Когда ловкая проделка таинственной незнакомки в Берлине стала известна, служащие конторы Вавельберга были уверены, что в данное дело замешался кто-нибудь из их среды.

По справкам оказалось, что перед отъездом Жаке за границу Лихтенштейн сам написал телеграмму от имени Перма.

Исчезнувшая Юлия Жаке одно время подвизалась у Омона, в Москве, на открытой сцене, а затем, перекочевав в Петербург, сделалась постоянной посетительницей «Альказара».

Чем она занималась в Петербурге — остается тайной. Известно только, что она незадолго до отъезда за границу жаловалась знакомым на свою беременность и говорила, что сама не знает, кто был отцом ее ребенка.

Товарищ прокурора нашел, что история о каком-то высокопоставленном лице и принце — не более как мифическая сказка из «Тысячи и одной ночи», и настаивал на обвинении Лихтенштейна.

С своей стороны, присяжный поверенный С. П. Марголин указал суду на редкую особенность данного процесса: в нем нет главного виновника. Сомневаясь, действительно ли была берлинская незнакомка Юлией Жаке, защитник признавал, что она, наконец, могла состоять в преступной компании с совершенно другим лицом, а не с подсудимым, против которого нет ни одной прямой улики.

Лихтенштейн в своем последнем слове заявил, что он лишь случайная жертва несчастно сложившихся обстоятельств.

Ознакомившись с обстоятельствами преступления, присяжные заседатели вынесли ему обвинительный вердикт и дали снисхождение.

Резолюцией суда Август Лихтенштейн был приговорен к лишению всех особенных прав и преимуществ и к заключению в тюрьму на один год.

Летом 1899 года один из адвокатов проездом в Петербург случайно познакомился в вагоне с молодой девушкой — воспитанницей московского института. Пассажирка назвалась дворянкой Марией Масловой и, узнав, что он — юрист, попросила у него на всякий случай визитную карточку. Через несколько дней она навестила адвоката и объяснила, что ей крайне нужен юридический совет по одному уголовному делу.

По ее словам, проживавший в Петербурге ее дядя дантист Крамер вызвал ее из Москвы к себе, и она поселилась в его семье.

Однажды он просил ее оказать ему большую услугу и сообщил, что жена его чувствует себя очень больной и не может выходить из дома, между тем как ей необходимо подписать у нотариуса одну деловую бумагу.

Уступая просьбам дяди, девушка зашла вместе с ним в нотариальную контору и подписалась на каком-то документе именем и фамилией своей тетки.

Но когда Крамер начал упрашивать ее никому не говорить об этом, то у девушки зародилось сомнение — хорошо ли она сделала, согласившись на просьбу родственника?

Адвокат посоветовал ей рассказать обо всем родным.

Вернувшись в Москву, Маслова переговорила с своим двоюродным братом. Последний догадался, что Крамер намеревается присвоить себе капитал жены, положенный ею на хранение в государственный банк, и немедленно известил об этом тетку.

Госпожа Крамер обратилась за разъяснением в государственный банк и, к своему удивлению, узнала, что деньги ее, в сумме 7 250 рублей, будут полностью удержаны по исполнительному листу санкт-петербургского коммерческого суда. Только тогда госпожа Крамер догадалась о мошеннической проделке и обратилась с заявлением к прокурору окружного суда.

Предварительным следствием было обнаружено, что 5 августа в контору нотариуса Анисимова явился дантист Крамер в сопровождении молодой дамы и, выдавая последнюю за свою жену, просил написать от ее имени доверенность. Ему выдали эту доверенность, и молодая дама всюду, где нужно было, расписалась Анной Крамер.

17 августа оба они снова пришли в нотариальную контору, и Крамер принес для засвидетельствования заявление от имени жены о признании ею какого-то иска правильным. Молодая спутница по-прежнему назвалась его женой, и ходатайство Крамера было удовлетворено.

