Наташа кивнула и опять не удержалась от вопроса:

— Ну и что?

— Если это случится с тобой, то каково будет матери? Ты думала?

— Думала.

— И все-таки вступила в ДОП?!

— Что ты говоришь, Митя! Я же комсомолка! — произнесла Наташа с таким прямодушным удивлением, будто её товарищ сморозил что-то несусветное.

— Вот-вот, — удовлетворенно проговорил Никифор. — Теперь давай о твоей матери. Что ей угрожает, если ты не поедешь в Германию? Ты полагаешь, её отправят вместо тебя?

— Так полицаи сказали.

— И ты им веришь?

Девушка пожала плечами:

— Веришь не веришь, а от полицаев всего можно ожидать.

— Я думаю, это просто угроза и больше ничего, — сказал Никифор. — Немцам нужна молодежь — здоровая, выносливая, дешевая рабочая сила. А с пожилыми им возиться невыгодно — толку от них меньше, а хлопот больше. Поэтому мобилизуют в Германию только молодых. Сама теперь посуди: есть расчет немцам вместо тебя брать твою маму? Нет такого расчета! Это полицейская провокация. Но угрозу они могут осуществить, хотя и иным образом. Арестуют на время, скажем, твою маму. Или оштрафуют. Но что бы они ни сделали, а матери это будет легче, чем проводить тебя в Германию.

— А если арестуют маму и будут держать её в подвале до тех пор, пока я не сдамся? — спросила Наташа.

— Возможно и так. Предугадать действия полицаев я не могу. Ты сама же сказала, что от них всего можно ожидать. Думаю, однако, это будет только в том случае, если и на сборный пункт не придешь ты одна, ну еще два-три человека. С единицами расправиться легко, а если не явится половина мобилизованных?.. С такой массой полицаи ничего не смогут сделать… Не посмеют, побоятся. Они и так за последнее время хвосты поджали.

— А если наша организация, — вставил Орлов, — развернет соответствующую работу.

— …То, — продолжал Никифор, — полицаи не досчитают очень многих из мобилизованных. Поэтому, мне кажется, надо срочно выпустить листовки, призывающие молодежь не являться на сборный пункт. А члену комитета Наташе Печуриной предлагаю подать личный пример — скрыться на время из дому. Голосуем сразу за два пункта. Кто за? Единогласно.

Светлыми, как два родничка, глазами смотрела Наташа на Никифора. В них светилась признательность, граничащая с восхищением. То, над чем она безуспешно ломала голову всю ночь, стало ясным и простым. Конечно же, она не имеет права бросать ДОП. Она должна остаться. А мама простит, если из-за дочери придется пострадать немного. В крайнем случае, если Наташа узнает, что маму бьют и мучают полицаи, то она придет к Раевскому и скажет: «Вот я, пейте мою кровь, а маму отпустите, она ни в чем не виновата».

Дома Наташа объявила матери, что ни в какую Германию она не поедет, останется, и все тут.

Анна Ивановна испуганно вскинулась. Простонала:

— Тебя ж арестуют, доню!..

— Ничего не арестуют, — заявила Наташа. — Я у Анки спрячусь.

Успокоилась Анна Ивановна как-то внезапно. Может быть, на нее подействовала уверенность Наташи, а может, и сама она пришла к этому решению. Так или иначе, она сняла со спинки стула недоштопанную дочернюю сорочку и спрятала её в рундук.

— Мама! — только и сказала Наташа, обхватив ее плечи и прижавшись к бесконечно родной, вскормившей её груди.

Гришутка, сидевший за столом в ожидании ужина, капризно застучал ногами, заныл:

— Они целоваться начнут, а мне с голоду помирай!

— Зараз подам, сыночек. Проголодался, бедный мой…

Украдкой смахивая непрошенную слезу. Анна Ивановна торопливо зашаркала к печи.

Поужинав Наташа едва добралась до постели, как моментально погрузилась в сон.

В последующие дни комитет развил лихорадочную деятельность.

События заставляли торопиться, события подталкивали.

