Катя, почти не спавшая ночью, еле передвигала свои совершенно бесполезные тут в своей стройности ноги в модных босоножках с ремнями, то и дело спотыкалась, оступалась, отставала и натирала ремешками кожу лодыжек до саднящей боли.

Юнг страдал. Он шел, глядя в стриженый затылок, трогая осторожно взглядом позвонки на шее Светы. Иногда хотелось догнать, шагать рядом по узкой, пробитой Тартареном и Крисом тропе, спросить: что это она, в самом деле? Ведь вчера-то, пока бродили по зарослям и он влезал на деревья и срывал и бросал ей зеленые бананы и неспелые абрикосы, она смотрела на него снизу вверх, они перекликались, она смеялась и спрашивала его, что это за цветок и как может называться эта вьющаяся ветвь с ягодами и листьями, и в глазах ее зеленых он ясно видел веселые искры.

А потом эти подколки за ужином и грубый показной флирт с Тартареном, — кажется, специально, чтобы позлить его. Боится она, что ли, показать, что чувствует на самом деле? Почему?

Конечно, ни о чем таком он спрашивать бы Свету не стал. А просто шел бы рядом. Но Катя то и дело отставала, садилась на землю, поправляла сбившиеся ремешки босоножек и просила Юнга идти дальше, а она сейчас догонит, а Юнг конечно же оставить ее одну не мог и ждал, пока она встанет и, прихрамывая, потащится за ним, улыбнется ему виновато и махнет рукой: иди, я сейчас.

Так отставали они раз за разом от Светы и ребят, пока Юнг не понял вдруг, что не видит стриженый затылок. Он даже хруст стеблей под ножом Тартарена не слышит. Не говоря уж о мерном сопении Тёмы, перебрасывающего свою сумку с плеча на плечо.

Катя, морщась и ойкая, в очередной раз опустилась в изнеможении на землю. Юбка ее кожаная давно уже украсилась сзади грязными разводами. Пуговка на зеленой блузке болталась на ниточке. Ворот разошелся, и в него видна была ложбинка груди, край черного лифчика. Волосы растрепались.

Катя сидела, вытянув ноги, Дима наклонился к ее ногам.

— Погоди-ка… — Взял осторожно за ступню, приподнял. — Ого!

На лодыжке сзади кровавый рубец от ремешка.

Ко второй ноге потянулся, Катя тут же подогнула ее под себя.

— Так, — сказал Дима.

— Ты иди, — попросила Катя. — Я отдохну и догоню.

— Посиди здесь. Я сейчас, — заспешил Дима.

— Ты что, хочешь их всех вернуть? Не на-а-адо, — протянула Катя.

Дима убежал.

Катя осталась одна. Сидела, склонившись, трогая озабоченно тонкие свои лодыжки. Так вот, когда нажимаешь пальцем, вроде не больно. Отчего ж так жжет, когда ступаешь? Говорила сама с собой, ведь не было рядом Димки. Убежал он и не вернулся.

Но кто это дышит совсем рядом и пристально на нее смотрит, — спросила себя Катя. Подняла глаза. Рот открыла, а крикнуть не смогла.

Прямо перед ней из влажного тропического сумрака выглянуло черное лицо с белыми полосами, блеснули белки глаз. Моргнула, лицо исчезло. Вскочила и, не чувствуя боли, понеслась вслед за Юнгом, крича:

— Ребята-а-а! Подожди-и-те!

Обогнала Светку, Тёму с Юнгом, рывшихся в сумке в поисках пластыря для Катиных ног, повисла на плече у Криса, оглядываясь, бормоча:

— Там, там…

— Что — там?

— Ничего, — объяснил подоспевший Дима. — Ноги она стерла.

Катя круглыми от ужаса глазами всматривалась куда-то чуть повыше и в сторону от спокойно подходившей к ним Светы.

Света проследила взгляд, обернулась, ничего за своей спиной не увидела. Обычная в последнее время картинка — «лопухи» тропические, кустарник, заросли всякие непролазные, про которые вчера с таким восторгом рассказывал ей этот смешной и нелепый ботаник Дима, которого здесь почему-то называют Юнг.

— Еще бы не стерла! С такими ремнями и подошвой на ногах в городе хорошо, не в лесу, — шевельнула пальцами в удобных по ноге кроссовках Света.

Крис подхватил Катю на руки, прошел чуть вперед, отодвинув с дороги Тартарена. Там впереди Крис разглядел поваленное дерево и вокруг него что-то вроде небольшой поляны. Катю прислонил к стволу, подождал Тёму с аптечкой. Забрал у него пластырь, пузырек со спиртом, марлевую салфетку.

