Все же как быстро проносится время! Давно ли это было: с палубы 44-пушечного «Рафаила», шедшего в составе эскадры вице-адмирала Ханыкова, он, молодой мичман, впервые всматривался в задернутые туманом берега Британии?.. 1795 год и 1807-й… Дистанция времени между ними не так-то уж велика. Но теперь этот мичман стал капитаном и вел свой новенький, стройный, белокрылый шлюп в такой далекий рейс, о котором товарищам его юности только мечталось.

Впрочем, товарищи юности знали, что не только участием в сражениях, но, главное, упорным и настойчивым трудом он заслужил командирский пост на мостике шлюпа.

Тесная квартирка в одной из полутемных лондонских трущоб… Друзья иногда заходили к нему в эту «обитель». Пока эскадра Ханыкова продолжала гостить в английских портах и офицеры веселились на берегу, Головнин предпочел развлечениям маленькую квартирку и уроки у известных астрономов и моряков и жизнь почти впроголодь с расчетом до копейки.

О том трудном периоде своей юности он не жалел. Он не мог рассчитывать на чью-либо помощь, так как с девяти лет остался сиротой; его не удручало и полное одиночество в Лондоне: к одиночеству он привык в дни каникул, когда товарищи по Морскому корпусу разъезжались к родным и Головнин оставался один — ему некуда было ехать. Тогда он полюбил книги.

Возвращение в Лондон было для него связано с множеством воспоминаний. В хмурой столице сначала никто его не знал — все лица были замкнуты и равнодушны… Потом ему радостно улыбались, аплодировали и дарили цветы — он был отмечен в ряду отважных; он, русский моряк, сражался под флагом самого адмирала Нельсона!

Англичане говорили:

— Скажите: я был с Нельсоном, и перед вами в Англии раскроется любая дверь. Это — пароль дружбы.

Тогда его тронули эти звучавшие взволнованно слова.

Но вот и знакомый Спитгед — рейд в полутора милях от Портсмута.

Тучный таможенный чиновник тяжело взбирается с лодки на палубу шлюпа. Он чем-то похож на монаха-капуцина: у него натянутое, скучное лицо, выражающее глубокое почтение к собственной персоне.

Сделав два шага по палубе и точно споткнувшись, чиновник застывает в изумлении. Еще минуту назад трудно было бы поверить, что эта надменная маска может улыбаться.

— О!.. Не изменяет ли мне зрение? Мистер Головнин?! Живой и невредимый?

Головнин не сразу узнает в постаревшем, накопившем изрядный жирок таможеннике младшего офицера с «Фисгарда» Лоу. Помнится, порядочным был этот Лоу шалопаем: исполняя приказы Головнина, он часто путал корабельные наименования, и его старательность нередко вызывала всеобщий хохот. А теперь он подыскал теплое местечко и чувствовал себя настолько самоуверенно, что даже попытался потрепать капитана по плечу.

— Вот и снова мы вместе, мой милый…

Головнин с трудом сдержался, чтобы не засмеяться.

— Как вижу, времена меняются, мистер Лоу?

Чиновник ответил не без гордости:

— О, мы недаром сражались!

— Разве война закончилась, мистер Лоу?

Чиновник нисколько не смутился:

— По крайней мере, я отбыл свою очередь. Я сделал все, на что был способен. Однако, если меня снова позовут под королевские знамена, можете не сомневаться…

— И так далее! — закончил вместо него Головнин.

Плутоватые глаза Лоу затаили смех, но выражение лица осталось по-прежнему торжественным. Оглянувшись на моряков, он сказал негромко:

— Я хотел бы поговорим, наедине.

Они прошли в кают-компанию, и, поместившись в просторном кресле, выпив добрую рюмку водки, крякнув, переведя дыхание, Лоу молвил таинственно:

— Сугубо секретно… Есть важные новости. О них напечатано во всех наших главных газетах.

— Одну минуту, — остановил его Головнин. — Если напечатано во всех газетах, какой же это секрет?

— Но вы еще не читали сегодняшних газет?

— Ах, вот в чем секретность! Продолжайте…

— Возможно, мой дорогой союзник, что завтра мы станем противниками.

