— Что поделать, государь, — вздохнул архиепископ. — Люди, следовавшие этому учению, не боялись смерти. А власть держится на страхе. Иначе как управлять подданными.
— Да уж... — согласился король. — Знающими управлять трудно... Скажи-ка, святой отец. Я не могу понять одного. Если ученики не боялись смерти, то как могли предать?.. Я понимаю один. Несколько. Но все! Да ещё такого, как Иисус!
— Всякое случается, Ваше Величество, — опустил взгляд старик.
— Случается... — не отступал Гарольд. — И всё же что-то тут не укладывается в моей голове. Вот скажи, о чём они говорили там — в Гефсиманском саду? Пока с ними не было Иуды. Не молчали же всё время.
— Сие нам не ведомо, — уклончиво ответил отец Альдред.
— То-то и оно, что не ведомо, — кивнул король. — А ведь это были последние часы. Неужели ты веришь, что ученики могли уснуть? После всего, что сказал им Учитель.
— Вы правы, — задумчиво проронил прелат, — уснуть было трудно.
— А потом, когда пришли стражники, — они молча разошлись. Тебе не кажется всё это странным?
— Не знаю, что и ответить, государь. Ваш разум, стремясь к истине, ломает привычные каноны.
— Я не люблю ходить проторёнными тропами... — пожал плечами Гарольд. — Тебе не приходило в голову, что апостолы могли и не поведать нам всей истины. Слишком слаб наш разум.
— Вы удивительно прозорливы, Ваше Величество, — многозначительно произнёс священник. Он поддел рукава сутаны и закончил: — Они не могли поведать о многом, ибо во многом знании сокрыты многие печали.
— Если знание открывают недостойному? — поднял брови Гарольд.
— Именно, государь, — подтвердил отец Альдред. — Да они и не ведали всего. Высшая истина доступна лишь Создателю. И Иисусу... Но и ученики успели познать многое. Поэтому на Тайной вечере Иисус открыл им сокровенное Имя Бога. Его доверяют лишь лучшим из посвящённых.
— А кто определяет, можно ли доверить? — уточнил король.
— Бог, — прозвучало в ответ.
— Стало быть, недостойный человек никогда его не узнает?
— Никогда, Ваше Величество... Появлялись и ещё будут появляться лжеучителя, претендующие на знание. Но сокровенное Имя Бога они не узнают никогда.
— А раз так, то ученики предать не могли! — убеждённо воскликнул Гарольд. — Избранные Богом не предают... Выходит, Иисус повелел им сделать это? Уберегал?
— Уберегал, государь, — кивнул прелат. — Они должны были нести в мир Слово Божье.
— Так, так, так. А Иуда? Он-то по-настоящему предал?
— Он предал. Но не так, как люди это понимают... Иисус ни от кого не скрывался. Иуда предал его в душе. Он носил сундук с деньгами и был жаден и корыстен. Ему не дано было проникнуться светом истины, исходившей от Учителя.
— Поэтому Иисус и удалил его с Тайной вечери? Чтоб он не узнал Имя Бога?
— Да.
— Иисус не боялся смерти... — размышляя вслух, откинулся на спинку кресла Гарольд. — И знал, что ученики не предадут... О чём же он просил Бога?.. Не о Иуде ли?
— Не думаю... — покачал головой архиепископ. — Хотя... Как его ни суди, а Иуда был близок Учителю.
— Вот. Вот...
— Всегда сидел подле него. Как друг... Или брат... — произнеся последнюю фразу, архиепископ спохватился и настороженно взглянул на короля.
— Как друг... Или брат... — эхом отозвался Гарольд, опуская глаза.
Он молчал, оглаживая бороду, а архиепископ переживал, ругая себя за то, что напомнил королю о брате. В этот момент Гарольд поднял взор.
— Если говорить по совести, — негромко произнёс он, — Иуде было не просто. Все ученики не от мира сего, а он обычный. Если б он отринул золотого тельца и поднял взор к небу, то и тысячи других могли бы сделать это... Но он предал... И Иисус понял, что время ещё не настало. Так?
— Так, государь, — с грустью подтвердил священник.
Гарольд пристально взглянул на него и неожиданно спросил:
— А если б Иисус пришёл сейчас?