Снял с Кати ее ремешковые шлепанцы, обработал ссадины, аккуратно и точно залепил налившиеся кровью рубчики пластырем. Протянул не глядя остатки пластыря Тёме. Тёма сложил все в аптечку, вернулся к оставленной на тропинке сумке.

— Эй! — окликнул стоявшую чуть в стороне, кончики ладоней в карманчиках джинсов, пирсингом на животе вперед, Свету. — Сумка моя где?

— А я откуда знаю? — не оборачиваясь, ответила Света. — Где оставил, там ищи.

— Что там, Тёма? — поднял голову Крис.

— Да сумка, понимаешь, пропала, — растерялся Тёма.

— Эй, эй! Что за шутки, — дошло до Тартарена. — Там же наши запасы, спички, веревки.

— Может, ты дальше ее оставил? — спросил Юнг.

Ответить ему Тёма не успел.

Из чащи вылетел дротик, вонзился в поваленный ствол прямо над головой Кати. И тут же полезли с трех сторон из зарослей черные рожи, размалеванные белым, посыпались, вонзаясь в землю и стволы, дротики, раздался визг.

Катя, забыв про ноги, схватила свои босоножки, вскочила, крикнула:

— Это они! Бежим!

Никто не спрашивал, кто такие эти они. Тёма подобрал упавший рядом с ним дротик, метнул его в первую же высунувшуюся голову. Кто-то в зарослях вскрикнул от боли. На секунду стихло.

— Скорей, скорей! Уходим, — торопил Крис. — Тартарен первый. Мы с Катей за ним. Света. Юнг и Тёма прикрывают. Пошли!

Вовремя.

Едва Крис выстроил свой маленький отряд и Тартарен махнул привычно ножом, как мачете, срубая банановый лист, с трех сторон сильно и дружно заверещали угрожающе, забухали в какие-то барабаны, сначала медленно, потом все быстрее, быстрее…

— Бежим! — крикнул Крис.

Тартарен несся по джунглям как раненый слон, пробивая дорогу массивным своим телом. Да так лихо, что остальные едва поспевали за ним.

Вой, визг и барабанный бой не отставали ни на секунду. Чернорожие и крашеные упорно гнали их вверх по ручью, обступая с трех сторон.

Вдруг заросли начали редеть и расступаться. Подъем стал круче. Тартарен увидел что-то замаячившее впереди. Дал знак на ходу, чтоб поднажали.

Катя задыхалась, но стертые ноги без босоножек шлепали по земле как бы сами собой.

Ручей сделал крутой поворот. Тартарен перепрыгнул его. Остановился как вкопанный. Катя с Крисом ткнулись ему в спину. Тартарен едва удержался, чтоб не сделать шаг. Катя выглянула из-за Криса и заверещала не хуже тех диких, что гнались за ними. Дикари вдруг замолчали. И в тишине сквозь замершее дыхание троих послышалось Тартареново:

— Звездец, приехали!

И Крисово:

— Ой-ё!

И подоспевшей Светки:

— Блин!

Прямо перед ними, растянутый за руки и за ноги, почерневший, вздутый и голый, висел труп мужика. Головы у трупа не было. Пах он сильно и омерзительно. Кожа его, отливавшая зеленью и синью, вдруг зашевелилась, загудела — туча жирных мух разом поднялась и закружилась вокруг гниющего мяса.

Сзади послышался топот. Тёма и Юнг выскочили из-за поворота. Юнг не удержался, налетел со спины на Светку, обхватил ее рукой, чтоб остановиться, задышал ей в шею, она, запрокинув голову, взглянула Диме в лицо, а он этого и не заметил, смотрел, открыв рот и тяжело дыша, на жуткое зрелище — мертвый голый человек без головы, растянутый за руки и за ноги, в туче гудящих мух.

Сзади трещали ветками, подкрадываясь.

Тартарен боком стал обходить висевшего над ручьем. Вдруг замер. Поднял руку. Крис и следовавшие за ним остановились. Леша ткнул пальцем в землю за спиной трупа.

Там была вырыта яма глубиной метра три. На краю ее они сейчас стояли. Яму прикрыли банановыми листьями. В просвет между ними виднелись на дне острые колья.

Вот куда их гнали. Чернорожие, заметив, что план их провалился, не понимая, кто же и как всю компанию предупредил, завопили от досады с удвоенной силой.

Тартарен пробежал по краю над ямой, наддал еще и выскочил на открытое место.

Джунгли оборвались внезапно и стояли за спиной стеной. Там продолжали орать и стучать. Прямо перед ними поляна, поросшая травой, и дальше зеленый склон холма, под ним метрах в тридцати от кромки леса частокол — толстые бревна, ошкуренные и с острыми концами, выстроенные забором плотно в ряд.