Мне хочется приласкать мальчугана, но я только присаживаюсь рядом с ним и подтверждаю:

— Да, они были первые.

Мне приятно тепло его руки: синеглазый комочек жизни — малое человеческое дитя, вот чем было оно согрето перед студеной громадиной океана — думой о подвиге и отваге.

Удивителен океан в его фантастических измерениях, и удивительны соленые реки, бурлящие в Курильских проливах, и бездонные глубины у этих островов, и надоблачные громадины вулканов. Но все же наиболее удивительным явлением был этот мальчонка на берегу — добрая, гордая искорка разума.

Райкомовский «козлик» быстро мчит по утрамбованному, влажному песку вдоль стены медлительного, взлохмаченного прибоя. Необычен этот непрерывно обновляющийся океанский «асфальт», без единой, даже малой, выбоины! Белая кипень пены стелется прямо под колеса, скаты шумно расплескивают её, и шоферу нужно быть внимательным и расторопным, чтобы не подвернуться под океанский вал.

Берег и океан… Черные скалы и мутная синь волны. И за мысом снова угрюмые скалы, рифы, осыпи, отмели. И полное безлюдье, словно этот выступ каменной тверди над пучиной населен только птицами, которых здесь великое множество — буревестники, бакланы, чайки, кайры, топорки… Но Анатолий Николаевич Субботин, секретарь Северо-Курильского райкома партии, с которым мы объезжаем окрестности городка, увлеченно рассказывает о текущих делах Парамушира, и вырисовывается картина высокого темпа жизни, заполненная событиями немалого народнохозяйственного значения.

Вот он за высоткой, городок, собранный, компактный, даже красивый. Его основные предприятия — порт и рыбокомбинат. Все, что рыбацкие бригады доставляют с Охотского моря и с океана, — треска и морской окунь, камбала и кижуч, терпуг, чавыча, морской гребешок — все сразу же поступает в цехи рыбокомбината — сортируется, разделывается, морозится, солится, жарится, превращается в консервы и отгружается на материк.

У Северо-Курильска свои отлично оборудованные промысловые суда. Рабочая загрузка рыбокомбината целиком зависит от экипажей этих судов — неутомимых пахарей трудной морской нивы. Велик, и сложен, и отважен труд на сейнерах, траулерах и малых судах, бороздящих просторы моря.

Подготовить суда к дальней сайровой экспедиции — дело серьезное и непростое — хватает работы и слесарям, и котельщикам, и плотникам, и трубопроводчикам, и электрикам. Особенно, пожалуй, электрикам, потому что монтаж сайрового электрооборудования трудоемок и сложен.

В те июльские дни в путь за сайрой готовились сейнеры и на них хозяйничали бригады электроучастка Балябина, трубопроводчиков Ермолаева и Ерошкина. Мастера-умельцы популярны на судах, а слава в порту — это слава и в городе. Но наиболее уважаемы в этом собранном, энергичном городке, больше того, любимы, конечно же, рыбацкие капитаны. Их знают и стар и млад. Юноши мечтают о столь высоком звании. Оно и почетно и очень ответственно. Это от их искусства, опыта, силы воли зависит «хлеб насущный» города — добыча рыбы. И капитаны Науменко, Савелков, Гербей трудятся самоотверженно и умело.

Северо-Курильск невелик — около трех тысяч жителей, — это, конечно, с детьми, со всеми работниками сферы обслуживания, и этот городок ежегодно дает Родине тысячи тонн ценнейших пищевых продуктов, считая прибыли миллионами рублей. Кроме того, он строит, расширяет порт, возводит кварталы современных жилых домов, совершенствует свою индустриально-техническую базу, заготавливает морскую капусту, производит рыбную кормовую муку, вырабатывает витамин А в рыбьем жире, печется о школах и детских садах, смотрит новые кинофильмы, слушает радио Москвы, читает свою газету «Курильский рыбак», — словом, живет насыщенной трудовой и культурной жизнью.

Право, следует еще раз заглянуть на карту и отыскать в океане, на северной оконечности Курильской гряды, маленькую точку — Парамушир, отыскать и вспомнить, что, кроме свирепых штормов и туманов, частых подземных толчков и затяжных свирепых метелей, он подвержен еще и бешеным натискам цунами, а вспомнив все это, оценить неукротимую энергию его отважных тружеников.

