Ник покачал головой.
— Хреново? Но что хренового в этом всем ты видишь? Ты не думаешь, что я ощущаю себя постоянно какой-то обузой. Как будто недостаточно унизительно то, что мой братец все время спасает мою задницу, начиная со средней школы.
— О чем таком ты вообще говоришь?
— Я говорю про Тайлера. Сета. Всю эту компанию. Каждый раз, когда они хотят подраться, ты принимаешь бой, а я убегаю.
— Ник. Ты с ума сошел? Ты дерешься.
— Нет. — Ник смотрел на стену. — Ты принимаешь бой, я убегаю.
Это было какое-то сумасшествие.
— Ник, я обычно бегу прямо позади тебя.
— Так, проехали. Ты потерял нить.
— Черт, Ник. Какую такую нить.
— Тсс. — Ник взглянул на подъездную дорожку. — Ты разбудишь Майкла, и его инфаркт хватит, если он тебя увидит в таком виде.
Габриэль резко замолчал.
Ник посмотрел на свои руки, покрытые сажей, которую он умудрился собрать со своего брата.
— Иногда мне интересно, ты не вовлекаешь меня во все свои делишки с пожарами потому, что ты знаешь, что я не способен справиться с ними?
— Все не так. — Габриэль сглотнул. Почему-то это было труднее, чем поделиться с Лэйни своим секретом. — Я знаю, что ты заставишь меня остановить это.
Теперь Ник смотрел на него более пристально.
— Остановить что?
Габриэль сделал глубокий вдох.
И все рассказал Нику.
***
Лэйни сидела на носилках в отделении скорой помощи, руки были скрещены у нее на груди, словно она обнимала себя. Ее родители были с другой стороны ширмы, они спорили громким шепотом.
Как будто она была идиоткой. Как будто она не слышала каждое слово.
— Ты не сказал им? — шипела ее мать.
Лэйни не могла больше терпеть сильный аромат Шанель, который исходил от матери.
— Я поверить не могу, что они даже не осмотрели ее.
— Сказал им что, Шарлотта? — Голос ее отца был уставшим.— Она в порядке.
— Она не в порядке, Дэвид. — Ее мать выплюнула его имя, как будто оно было неприятным на вкус. — У нее и так достаточно увечий, и ты сейчас ведешь себя как будто ничего...
— Я никак себя не веду. Почему ты ничего не принимаешь, чтобы справляться с истериками. Я уверен, у тебя есть какие-то таблетки, или что-то, что ты можешь принять.
Лэйни хотелось вытянуться на носилках и накрыть голову подушкой.
У нее и так достаточно увечий.
Спасибо, мамуля.
Медики сказали, что они привезли ее в клинику на всякий случай, но доктор послушал ее легкие и посветил ей в глаза, после чего заявил, что она вполне себе в порядке. Он сказал, что обычно после пожара люди испытывают сложности с дыханием из-за того, что дым попадает в легкие, кашляют, задыхаются. У нее ничего этого не было. Сейчас она просто ждала выписку о том, что она может уходить отсюда.
Никто не знал про Габриэля. Никто не спрашивал.
Она не собиралась ничего скрывать, она просто не знала что сказать, или когда об этом сказать. Люди продолжали разговаривать над ее головой, не спрашивая у нее ничего, кроме того, в курсе ли она какой сегодня день и как связаться с ее родителями.
Она нашла его зажигалку на траве рядом с собой, вероятно, он уронил ее, когда схватил свои шмотки и побежал. Она запихнула ее в карман. Даже сейчас она могла засунуть ладонь в брюки и провести пальцем по гладкому металлическому корпусу.
Я не хочу, чтобы ты меня ненавидела.
Она подумала о тех последних поджогах в их районе. Говорил ли он ей, что он причастен к ним?
Это он поджег конюшню?
Они лежали вместе на траве не меньше пятнадцати минут, может, больше. Если это он поджег сено, или стог, или что-то еще, то как долго это все вообще могло тлеть и разгораться, пока не стало настоящим пожаром?
Ну, уж точно быстрее, чем пятнадцать минут, правильно?
И когда бы он мог успеть все это сделать? Хотя она и не смотрела на него непрерывно, но они все равно были вместе этим утром, и она не видела возможности, как бы он мог взобраться на сеновал и поджечь его так, чтобы она не заметила.
