Защита Малышева сделала все, что могла — указывала на его молодость и просила о милосердии, — но задача ее на этот раз была не из легких. За таких преступников, как Малышев, трудно сказать что-либо хорошее в их пользу.

Просил о снисхождении и сам Малышев. Предчувствуя строгую кару, он, видимо, сильно волновался, взгляд был блуждающий, руки судорожно тряслись и Сдавленный голос нервно дрожал.

Присяжные заседатели совещались не более 8 минут и вынесли ему обвинительный вердикт, отвергнув только виновность его в убийстве Горич. Снисхождения Малышеву не было дано.

Резолюцией окружного суда он был приговорен к лишению всех прав состояния и к бессрочным каторжным работам.

Несколько лет тому назад жена титулярного советника В. Воропинская случайно познакомилась с акушеркой Элеонорой Пиевцевич. Акушерка произвела на нее благоприятное впечатление, они вскоре близко сошлись между собой, завязалась тесная дружба, и постепенно слабохарактерная госпожа Воропинская совершенно подпала под влияние своей знакомой.

По происхождению потомственная дворянка, Элеонора Пиевцевич в то время жила более чем скудно и нередко нуждалась в насущном куске хлеба.

Узнав, что ее знакомая — довольно богатая женщина, ловкая акушерка взялась заведовать всеми имущественными делами Воропинской. Благодаря этому она стала бесконтрольно распоряжаться всеми доходами с имения Воропинской и, наконец, взяла у нее, как будто на хранение, 25 000 рублей. Прибрав эти деньги к своим рукам, акушерка сочла уже излишним церемониться с обобранной ею женщиной и после ссоры выгнала ее из квартиры, вместе с детьми, на улицу. Обманутой Воропинской удалось получить из своих денег всего лишь около 7 000 рублей, да и то после целого ряда унижений, и она решилась, наконец, заявить обо всем прокурору санкт-петербургского окружного суда.

В результате против акушерки Пиевцевич было возбуждено уголовное преследование, и она попала на скамью подсудимых.

На следствии обнаружилось, что госпожа Воропинская вышла замуж еще в 1876 году, молодой девушкой, но семейная жизнь ее оказалась неудачной. В 1891 году мужа ее признали слабоумным, и над ним была назначена опека. Сама она также производила впечатление женщины неразвитой и болезненной. Благодаря ее слабохарактерности, ее мог эксплуатировать сякий человек с более сильной волей. Этим обстоятельством и не замедлил вскоре воспользоваться некто Ранушевич, родственник ее мужа, поселившийся в семье Воропинских и забравший, в конце концов, в свои руки все их имущественные дела.

После нескольких лет безусловного подчинения Ранушевичу Воропинской в 1896 году удалось, наконец, выйти из-под его влияния, как раз в то время, когда он намеревался посадить ее в сумасшедший дом. Достигла этого освобождения Воропинская только благодаря содействию познакомившейся с ней акушерки Пиевцевич, которая переселила ее с семьею к себе, обратилась к адвокатам и добилась опеки над имуществом Воропинских, а самого Ранушевича подвела под уголовную ответственность за вовлечение в невыгодную сделку. '

Одно время Воропинская была тяжело больна. Несколько оправившись от этой болезни, она подпала под влияние энергичной Элеоноры Пиевцевич, которая стала руководить всеми ее делами. Ранушевич обременил имение Воропинской на Петергофском проспекте такими долгами по закладным, что за неплатеж процентов оно было даже назначено к продаже с публичного торга. Чтобы избежать этого, Воропинская, под влиянием Пиевцевич, продала имение генерал-лейтенанту Викуловскому за 55 000 рублей, но из этой суммы было удержано долгов 38 712 рублей, и Воропинская получила на руки всего 16 288 рублей. Подчиняясь авторитету решительной акушерки, она в присутствии нотариуса предложила ей взять эти деньги на хранение, но Пиевцевич решительно отказалась. Однако же, когда обе они вышли из конторы нотариуса на лестницу, где никого посторонних не было, акушерка потребовала, чтобы Воропинская немедленно передала ей все деньги. В мае 1897 года Воропинская получила откуда-то еще 6 761 рубль, которые Пиевцевич также отобрала на хранение. Таким образом, в руках акушерки скопилось денег Воропинской около 23 000 рублей. В разговоре с одним знакомым она проговорилась, что эти деньги были внесены ею на хранение в банк на свое имя.