— Это мы с вами, Лоу?

— Если завтра меня опять позовут под королевские знамена.

Смеясь, Головнин прервал его снова:

— И так далее!.. Однако это высокая политика, почтенный. Сейчас для, меня важно другое: чтобы вы немедленно снабдили шлюп необходимыми продуктами.

Лоу стало неудобно в кресле; ерзая и вздыхая, он сказал:

— Но если мы станем противниками… Вы понимаете, меня будут упрекать. Еще бы! Лоу снабжал неприятельское судно!

Головнин усмехнулся.

— Итак, мне придется сообщить властям, что вы, таможенный чиновник Лоу, назвали русский военный корабль неприятельским и на этом основании отказались снабжать его провизией.

Лоу поспешно встал.

— О, что вы, мистер Головнин! Мы ведем с вами дружескую беседу. Мы оба — ветераны войны, оба сражались за Англию… Как друг ваш я сделаю все возможное! — Он усмехнулся и подмигнул. — Но… у нас обычно выдаются поощрительные суммы.

— Вы хотите сказать: взятки?

— Это грубовато.

— Все же вы говорите о взятке?

— У нас это называется поощрением.

— Кто же выдает вам «поощрения»?

— Любой купеческий корабль.

— Но это военный корабль, не купеческий.

Чиновник выпил еще рюмку и встал:

— Я уже сказал, что для боевого друга я готов сделать все возможное. Надеюсь, мне удастся снабдить вас еще до начала событий. Жаль, капитан, что вы так придирчивы к этому слову — «взятка». Слово действительно неприятное, но люди хотят жить. Не удивлюсь, если они в первую очередь займутся снабжением какого-нибудь купеческого корабля… Возможно, мне даже придется поссориться с ними, поспорить. Но портить отношения с людьми, с которыми приходится работать ежедневно… Вы сами понимаете…

— Только поторапливайтесь, любезный! — резко прервал его Головнин. — Мне дорог каждый час. Поторапливайтесь!

С усмешкой смотрел он вслед этому вояке: вот она, традиция старой, доброй Британии: даже в такое суровое время все здесь заботились только о наживе: военные и контрабандисты, попы и спекулянты, крикливые уличные ораторы и промышленники… Головнин вспомнил лорда Маркерра… Неужели и почтенный лорд тоже «брал»? Кто установит процент, который вносят ему таможенники?.. Не раз и раньше Головнин замечал в английских портах открытую «деятельность» подозрительных маклеров. Он старался не замечать этих темных дельцов. Но теперь ему довелось столкнуться с одним из них, и это был государственный чиновник, офицер английского флота!

Болтовня Лоу о напряженности отношений между Англией и Россией имела, однако, серьезные основания. В 1807 году международная обстановка была особенно сложной и накаленной. Достигший вершины своего могущества Наполеон всячески понуждал царя и его министров порвать с Англией и присоединиться к системе объявленной им континентальной блокады.

Эта блокада имела свою длительную и шумную предысторию. Еще с 1793 года во французском законодательстве стали появляться и следовали одна за другой все новые строгие статьи, направленные к тому, чтобы совершенно прекратить сбыт английских товаров во Франции и продажу французских товаров на Британских островах.

Английский промышленный капитал в техническом отношении в то время был самым передовым. Бороться с его мощью путем открытой конкуренции французская промышленная буржуазия не могла. Англия наводняла французский рынок суконными, хлопчатобумажными товарами, металлическими изделиями. Этот мощный поток, казалось, вот-вот захлестнет французскую промышленность.

Выполняя волю французской буржуазии, Наполеон стал вводить все более резкие ограничения в торговле с Англией. В период краткого, заключенного в городе Амьене мира, который продолжался с марта 1802 года по май 1803 года, поток английских товаров во Францию еще более возрос. Однако в то время Наполеон еще рассчитывал на успешное вторжение в Англию. Всю английскую промышленность он рассматривал как свой будущий трофей.

Собранная им в Булони огромная армия тщательно готовилась к вторжению. Путь через Ла-Манш пересекал ей английский флот…