В то время как бойцы занимали позиции у внешних стен ангара, внутри люди сгруппировались вокруг того самого пятна, и оно, вдруг увеличившись в размерах, поглотило стоящих, так что они перестали быть видны даже всевидящему спутнику. Будто дым заволок. Но через дым спутник увидел бы прекрасно. А здесь — серая шевелящаяся клякса, только выросшая вчетверо, и внутри ничего не углядеть… Командир отдает приказ, подчиненный ему личный состав активирует взрывчатку, которая эффектно выносит ворота ангара…

— Стоп! Отмотай назад! Покажи еще раз! — Петр подошел к экрану вплотную.

Увиденное не укладывалось в сознании.

Послушный оператор выполнил просьбу, показал ту же самую сцену снова, в замедленном темпе.

— Что же это такое? — прошептал Петр. В ту самую секунду, когда ворота ангара взорвались, синхронно со вспышкой приведенного в действие заряда снаружи, серое пятно внутри, мгновенно ставшее большим, исчезло. Вместе с находящимися в нем людьми. Пропало. Схлопнулось. Дематериализовалось. А отряд быстрого реагирования ворвался в пустой ангар. Петр смотрел этот отрывок еще и еще. Строил, походя, разные, порой даже удивляющие его самого своей фантастичностью гипотезы. Но ничего не помогало. Загадка не разгадывалась. Ангар. Взрыв. Серое пятно. Было — и нет его. Вместе с людьми. Черт знает что…

Однако следовало выспаться.

Три дня Мунту Ибоко буквально-таки доставал Петра. Звонил, приезжал, вызывал в президентский дворец, как-то совсем осиротевший без своего хозяина. Дурацкие вопросы задавал, иной раз плакал, часто ругался на странном, неизвестном Петру диалекте, сберегаемом в памяти, видимо, только для ругани. Мистер Оруэлл в ответ молчал. Или отгораживался от эмоциональных атак Мунту общими, ничего не проясняющими фразами.

На четвертый день Оруэлл-Петр не выдержал — сдался.

— Ты мне можешь толком объяснить, что там произошло, — в тысячный уже раз, трагично заламывая руки, спросил Мунту.

— Могу, — неожиданно ответил несговорчивый доселе Оруэлл. И впрямь неожиданно. Мунту даже застыл, как стоял — в театральной позе с воздетыми горе руками и крайним удивлением на черном лице. На котором, несмотря на черноту, были отчетливо видны синяки под глазами — от недосыпа.

— Можешь? — Мунту явно боялся услышать, что слух подвел, что «большой белый друг» пошутил, что, как говорится, музыкой навеяло.

— Да, могу, могу, — уже раздраженно отвечал Петр, которому весь этот провинциальный театр весьма надоел. Хочет знать правду — пусть знает. Он изо всех сил пытался оградить приятеля — а точнее, приятеля приятеля, — от головоломных размышлений о фантастическом пятне, но раз тот хочет… можно и показать ему пись, пусть сам думает — что к чему. — Для этого, Мунту, придется ехать в Храм.

— А чего же ты все это время молчал? Почему отнекивался? — тарахтел Мунту по дороге — Петр специально повез его в Храм, чтобы не пересылать по ненадежным каналам засекреченную им же запись штурма ангара.

Смотрели не в компьютерном зале, а в кабинете Петра — вместе с Иешуа и Иоанном. Эти двое запись уже видели — Иоанн тогда в очередной раз подивился технике двадцать второго века и развел руками: мол, никаких версий, а Иешуа потер щетину на подбородке, ухмыльнулся загадочно и сказал, что попробует подумать над этим. Пусть думает. Петр не торопил Машиаха с предположениями: когда сочтет нужным — поделится.

Петр практически не глядел на экран: все записанное знал наизусть. Закрыть глаза — и вся пленка пробежит перед мысленн взором.

Ангар. Вид сверху. Белые точки вокруг — бойцы.

Пятно. Взрыв. Ворота падают.

Команда вламывается в пустое помещение.

Конец фильма…

— Еще раз, — попросил Мунту.

Пожалуйста. Сколько угодно.

