А к вертолетам уже бежал Полковник. Гонсалес всего на пару минут задержал его в дверях холла. Спросил:

— Микрофоны?

— Все глушилось и дальше будет глушиться. Ригерт записал только красивый шум леса и пение птиц. Пусть порадует записью своих шефов в Нью-Йорке… Что будем делать с гостями, патрон?

— Никто из них не должен вернуться в Медельин.

— А как же тогда экскурсия? — удивился Полковник. — Не нужна?

— Почему не нужна? Проведи ее по полной программе, ничего от гостей не скрывай. А потом…

— Авария в воздухе?

— Только авария. Никаких любимых вами взрывов. Все должно выглядеть естественно и трагично… Да, главное: пусть погибнут все.

— И мои люди тоже?!

— Разве я невнятно выразился? Повторяю: все. Впрочем, если у тебя получится, можешь случайно спастись. Верю, что получится, но — слу-чай-но! Я буду искренне рад, Полковник…

Полковник бежал к вертолетам и мучительно соображал: как же ему самому случайно спастись, если все неслучайно погибнут в воздухе? Летать-то он не умеет…

Тропический лес под прозрачным брюшком вертолета казался морем, только абсолютно зеленым, местами черным, а еще местами — расколотым лощинкой, в которой сверкало узенькое тело безымянной для гостей речки. Был бы радом Петр, он непременно вспомнил бы русскую песню из своего любимого двадцатого века про зеленое море тайги под крылом чего-то там тяжелее воздуха. Но Петр отсутствовал по уважительной причине, и Иешуа счел сравнение с морем своим, и Мари — тоже, потому что банальные сравнения имеют обыкновение приходить в голову всем и каждому. И лощинка с рекой в данном случае представилась длинным узким островом в означенном зеленом море. Поэзия.

Справа, совсем рядом сверкал солнышком, запутавшимся в винте, вертолет охраны, сквозь колпак видны были пятнистые бодигарды, сидящие, как роботы, ровно и прямо, держащие на коленях черные, холодные даже при плюс тридцати восьми по Цельсию, «томпсоны». Бодигардам было не до леса и не до сравнений, они бдительно пасли вертолет с гостями, в котором только пилот имел оружие, тот же короткоствольный «томпсон», а гости за прозрачным шариком фюзеляжа казались открытыми всем наемным киллepaм мира. Хотя прозрачный шарик был пуленепробиваемым. Так что киллеры пока могли отдохнуть. Или выкатить пушку…

«Учитель, как вы думаете, Марк слышал нас?» — мысленно спросил Крис.

Иешуа не хотел, да усмехнулся:

«О чем ты, парень? Нас просканировали еще на въезде в поместье, помнишь зеркало?»

«Оно же для автомобилей. Чтоб мины обнаруживать…»

«Оно полифункционально по определению. Мины — тоже, но и их здесь не самим зеркалом ищут: там на нем такого всего набито — просто мини-лаборатория. Она легко определила на нас микрофоны, а дальше — дело техники: включить шум… Думаю, Ригерт слушал что-то лирическое: какую-нибудь медленную салсу, например… Он давно потерял нас, Крис».

«Это плохо?»

«Для него — да. Если что-то случится, у него возникнут проблемы на службе».

«А для нас?»

«Чем бы он нам помог, Крис? Здесь хозяин — Родригес, а силы Бюро — далеко: в Штатах, в Мексике. И задействовать их — для этого потребуется такая цепочка распоряжений, что собрать их — работенка для титанов… Так что Марк наш всемогущий — это всего лишь генерал без армии… Но что, в самом деле, за беда: не послушал он наши разговоры! Вернемся — расскажем».

«Вернемся, Учитель?»

«А куда мы денемся? У меня еще много дел на Земле…»

Молчаливый диалог шел мимо Мари, но она чувствовала: он идет и касается их не очень понятного и небезопасного путешествия, и если нужна еще одна частица отрицания, то-с неясным концом путешествия. Тот, кто внутри, жил пока тихо, до времени притаившись, но Мари ощущала его тревогу, и только железное спокойствие Учителя заглушало эмоции того, кто внутри. Баланс сил — так это называется. Силы внутреннего жильца — привычнее, но сила Учителя — предпочтительнее…

— Идем вниз, — сказал пилот.