Возле взорванных грузовиков немцы поставили виселицу и повесили пятерых четырех мужчин и одну женщину. Прикрепленный к столбу фанерный щит черными расплывшимися буквами крича.):

Ниже другой фанерный щит предупреждал:

Среди повешенных знаменцы узнали Ксану Приходько, Вареникова Ивана и Воскобойникова Фому Гордеевича. Дивились люди: как это смирный, боявшийся даже курицу зарубить, Иван Вареников пошел на такое дело?! Про Воскобойникова говорили: «Тот может». А насчет Ксаны Приходько опять только разводили руками. Верили и не верили в вину повешенных, как верили и не верили рассказам о страшной жеребьевке в сельуправе — чересчур много было в этом до неправдоподобия жуткого. И мало кто знал, что Карпо Чуриков давно лелеял мечту прирезать часть соседского сада к своему, а соседкой-то и была Ксапа Приходько. Никто не догадывался, что Вареникова такая кара постигла за то, что на свадьбе у Башмака он не дал хозяину четвертную не из-за принципа, а просто не было ни гроша.

В самой Знаменке полицейского сержанта Петра Бойко кто-то ночью стукнул из-за забора кирпичом и за малым не проломил ему черепа.

Была неудачная попытка поджога овощесушильиого завода. Поджигателя поймать не удалось.

События требовали отклика подпольной организации, и она, как могла, откликалась. Были выпущены листовки под заголовками: «Не поедем в Германию». «Собаке — собачья смерть». «Памяти погибших». Автором текстов был Никифор, размножали от руки и распространяли листовки все члены ДОПа. Днем переписывали, а ночью расклеивали на столбах и заборах или просто разбрасывали по улицам, в подворотнях, засовывали в почтовые ящики.

Доповцы ходили с покрасневшими от бессонницы глазами, но результатами своей работы были довольны. По селу из хаты в хату передавали слух о появившейся в Знаменке подпольной организации, у которой есть связи с Москвой и партизанами. Покушение на Петра Бойко, взрыв автомашин считали делом рук таинственного ДОПа.

Полицаи с наступлением сумерек избегали появляться на улицах в одиночку.

Никифор эти дни проводил попеременно то у Прасковьи Наумовны Баклажовон, с которой успел подружиться, то у Галины Яковлевны Галунец-с нею Никифора познакомила Лущик. К себе на квартиру он все еще опасался возвращаться. Дважды поздним вечером заглядывал на несколько минут, чтобы успокоить Дарью Даниловну.

В слухах, которые Никифору регулярно пересказывали Баклажова и Галунец, было немало странного и непонятного, иногда противоречивого. Но из них Никифор вывел заключение, что в Знаменке, помимо ДОПа, действует еще кто-то и с этим «кто-то» нужно было установить связь.

Накануне объявленного дня отправки молодежи в Германию Наташа с узелочком личных вещей, как когда-то перед приходом немцев, перебралась к Анке. С матерью договорились, что та скажет полицаям: Наташа уехала погостить к родичам в Никополь.

— Мобилизовали?! — округлила глаза Анка, когда узнала, зачем пришла к ней подруга. — Ты же работала!..

В последнее время у Наташи, занятой листовками, не было времени сходить на Лиманную. Анка же работала теперь с утра до вечера на пристани: немцы не решались после взрыва автомашин вывозить хлеб по сухопутью, а приспособили для этого плоскодонные лодки, по-местному — дубы, и весь поток продовольственных грузов из Знаменки и ближних сел хлынул через пристань.

— Не помогла и работа, — усмехнулась Наташа. — Андрюшка Тяжлов рассказывал, как это вышло. Раевский сказал: «Порядочную молодежь отправляем, а дочь коммуниста остается? Пускай она едет, а кого-нибудь другого оставим». И самолично включил меня в список. Андрюшка после этого ничем не мог помочь.

— И ты решила не ехать? — изумленно спросила Анка.

— Как видишь. Только не делай вид, будто это бог весть какой подвиг!.. Многие, наверное, останутся и… Долго будешь меня держать на крыльце?