Палуба шхуны была пустынна, только изредка из носового кубрика появлялся человек в форме матроса. Неторопливо он шел на мостик и внимательно просматривал карту.

Шкипер и рулевой вытягивались при появлении матроса, и шкипер отдавал ему честь. Этот странный матрос, впрочем, не обращал на них внимания. Скуластое и темное лицо его оставалось неподвижным, маленькие, полузакрытые веками глаза смотрели равнодушно и сонно.

Линия курса на карте, лежавшей на столе, могла бы привести в изумление любого моряка. Она то развертывалась подобно, спирали, то ломалась под прямым углом. Однако ни шкипер, ни матрос, сверявшийся с картой, не удивлялись этим спутанным кругам и углам. Судно шло на юг, постепенно приближаясь к берегу; приглушенно и ровно постукивал его мотор, и никто не прикасался к сетям, разбросанным на палубе.

В этот пасмурный и холодный вечер матрос не сходил с мостика шхуны. Барометр предвещал шторм — на волнах уже закурчавилась пена. Северный гижигинский ветер резко свежел.

Облокотясь о подоконник рубки, матрос пристально вглядывался в темную даль.

Шкипер по-прежнему стоял за его спиной, вытянувшись, словно при команде «смирно». Свет от компаса мутным, неясным пятном лежал на его лице. За круглыми стеклами очков маленькими черненькими огоньками блестели зрачки… Не оборачиваясь, матрос, наконец, сказал:

— Нужно искать бухту. Пока не поздно.

— Есть, — тотчас откликнулся шкипер и бросился к столу. Он склонился над картой и потом обернулся к рулевому.

— Право руля.

Тот повторил команду и быстро завращал штурвал.

Судно теперь шло к берегу, лежавшему на расстоянии десяти миль. Человек в матросской форме некоторое время следил за разворотом шхуны, потом он сказал негромко:

— В бухте нас может застать патруль. Значит — обыск. Нужно спрятать оружие и… отпустить пленного рыбака.

Шкипер удивленно поднял брови.

— Отпустить?

— Да, — сказал матрос. Он снял карту со стола. — Сожгите эту карту. На ней отмечен наш путь.

— Слушаюсь, капитан, — сказал шкипер, наклонив голову. — Но пленный…

Человек в костюме матроса вздернул сухое скуластое лицо.

— Приведите его сюда…

— Я хочу сказать, капитан, — пробормотал шкипер, — что отпустить рыбака — это вдвойне опасно.

Капитан в одежде матроса коротко улыбнулся. У него были крупные никелевые зубы. Они блеснули холодно, как лед.

— Благодарю вас, шкипер, — сказал он. — Я сам решаю такие вопросы.

Снова отдав честь, шкипер вышел из рубки. Отсюда, сверху, было видно, как прошел он вдоль палубы и склонился над люком трюма. Через две-три минуты на палубе появился невысокий, плечистый человек. Покачиваясь, он поднялся вслед за шкипером на мостик. Это был мужчина лет пятидесяти, обветренный, крепкий, хотя совершенно седой. Одет он был в брезентовую рыбачью робу, в морской фуражке с длинным плоским козырьком, в высоких сапогах. Он пошатнулся на пороге, но удержался за косяк двери.

— Надеюсь, переговоры кончены? — медленно проговорил он, вглядываясь в капитана. — Теперь ты, надеюсь, отпустишь меня?

По-видимому, он не мог рассмотреть лицо капитана. Только никелевые зубы светились из полутемного угла рубки.

— Я обещал вам, Сергеев, что убью вас, — сказал капитан, не выходя из угла. Он хорошо говорил по-русски, лишь едва заметно подчеркивая букву «р». — Да, убью, если вы не расскажете, что строится в бухте Лесной.

Рыбак поднял кулаки.

— Я пригрел вас, бродяги. Я не знал, что вы просто бандиты.

— Его нельзя отпускать, — заметил шкипер. — Он принесет вам вред.

— Вы отпустите меня, сволочи, — сказал рыбак с неожиданным спокойствием. — Вы не имеете права. Это наше море, подлецы.

Капитан отбросил полу бушлата и вытащил из-за пояса кольт.

Рулевой заметил это и еще ниже склонился над компасом. Но рыбак засмеялся.

— Этой штукой ты не раз уже меня пугал.