Уж как так выходило, но разговаривать в этих крохотных стрекозах можно было, не напрягая связки: шум двигателя не проникал в кабину, не то что в эфиопских военных «сикорских».

— А что внизу? — немедленно поинтересовался Крис.

— Поля, — пояснил пилот. И через несколько секунд решил дополнить: — И фабрика.

Он погнал насекомое вниз, чуть ли не вертикально ввинтишись носом в горячий воздух — ремни безопасности натянулись, вжали пассажиров в кресла. Сбоку тот же маневр точно и красиво повторил вертолет охраны. А снизу стремительно приближались низкие длинные здания, крытые металлочерепицей, и Крис машинально подумал, что людям в этих зданиях существовать тяжко, если без кондишена: дневная жара раскаляет крышу, и внутри образуется пекло, в котором должны хорошо себя чувствовать только черти, если они существуют. И, упираясь руками в спинку переднего кресла, успел подбить итог: вот ведь Сын Божий существует, значит, и чертям на роду написано иметь свою преисподнюю…

Она началась сразу за пуленепробиваемой дверцей вертолета, пассажиры просто вошли в нее, как в баню, в сауну, в хамма — куда еще? — рубашки и шорты сразу стали мокрыми, и тем удивительней показались им встречающие: приветливые, спокойные и абсолютно сухие. Или вегетатика особая, или привычка.

Встречающих было трое. Два молчаливых индейца в традиционных белых штанах и широких рубахах и один отдаленный наследник Колумба, высокий, поджарый, седой, как и положено здесь — чуть узкоглазый, улыбающийся.

— Как долетели? — спросил он, поочередно каждому протягивая руку.

Бодигарды из второго вертолета стенкой выстроились сзади гостей. Охраняли, значит. Полковник стоял чуть впереди, посматривал по сторонам, искал врагов.

— Замечательно, — искренне ответил Иешуа. — А как вам удается оставаться сухим?

— Привычка, — приветливо объяснил седой, — ну и организм подстроился за столько-то лет. Я здесь уже двенадцатый год, почти безвылазно. Разве что в Медельин — развеяться, но не чаще раза в месяц. И раз в год — в Мехико, там у меня родные… А зовут меня Эстебан.

— Вы делаете наркотик? — спросила Мари, потому что ответ именно на этот вопрос ее интересовал. В данный момент.

— Я? — удивился Эстебан. — Не дай бог! Наркотик делают рабочие под руководством химиков и немножко инженеров. А я не химик и не инженер. Я даже не рабочий. Я просто присматриваю всеми: чтоб химики правильно химичили, инженеры — инженерили, ну и так далее.

— Вы — менеджер, — удовлетворенно, потому что поняла, сказала Мари.

— Точно! — обрадовался Эстебан. — Такая, знаете ли, универсальная профессия: руководить профессионалами в узком смысле этого слова… Вас, кстати, не раздражает моя болтовня?.. Вы уж простите, тут поболтать особо не с кем, а вы — люди новые, эрудированные вроде, культурные и уж точно — важные. Вон, патрон сам специально на связь выходил: мол, все показать, все рассказать, накормить, напоить, поцеловать взасос и посадить в машинки. Как программа, пойдет?.. Да, еще кстати, а вы вообще-то по какой части? По химической или по инженерной? Или по финансовой?

Иешуа смеялся.

И мрачный бравый Полковник улыбался.

Тот, кто внутри, тоже не видел в человеке по имени Эстебан кого-то опасного, даже индейцы в штанах и рубахах не казались ему бандитами. Мари опередила изумленным вопросом, вернее, вопросами не успевшего стартовать Криса:

— А телесеть у вас есть? Газеты приходят?

Крис недовольно поморщился: ну, блин, женщина, вопросы прямо изо рта вынула.

— Девушка, родная, — тоже засмеялся Эстебан, — последний раз я читал газету месяца два назад, когда по случаю сидел в сортире в отеле «Интерконтиненталь». Слышали о таком в Медельине?.. А этот поганый ящик я не смотрю принципиально, потому что пятнадцать лет назад он развел нас с женой.

— Это как? — не поняла Мари.