Но ведь кто-то это сделал?
Она продолжала повторять в голове слова, как будто это была математическая задачка, и все что ей требовалось — найти правильное решение и определить неизвестное.
В тот вечер, когда я впервые подвез тебя до дому, это был вечер, когда в первый раз... Вечер, когда в первый раз что?
Ее мать задернула ширму, и железки на подносе, что стоял рядом, загремели. Несмотря на то, что на матери были белая теннисная юбка и розовый укороченный свитер, ее макияж был безупречным, глаза идеально подведены, тушь не размазана. Даже помада выглядела так, будто бы она ее только что нанесла.
Лэйни мимоходом подумала о том, сколько же времени она потратила, прежде чем выйти из дома, чтобы приехать к дочке в больницу.
И еще подумала, действительно ли мать играла в теннис.
— Малыш. Ты в порядке?
— В полнейшем, — ответила Лэйни без интонаций. Малыш. Это было словно ругательство из уст ее матери. Она провела больше времени по другую сторону ширмы, чем с Лэйни.
— Я собираюсь вызвать доктора, — заявила ее мать и поджала губы. — Неужели они не знают, сколько я делаю для этой больницы. Я собираюсь дать этим людям небольшой…
— Нет, — спокойно ответила Лэйни. — Здесь есть люди, которые действительно больны. Я могу подождать.
Ее мать открыла рот, чтобы выразить протест, но тут у нее зазвонил телефон, и она занырнула за ним наманикюренной ручкой в роскошную дизайнерскую сумку.
Лэйни выдохнула. Она уже была готова отправиться домой и принять душ.
Ее одежда пахла лошадьми и дымом, сладкий запах люцерны от сена, смешанный с сажей и пеплом. Она даже не расстегнула свою куртку, понимая, что водолазка под ней была грязной и мокрой от пота.
И ей надо было побыть одной.
Ей надо было время, чтобы подумать.
К ним подошла медсестра в розовом костюме с нарисованными леденцами. В одной руке у нее были какие-то бумаги и доска с зажимом для них, и она взглянула на отца Лэйни, который отвлеченно набирал что-то на своем Айфоне, и на ее мать, что болтала по телефону что-то про матч со знаменитостями.
Такие деловые.
Медсестра заколебалась.
Лэйни протянула руку.
— Давайте. Я могу сделать это сама?
— Милая, это должны подписать твои родители, — сказала медсестра.
Лэйни взглянула на отца.
— Пап. Эй. Подпиши.
Не глядя, он протянул руку, продолжая набирать что-то на телефоне.
Просто прекрасно. Это напомнило Лэйни тот день, когда он приперся к Габриэлю и достаточно пренебрежительно пообщался с Майклом.
Лэйни посмотрела на медсестру.
— Прошу извинить нас. Они обычно не ведут себя так, словно им до фонаря.
Ее высказывание привлекло внимание отца.
— Так, смотри. Мне надо было быть в суде сегодня утром.
Лэйни посмотрела на него с притворным удивлением.
— Поверить не могу, что я забыла добавить это в твое расписание.
Ее мамочка смеялась в телефон и придерживала ее за руку.
— О Боже, это невыносимо. Разрешите мне выйти в холл. Тут такая суета.
Лэйни сползла с носилок. О, если бы Саймон был здесь, но нет, отец отправил его в школу.
— Пойдем отсюда, — сказала она. — Ты можешь вернуться в суд, мама вернется к теннису, и я могу пойти обратно в школу.
Ее отец склонился над формой, видимо, пытаясь понять, что именно он подписывает.
— Ты не пойдешь в школу. Врач сказал, чтобы ты оставалась дома и отдохнула, чтобы убедиться, что нет никаких скрытых травм. — Он нарисовал заковыристую подпись внизу формы.
— Но он же сказал, что я в порядке.
— Разговор окончен.
Естественно окончен, как обычно. Лэйни вздохнула.
Ее отец вернул подписанную форму медсестре и посмотрел на Лэйни.
— Я скорректировал расписание. Я останусь с тобой, пока Саймон не вернется домой.
Да, после этого ей должно было резко полегчать. Но что-то не полегчало.