В тот же день в санкт-петербургский коммерческий суд от племянника Крамера доктора Владимира Фалька поступило прошение о взыскании с Анны Крамер 15 000 рублей по представленному им векселю. Вексель этот оказался выданным Фальку Крамером будто бы по доверенности жены. Перед рассмотрением прошения Фалька в суд было доставлено и заявление от Анны Крамер о том, что она признает иск по векселю. Коммерческий суд определил взыскать с нее в пользу Фалька 15 000 рублей с процентами и судебными издержками.

В первых числах сентября Крамер взял у жены под каким-то предлогом выданную ей из государственного банка сохранную расписку, и она, вместе с исполнительным листом по иску Фалька, была представлена в государственный банк для получения вклада Анны Крамер. Когда же последняя заявила прокурору о противозаконных действиях мужа, то доктор Фальк поспешил прекратить взыскание по своему векселю.

На допросе госпожа Крамер удостоверила, что она ни доверенности мужу, ни заявления никогда не выдавала и все ее подписи на этих бумагах являются подложными.

Привлеченная в качестве обвиняемой дворянка Маслова оправдывалась тем, что она подписывалась за тетку только по неведению и не желая огорчать любившего ее дядю отказом. Что она подписывала — Крамер не говорил ей, ссылаясь на то, что она ничего не понимает в деловых бумагах.

В свою очередь, дантист заявил на следствии, что лет пять тому назад он познакомился с Анной Кацан. После его настойчивых просьб девушка согласилась выйти за него замуж, но предварительно поставила условие, чтобы он внес на ее имя в государственный банк известную сумму денег. Вклад этот она обещала возвратить ему на другой или третий день после свадьбы. Крамер согласился исполнить ее желание. Однако прошло некоторое время, они стали мужем и женой, а он все еще никак не мог получить свои деньги из банка.

Вскоре он убедился, что жена нисколько не любит его и намеревается расстаться с ним. Поэтому он решился получить обратно свой вклад, выдал с этой целью племяннику фиктивный вексель для предъявления ко взысканию и уговорил племянницу подписаться на некоторых бумагах за жену. Чтобы чем-нибудь вознаградить племянника за услугу, он дал ему взаймы 500 рублей.

Доктор Фальк не признал себя виновным и объяснил, что 13 августа он был вызван дядей из Москвы под предлогом определения его на должность военного врача в Петербурге. Когда он приехал к Крамеру, то тот отправился с ним в нотариальную контору и попросил его взять вексель на 15 000 рублей, написанный на его имя. Фальк изумился, прочитав, что вексель выдается теткой, и заметил дантисту, что она ему ни копейки не должна.

— Да ты ничего не понимаешь в финансовых операциях, — в ответ на это сказал Крамер. — Неужели ты не доверяешь своему дяде, от которого никогда ничего худого не видал.

Доводы эти были убедительны для Фалька, и он начал действовать по указаниям родственника.

При дальнейшем дознании выяснилось также, что дантист просил однажды у своей знакомой госпожи Мазуровской разрешения написать на ее имя сохранную расписку на билеты, подаренные им жене, с тем, чтобы госпожа Мазуровская потребовала от него эти билеты обратно и взяла их из государственного банка. Тем не менее, несмотря на обещанное вознаграждение в 500 рублей, она не согласилась на предложение Крамера.

Жена дантиста, вопреки его заявлению, настаивала, что хранящийся в банке капитал составляет ее неотъемлемую собственность и был передан ей Крамером в виде свадебного подарка. Без этого обеспечения она и не вышла бы за него замуж, так как чувствовала к нему антипатию. Уже вскоре после свадьбы он стал грубо обращаться с ней и потребовал свой подарок обратно. Когда она наотрез отказалась исполнить его требование, к мужу приехали племянник и племянница, и он начал вести с ними таинственные переговоры.

Осенью 1901 года дело это слушалось в санкт-петербургском окружном суде, с участием присяжных заседателей.

Защищали подсудимых: С. Крамера — присяжный поверенный Базунов и М. Маслову — присяжный поверенный Нестор. Со стороны обвинительной власти выступал товарищ прокурора Зиберт.