Посмотрели еще трижды. Ситуация яснее не стала. Мунту, как и предполагал Петр, загрузился и замолчал. Он понимал, что запускать сейчас шквал вопросов не имеет смысла — если бы на них были ответы, хотя бы не на все, хотя бы на полшквальчика, — то с ним, естественно, поделились бы. Секретничать в такой ситуации ни к чему: Нгамба одинаково нужен всем — и Мунту, и Оруэллу, и народу Конго, который ничего пока не знает о последних событиях в жизни своего любимого президента. Ох, не исключено — о самых последних…

Так и молчали вчетвером, глядя на экран, где — приторможенные кнопкой «пауза» — застыли в растерянных позах готовые стрелять и убивать бойцы Оруэлла.

— Я поеду. Спасибо. — Мунту поднялся со стула. — Свяжемся вечером, о'кей?

— О'кей, — кивнул Петр.

— Кифа, помнишь, еще в Галилее я показывал фокус с рукой? — спросил Иешуа, когда за Мунту закрылась дверь.

— С какой рукой? — не понял Петр.

— Я помню, — встрял Иоанн, — ты отвел руку в сторону, а она растворилась в воздухе. Ты про это?

— Именно. Я показывал, как легко при желании проникнуть в параллельное пространство. Потом мой эксперимент, даже не ведая о том, успешно повторил мистер Ханоцри, вы об этом знаете. Слишком даже успешно…

— То есть, ты думаешь… — Петр догадался, к чему клонит Машиах.

— Думаю. Более того: уверен и других объяснений не нахожу. Сам посуди: то, что мы видели, более всего похоже на переход в чужой мир, в такое же параллельное пространство. Или не в такое — в иное. Могу полагать, что число их также определяется термином «бесконечность», как и все, сотворенное Всевышним. Только вот дым дул серый… Его назначение непонятно. Камуфлированное прикрытие пятна?.. Побочный эффект?.. Неясно. Но это частность. Суть, как мне кажется, именно такова: Нгамбу упрятали именно в чужой мир. Кто-то, кто освоил этот переход.

— Но кому нужен Нгамба в чужом мире? — парировал Петр. — Он не президент России или Америки, он всего лишь царек маленькой страны.

— В которой есть еще одна маленькая страна, — добавил Иоанн.

— Вот именно! — Иешуа поднял указующий перст. — Это все неспроста. Им нужен был именно Нгамба. Можно было с легкостью упереть премьер-министра соседней Республики Чад, и этого никто бы не заметил. А Нгамба — фигура значимая не только для Африки, но и для христианского мира. Президент-герой, президент-альтруист и филантроп, приютивший у себя в державе такую странную и хлопотную формацию, как Храм. Плюс к тому же для державы бесполезную.

— В то же время надо отдать должное нападавшим, — стал рассуждать вслух Петр, — никого не убили, стреляли метко, профессионально. Только ранения, и то не тяжелые. Да и Нгамбу: если бы его хотели убить, то сделали бы это на месте.

— Значит, он живой, — резюмировал Иоанн.

— Может, и значит, да толку от этого мало, — Иешуа качал Головой, — где он — неизвестно. Вернется ли — тоже неведомо. Так что пока он мертв…

— Ну, ты и чернушник, брат! — подивился Петр. — Вот уж не замечал за тобой такого.

— Станешь тут… — буркнул Иешуа.

— А это пятно не появлялось больше? — спросил Иоанн Петра.

— Нет. Мы следим постоянно за тем местом — никаких анодных явлений.

— Почти наверняка не появится. — Иешуа включил запись штурма по новой. — В том же самом месте не появится. Где-нибудь еще — может. Но не в ангаре. Можно даже не следить. Его движение не спонтанно, а управляемо. Я считаю, что это пятно — не что иное, как переход из «отсюда» «туда». В параллельное пространство. Типа того дерева у Ханоцри. Да вы и сами так думаете, вариантов нет. Только его переход — фиксированный, а пятно, по-видимому, можно перемещать из одного места в другое. Этакая переносная дыра.

Переносная дыра. Хорошо сказано. Термин, утвержденный Мессией, заключил беседу. Из кабинета мистера Оруэлла все разошлись по делам — Иешуа к прихожанам, которые терпеливо ждали приема в доме-оранжерее, Иоанн — в гараж, где он обучался премудростям управления «хаммером», а сам мистер Оруэлл выдвинулся в спортзал — потягать штангу с гантелями, отвлечься от непонятностей, роившихся в его голове в последнее время что-то особенно активно.