Вскоре после этого наступил и конец дружбе между акушеркой и Воропинской. У них произошла ссора из-за истязания детей Воропинской, над которыми Пиевцевич состояла опекуншей. Не долго думая, опекунша безжалостно выгнала ее с малолетними детьми и слабоумным мужем из квартиры перед самым праздником Пасхи.

Между прочим, выяснилось, что Пиевцевич все доходы брала себе, выдавая Воропинской на жизнь ничтожную сумму. В апреле 1898 года Воропинская, зайдя в баню, к своему ужасу, заметила, что у ее маленького сына все тело исполосовано рубцами от плетки, которой била его жестокая акушерка.

Ребенок этот и послужил окончательным поводом к разрыву.

По совету знакомых, Воропинская отправилась к присяжному поверенному Н. П. Карабчевскому, который принял в ней живое участие. Узнав, в чем дело, он пригласил к себе Пиевцевич для объяснений, но та резко заявила ему:

— Знайте, что я стою на законной почве и никому отчета давать не обязана.

Такой энергичный отпор побудил Н. П. Карабчевского предложить Воропинской, чтобы она никаких расписок Пиевцевич не выдавала. Опытный юрист понимал, что бесцеремонная акушерка легко может выманить у своей безвольной жертвы оправдательные для себя документы, и опасения его действительно оправдались. Пиевцевич под разными угрозами удалось вскоре взять у Воропинской расписку, в которой было сказано, что последняя все следуемые ей деньги получила и что расчеты между ней и акушеркой совершенно окончены.

Только после этого присяжный поверенный Карабчевский, поняв, что дело добром не кончится, посоветовал подать жалобу прокурору. Воропинская плакала, сетовала на свое безволие, но все-таки согласилась на подачу жалобы.

На суде Пиевцевич не признала себя виновной и объяснила, что угрозами она никаких расписок у Воропинской не вымогала. По словам подсудимой, у нее и до знакомства с Воропинской было своих денег до 10 000 рублей, и она лишь только 1 000 рублей приняла от нее в благодарность за хлопоты по делам опеки семьи Воропинских.

Подсудимой, однако, напомнили справку из Волжско-Камского банка, из которой видно, что в 1897 году, вслед за продажей имения Воропинской, акушерка внесла на хранение 20 000 рублей, которые в 1898 году взяла обратно.

Не смущаясь этим, Пиевцевич заявила, что 9 000 рублей из этих денег она получила от человека, от которого имела дочь и который в 1881 году умер, 1 400 рублей ей подарило другое лицо, умершее еще ранее, а остальную сумму она заработала акушерской практикой.

При дальнейшем допросе подсудимая упорно утверждала, что она поступила с Воропинскими так, как ей повелевал долг христианки.

— После Ранушевича я приняла их к себе, и мы жили в небольшой комнате, спали как попало, на корзинках и ящиках, — говорила она. — Дети Воропинской ходили в рваной, грязной одежде, они были в лишаях и, очевидно, поражены были экземою; не только другие, но и я нередко без брезгливости не могла за ними ухаживать, но я все-таки ухаживала… я была бескорыстной рабой Воропинской.

В общем, однако, она заметно путалась и давала сбивчивые объяснения.

Когда зашел вопрос о ее бедности и затем быстром обогащении, Пиевцевич стала решительно утверждать, что у нее и раньше были свои деньги, но только она о них никому не говорила.

— Сколько же у вас было денег? — спросили ее на суде.

— Десять тысяч рублей.

— Да ведь вы, кажется, до знакомства с Воропинской испытывали крайнюю нужду… Откуда же были у вас деньги?

— Но я говорила, что девять тысяч рублей мне подарил один человек, с которым я прижила дочь…

— Значит, девушка, которая жила при вас в качестве воспитанницы, — ваша дочь?