— Нас качают землетрясения, а мы не теряем времени, работаем, — говорит смеясь капитан порта Северо-Курильск — Арсений Калинович Громик — украинец, тульчинец, навсегда сроднившийся с далеким Парамуширом. — Иной раз невольно призадумаешься: что за каверзная местность, тут и вулкан под боком пыхтит, и земля под ногами колышется, и штормы, и слякоть, и туманы, будто вся природа против человека ополчилась. Но океан поутихнет, поугомонится, и проглянет солнышко, а тогда любо-дорого взглянуть на чудесные наши берега, быть может, самые красивые на свете!

Я спрашиваю у Арсения Калиновича, не скучает ли он за родным Тульчином, — все же свыше двадцати лет жизни отдал острову и океану, и лихой моряк отвечает беспечно:

— А скучать, друг земляк, у нас не приходится: некогда. Веришь, нету такой минуты, чтобы скучать.

— Вы сами были, Арсений Калинович, колонным капитаном, и у вас, наверное, имеется свой прогноз насчет лова во втором полугодии?

Он медлит с ответом, крутит ус.

— У океана погоды не затребуешь и адресов минтая или камбалы не спросишь. У хорошего, завзятого капитана — обязательно дружный, завзятый экипаж, а у такого экипажа рыба непременно будет.

В легком двухэтажном строении, в кабинете капитана порта, Субботин склоняется над сводками лова за месяц. Он уже не впервые вчитывается в эти колонки цифр и видит картину напряженных поисков, удач и просчетов, счастливых находок, средних, «утешительных» результатов и обидных огорчений.

Вот самая свежая сводка последнего трудового дня: два малых судна — рыболовные боты — вели лов в одном и том же районе одинаковыми снастями, но один из них доставил к причалу 15 центнеров камбалы и 23 — трески, а другой только 10 камбалы, а трески и того меньше — 9.

Обе команды — на хорошем счету, обе работают старательно, однако одной повезло больше, другой меньше, и выход у нее простой и единственный: проявить настойчивость, сметку, отыскать и взять рыбу.

Добычу малых судов в Северо-Курильске расценивают как добрый «привесок» к плану. Главный расчет — на колонну больших судов, экипажи которых, надо сказать, трудятся напористо и умело, не страшатся любой непогоды, уходят в отдаленные районы иногда на целые недели и возвращаются, как правило, с уловом.

В сводках, конечно, не прочтешь, каких усилий стоят рыбакам иной раз эти «дары океана». Высоченный прибой нередко выбрасывает на берег обломки мачт, весел, шлюпок, обрывки снастей. А когда мы продолжили путь по «океанскому асфальту», за изворотом берега я увидел прямо в полосе прибоя замерший, застывший большой корабль. Он глубоко врезался в песчаный вал берега, да так и застыл, высоко подняв могучий форштевень. Палубы его были безлюдны, и ржавчина уже въелась в имя «Нептун», аккуратно выведенное на обводе борта.

Субботин сделал знак шоферу и первым сошел на песок.

— Да, и такое случается, — молвил он негромко, и в голосе его прозвучала нотка досады. — Ничего не поделаешь — стихия, и они не легки, не просты — рыбацкие дела.

Мы присаживаемся на толстый и гладкий брус, меченый замысловатым японским иероглифом (тоже «дар океана»), смотрим на покинутое судно и две-три минуты слушаем, как в пустотах его трюмов повторяется рокот прибоя. Покинутый корабль непременно печален, а этот — тем более, он еще месяцы и годы мог бы победно резать волну, светиться огнями, греметь лебедками… Монотонно погромыхивает прибой, и Субботин рассказывает:

— А случилось это около полуночи, под самый Новый год, в пургу, когда, казалось бы, из дому и носа не высунуть, а только и добрых забот, что встретить в кругу семьи и друзей торжественные новогодние минуты.

Друзья собрались у меня еще с вечера, когда пурга только начиналась, и почему-то, может, от праздничного настроения, все были уверены, что пометет-покружит часок-другой и перестанет.