— Вы многое теряете, Сергеев, — сказал капитан печально. — Вы могли бы уехать с нами на юг. У нас хорошо на островах. Вы получили бы работу. Нам нужны волевые люди. Вы — волевой человек.

Рыбак опять схватился за косяк двери.

— Так вот зачем вы украли меня?..

— Капитан честен, — сказал шкипер, отходя к окну. — Он отпускает вас на берег.

Они молчали с минуту. Ветер свистел над рубкой. Глухая волна била в борта.

— Все равно вы подлецы, — сказал Сергеев. — Все равно. — Но капитан поднял руку. Он спрятал кольт.

— Ваши вещи в кубрике. Пойдите соберите их. Берег уже недалеко.

Рыбак повернулся и вышел на трап. Этот узкий трап вел на палубу.

Он проходил у самого борта.

— Одну минутку! — крикнул капитан, едва рыбак сошел на несколько ступенек.

Он остановился в полоборота к двери. Здесь было светлее, чем в рубке. И капитану, перешагнувшему через порог, было отчетливо видно лицо Сергеева, открытый взгляд его серых глаз, седая прядь волос, выбившаяся из-под фуражки. Он не отшатнулся, не бросился бежать, когда увидел кольт в руке капитана. Четыре пули, выпущенные подряд и в упор, не свалили его. Он стоял покачиваясь на крепких ногах, видя ряд никелевых зубов перед собой, в улыбке блестевших, как лед.

— Подлец, — сказала он громко и яростно, — подлый бандит…

Пятая пуля попала ему в висок. Рыбак откинулся на низкие перила трапа и медленно сдвинулся на фальшборт. Капитан спрятал кольт и сбежал на палубу. Он едва поднял тяжелое, еще теплое тело и перевалил его через борт шхуны. Потом он вернулся в рубку и, коротко взглянув на компас, принял у рулевого штурвал.

— Карта и оружие, — сказал он. — Идите.

Ночь быстро спускалась над морем. Высокие валы вставали и рушились над носом шхуны. Ветер свистел в снастях; густая штормовая поволока закрыла небо.

Тяжело взбираясь на валы, шхуна шла к берегу, к небольшой бухте за кремнистой косой.

В полночь шкипер заметил на горизонте зарево. Узкой полоской оно тянулось на юго-западе, где был берег, и быстро увеличивалось в багровых отблесках огня.

Он доложил капитану. Тот немедленно поднялся наверх и, лишь поднес к глазам бинокль, весело улыбнулся.

— Пожар, — сказал он. — Хорошо. Этот пожар будет для нас маяком.

Через два часа, спасаясь от шторма, шхуна медленно вошла в устье реки и поднялась к поселку Рыбачьему, где на пригорке еще дымился наполовину сгоревший амбар.

Асмолов, пришедший проверить, хорошо ли пришвартован его баркас, первый заметил незнакомое судно вблизи поселка. Он бросился к лодке и, уже отчаливая от берега, крикнул рыбакам, тушившим у амбара огонь:

— Посудина какая-то пришла! Эй, ребята!..

Кажется, его не расслышали, потому что никто не отозвался. Асмолов торопился. Он сам вышел навстречу редким гостям. Шхуна остановилась, загремел якорный канат. И едва Асмолов причалил к борту ее, как проворный матрос, улыбаясь, блестя белыми металлическими зубами, подал ему шторм-трап.

— Откуда прибыли? — спросил Асмолов, поднимаясь на палубу шхуны.

— С концессионного участка, — сказал матрос. — С участка номер тринадцать.

Асмолов внимательно пригляделся к нему: так правильно по-русски говорил этот японец. Но матрос понял.

— Я работаю переводчиком. Капитан хочет объяснить вам, почему мы зашли сюда, и просить у вас разрешения переждать здесь шторм.

Вслед за матросом Асмолов прошел в маленькую каюту капитана. По пути он заметил сети, в беспорядке разбросанные на палубе, и с удивлением подумал, что они не очень-то бережливы — японские рыбаки.

Капитан, сухопарый, невысокий человек в круглых очках, с шумной радостью встретил Асмолова. Он тотчас достал сигары и бутылку коньяка, но Асмолов отказался от угощения.

Переводчик стоял в дверях, проворный и гибкий, он кланялся, произнося каждую фразу.

— Покажите мне судовые документы, — сухо сказал Асмолов. — Мы должны их знать.

Капитан достал из ящика стола судовой журнал и свидетельство о принадлежности шхуны.

Асмолов внимательно просмотрел оба документа.