— Думаю, было бы то же самое, — не задумываясь, ответил архиепископ. — Как ни прискорбно это сознавать.
— Ия того же мнения... — произнёс король и с горечью добавил: — Отчего мы не хотим слышать? И видеть?.. Не потому ли, что вера усложняет жизнь?
— Усложняет, государь. Тем, кто привык жить лишь для себя, — вздохнул священник. — Иным она открывает дорогу к счастью.
— А без неё его не познать?
— Многие пробовали... Ни у кого не получилось... Коль нарушает законы мироздания — приходится держать ответ.
Услышав последнюю фразу, Гарольд нахмурился, поднялся и прошёл к окну. Он постоял там несколько мгновений, затем возвратился на место, опустил голову и о чём-то задумался.
— Святой отец, — вновь обратился он к архиепископу, — меня не оставляет одна мысль. Она гложет меня и днём и ночью...
Гарольд прервался, не решаясь продолжить, лицо его напряглось, в глазах засветилась неизбывная тоска. Старик понял, что король хочет поговорить о наболевшем, и поспешил прийти на помощь. Мягко взглянув на него, он негромко произнёс:
— Вы имеете в виду вашу злополучную клятву, Ваше Величество?
Гарольд сокрушённо кивнул и сдавленно ответил:
— Её... И всё, что случилось потом...
— У вас не было выбора, — развёл руками священник.
— Тут я с тобой не согласен, — покачал головой король. — Выбор есть всегда...
— Вас принудили дать клятву! — стоял на своём архиепископ. — К тому же вы не знали, что под покрывалом спрятаны Святые Мощи. Да и на клятвопреступление вы пошли лишь в интересах родины. Ведь так?
— Отчасти, святой отец, только отчасти... — вздохнул король. — Столкнувшись С подлостью и коварством, я действительно думал только о родине, — продолжил он после секундной паузы. — И дал клятву, зная, что нарушу её и тем самым спасу свой народ от владычества норманнов.
— Вот видите, — улыбнулся прелат. — На вас нет вины. Бог милостив, он поймёт и простит вас.
— Он-то, может, и простит... — согласился Гарольд. — А что делать мне? Продолжать лгать?
— Кому, Ваше Величество? — не понял старик.
— Самому себе...
— Но в чём ваша ложь?! — воскликнул архиепископ.
— В попытке оправдать честолюбивые помыслы! Кто заставлял меня по возвращении надевать корону?!
— Так решил Высший Совет...
— Решил... — поморщился король, — идя навстречу моему желанию...
— Не только вашему... — начал было старик.
— Именно моему! — перебил его Гарольд. — Ведь я мог стать регентом при юном Этелинге, — с горечью продолжил он. — И обезоружил бы тем самым Вильгельма... Но я не устоял перед соблазном. Ухватился за корону! И навлёк беду на свой народ, поставив его на край пропасти...
Он встал и заходил по залу. Священник растерянно молчал.
— Я готов ответить за свои грехи! — воскликнул Гарольд, возвращаясь на место. — Но почему ни в чём не повинные люди должны страдать из-за одного честолюбца?
Произнеся эти слова, он уронил голову и чуть слышно закончил:
— Мне больно, отец Альдред, невыносимо больно... Совесть жжёт моё сердце... Я ищу выход и не нахожу его...
— На всё воля Божья, Ваше Величество, — тихо промолвил старик. — Раз вы поступили так, значит, не могли поступить по-иному. И то, чему суждено случиться, произойдёт — независимо от того, приняли вы корону или отказались бы от неё... Если на нашу землю придёт беда, значит, мы заслужили её...
— Заслужили? — усомнился Гарольд.
— Именно! — подтвердил священник. — Мы силой завладели этой страной. Принесли много горя бриттам. Заставляли их верить нашим богам и смотреть на мир нашими глазами. И уничтожали, либо изгоняли с острова недовольных... Мало того, мы бесконечно воевали друг с другом и в конце концов превратились в жертву — теперь хотят завоевать нас.
— Нас уже завоёвывали...
— Это было предупреждение. Мы не вняли голосу Господа. Разве англы и саксы стали едины?
