгельм, чем ты так раздражён? — елейным тоном спросил он.

Герцог злобно уставился на него.

   — Чем я раздражён? — прорычал он. — Спроси у посла, у нашего умницы Мэйгрота.

   — Что случилось, брат мой? — обратился к монаху епископ.

   — Гарольд продолжает упорствовать, — тихо ответил тот. — Он расторг помолвку и не хочет возвращать корону.

   — Вот и славно! — воскликнул епископ. — И не нужна нам эта помолвка. А корону добудем силой...

   — Замолчи, брат, — оборвал его герцог. Епископ обиженно поджал губы и взялся за массивный, усыпанный аметистами крест, висевший на его груди.

Тем временем Вильгельм обратился к де Монфору:

   — Я надеюсь, хоть ты, милейший, не зря прохлаждался в Англии и привёз ценные сведения. Итак?

   — Саксы, как это ни удивительно, рвутся в бой, — сухо ответил барон.

   — Да? — поразился Вильгельм.

   — Да, монсеньор.

   — Хм... Странно... Очень странно. С чего бы это они так расхрабрились? А, Монфор?

   — Они верят в Гарольда. А Гарольд умён и бесстрашен. Он опасный противник!

   — Опасный?

   — Очень. И что самое главное — умный.

   — Уж не влюбился ли ты в него? — ехидно спросил герцог.

   — Не скрою, он мне очень понравился, — честно ответил де Монфор.

   — Чем же?

   — Истинным благородством... Это настоящий король!

   — Что?.. Что ты сказал, презренный?! — вскричал герцог. — Как ты посмел назвать его королём в моём присутствии?!

   — Я сказал то, что думаю, монсеньор! — возмутился де Монфор. — И не смейте не меня кричать! Я сеньор, а не виллан!

   — Ты не сеньор, а разряженный петух.

   — Это оскорбление, монсеньор! — дрожа от ярости, заорал барон. — И если я стерплю его, то потеряю честь!

   — А если не стерпишь, потеряешь голову! — взревел герцог и, схватившись за кинжал, висевший у него на поясе, ринулся на непокорного вассала. Тот потянулся к мечу. Перепуганный епископ бросился между ними.

   — Мессир, брат мой, успокойся. Монфор не сказал ничего обидного. Он говорит правду — что в этом дурного? Какая польза от льстивой лжи?

   — Не сметь мне указывать! — прорычал Вильгельм. — Тут хозяин я. И только я!

   — Конечно, конечно, любезный брат мой, — увещевал его епископ. — Никто в этом и не сомневается.

   — Так закрой рот и не лезь, куда тебя не просят.

Епископ набычился и опустил глаза.

Герцог помолчал, злобно поглядывая то на епископа, то на де Монфора, затем нехотя снял руку с кинжала и отвернулся. Приближённые облегчённо перевели дух.

   — Так ты говоришь, он умён? — не оборачиваясь, хмуро спросил Вильгельм.

   — Да, монсеньор! — стоял на своём барон.

Герцог резко повернулся, смерил де Монфора тяжёлым взглядом и с издёвкой в голосе поинтересовался:

   — И в чём же заключается его ум?

   — Он мудрый правитель. Он равно уважительно относится ко всем своим разноплеменным вассалам. Он почитает церковь. Он задумал преобразования, которые могут значительно укрепить Англию.

   — Могут... Если я дам ему время, — криво усмехнулся Вильгельм. — Но я не дам ему времени... Не дам!

Он прошёлся по комнате, приблизился к оружейной горке и непроизвольно провёл рукой по любимому мечу.

«Мало того, что мои бароны обленились, — раздражённо думал герцог, — так тут ещё этот саксонский умник... Почему он так нагло себя ведёт? Надеется собрать большое войско? Рассчитывает на помощь датчан?.. А ведь они могут ему помочь. Ещё как могут. Хм... Не остановиться ли, пока не поздно? Пока не опозорился перед всем миром... Но если отступлю — познаю ещё больший позор. Что же делать?»

Вильгельм обернулся к де Монфору и спросил:

   — А есть ли у Гарольда слабости?

   — Есть, монсеньор, — помедлив мгновение, ответил тот.

   — И каковы же они?

   — Он слишком честен... И бесхитростен.

   — Ничего себе честен! — воскликнул Вильгельм. — О какой чести ты тут толкуешь? Ведь он нарушил свой обет!

   — Клятвопреступление тяжким бременем легло на его душу, — пояснил барон, — это нам на руку, монсеньор. Его неспокойная совесть — наш лучший союзник.

   — Вот это другое дело, — усмехнулся герцог. — А ты говоришь — умный.

Вильгельм поднял указательный палец и назидательно произнёс:

   — Умный — не может быть слишком честным. Запомни это, Монфор. Волка кормят ноги и клыки. А честью сыт не будешь!

Герцог на мгновение прервался, перевёл дух и, глядя на огонь жаровни, продолжил:

   — Людьми правит алчность, а вовсе не честь. Умный правитель понимает это и умело использует в своих интересах, отхватывая лучшие куски. А слишком честный — довольствуется объедками!

Произнеся эти слова, Вильгельм прошёл к креслу, уселся в него и с усмешкой уставился на своих вассалов.

   — А знаешь, Монфор, — вновь заговорил он, — мне пришлось по душе, как ты защищал Гарольда. Он действительно хорош. Прими он моё предложение, я был бы доволен. Вдвоём мы бы завоевали весь мир!

   — Он отозвался о вас столь же лестно и обещал дружбу, если вы откажетесь от своих притязаний, — встрял в разговор отец Мэйгрот.

   — А как ещё он мог обо мне отозваться? — усмехнулся герцог. — Истинные воины всегда уважают друг друга... К тому же мы очень похожи. Мы оба умны, решительны и честолюбивы... Что до дружбы... — герцог замолк, откинулся на спинку кресла и о чём-то задумался. Улыбка сбежала с его лица.

   — Мы могли бы быть большими друзьями... — медленно заговорил он. — Но Гарольд мой враг. И враг смертельный. Ибо он стоит между мной и английской короной... Корона нужна не только мне... Нормандия со всех сторон окружена врагами. Завоёванный нами мир шаток и ненадёжен. Стоит мне умереть — и алчные соседи разорвут герцогство на куски... Именно поэтому нам необходимо захватить этот остров и превратить его в неприступную крепость. И клянусь Кровью Христовой, я сделаю это! А Гарольд либо покорится, либо умрёт — третьего не дано!