Сьянова встретил с распростертыми объятиями:
– Поздравляю, Илья Яковлевич, поздравляю!
Старший сержант доложил: продолжаем очищать здание от гитлеровцев, уже отвоевали много комнат на первом и втором этажах. Сложнее с подвалом: пробовали спуститься, понесли потери. Очевидно, там крупные силы.
Комбат радовался – Сьянов действует не хуже опытного офицера, уверенно и осмотрительно. После войны люди скажут: одним из первых в рейхстаг ворвался, ротой командовал, вот какой он, сержант нашей армии!
– Все твои действия одобряю, Илья Яковлевич. И правильно сделал, что блокировал выходы из подвалов.
В комнате, где расположился КП батальона, кроме Гусева, Береста и Матвеева Неустроев увидел Соколовского и несколько смутился: не очень удобно, конечно, являться в рейхстаг после заместителя командира полка. Но майор ничем не подчеркнул это, и комбат успокоился.
– В первую очередь установите связь с полком, товарищ капитан, – приказал Соколовский Неустроеву.
Пришлось вслед за Ермаковым послать на линию Щербину. К удивлению всех, тот через минуту возвратился:
– Товарищ капитан, в рейхстаге артиллеристы с радиостанцией!
Неустроев пошел за ним. В одной из комнат около переносной радиостанции стоял капитан В. Н. Маков, возглавлявший группу добровольцев-артиллеристов. Неустроев познакомился с ним еще перед штурмом. Волевой офицер. Видно, многому научила его героическая оборона Севастополя, в которой он участвовал.
На просьбу Неустроева Маков ответил:
– Помогу, капитан, помогу! Вот только радист мое донесение командиру корпуса передаст.
Оказывается, артиллеристы-добровольцы в числе первых ворвались в рейхстаг и, сломив сопротивление вражеских автоматчиков, пробились на крышу. Там водрузили красный флаг. Это сделали сержанты Александр Лисименко, Михаил Минин, Гизий Загитов и Алексей Бобров.
В углу комнаты артиллеристы перевязывали раненого Загитова.
– Редкий случай, – обернувшись к Неустроеву, пояснил Маков. – Пуля пробила партийный билет в левом нагрудном кармане, а сердца не затронула, работает. Надо бы в медсанбат его, да не пронести через огонь.
Доложив в полк о прибытии в рейхстаг, Неустроев вернулся на свой КП.
Вскоре зазвонил телефон.
– Это Ермаков связь восстановил! – воскликнул Гусев.
Неустроев взял трубку. Даже по голосу чувствовалось, что Зинченко доволен. Выслушав доклад, сказал: «Приказом комдива вы назначены комендантом рейхстага!»
Узнав об этом, офицеры поздравили комбата.
– Учти, Степан Андреевич, в твоем подчинении два гарнизона, – засмеялся Соколовский, – наземный – наш и подземный – немецкий.
– Теперь, – поддержал шутку Матвеев, – боевые дела можно решать даже очень просто. Снял трубку и… «Алло! Говорит комендант рейхстага. Доложите строевую записку по подвалу. Не забудьте сложить оружие, всем наверх! Шнель, шнель!»
– Выявим, уточним силы противника, станет ясно, что лучше предпринять, – вслух размышлял Неустроев. Вдруг вспомнил: – А где же Пятницкий?
Но Петра никто не видел. Комбат отогнал мысль о гибели ординарца. Выяснить бы, но сейчас, когда каждый метр площади простреливается, этого не сделаешь.
Где-то задержались и знаменосцы. Замполит и Щербина вышли наружу. Был уже поздний вечер, но, как и днем, гремели орудийные раскаты, пулеметно-автоматные очереди вспарывали темноту.
На ступеньках, почти у самой верхней площадки, лежал солдат. Щербина узнал Пятницкого.
– Петр Николаевич, Петр Николаевич! – нагнувшись, тревожно схватил он лежащего за руку, но она была холодна, как камень лестницы. Прильнул ухом к груди – дыхания нет. «Эх, Петр Николаевич, так и не пришлось тебе увидеть сына…»
За спиной раздался голос Береста:
– Что с ним?
– Убит Петр Николаевич, – сквозь слезы проговорил Щербина.
Берест заметил под телом солдата полотнище флага.
«Значит, этот флаг я видел. Не мерещилось мне».
– Давай прикрепим к колонне, – сказал Берест. – Исполним последнее желание Петра.
Они привязали знамя шпагатом, но, обильно смоченное кровью, оно не развевалось по ветру, а тяжело легло на гранит.
Возвращаясь, они увидели Егорова и Кантария со Знаменем 3-й ударной армии.
– На крышу надо! – воскликнул замполит. – Пошли, прикрывать вас будем! Завтра ведь Первое мая. Надо к празднику сделать подарок советскому народу.
3
В рейхстаге – командир полка! Даже бывалые воины, хорошо знавшие, что полковнику храбрости не занимать, гордились им. Следом за всеми прошел через пекло площади.
За войну у Зинченко выработалось правило, которое он не нарушал ни при каких условиях, – четко представлять себе, что делается на поле боя. И если была плохая видимость с наблюдательного пункта или отказывала связь, немедленно сам шел на передний край разбираться в обстановке.
Взял трубку и доложил генералу Шатилову положение. Во изменение прежнего приказа генерал назначил его комендантом рейхстага. Однако переводить сюда штаб полка преждевременно: хотя бой и развивается успешно, общее положение неустойчиво.
Неустроев созвал командиров. Нужно укрепить охрану выходов, поставив для этого фаустников Козлова, которые уже были в рейхстаге. Командир полка обещал подбросить подкрепление, но удастся ли это сделать? Резервов в полку не оставалось, да и пройти площадь по-прежнему трудно.
Командирская летучка близилась к концу, когда в дверях появился командир батареи лейтенант Сорокин.
– Молодец! – поднялся ему навстречу Неустроев. – Вся батарея здесь?
– Какая там батарея, товарищ капитан… Только одно сорокапятимиллиметровое орудие осталось… да два ящика снарядов…
– Все равно батарея, товарищ Сорокин, – подбодрил Неустроев лейтенанта. – И пехотинцев у нас на роту не хватает, а я по-прежнему говорю: батальон. Устанавливай орудие у правого выхода из подвала.
– А я в Журнале боевых действий особо отмечу это событие, – с улыбкой сказал Гусев. – Ударишь из орудия, пехотинцы обрадуются: «С нами артиллерия!»
В уголке, склонившись над столиком, сидели Матвеев и агитатор 756-го полка капитан А. М. Прелов, прибывший вместе с командиром полка. Составляли листовку-«молнию». Подошел Кондратов.
– Редколлегия за работой.
– Да, но твои разведчики, Василий Иванович, задерживают выпуск самой главной листовки.
Кондратов молча шагал по комнате: его волновала задержка Егорова и Кантария. Хоть с ними и пошел замполит, все могло случиться. Уж что-то долго не возвращаются.
Вспомнил, как назначал знаменосцев, когда получил приказ Зинченко. В подвале выстроились разведчики. Все – молодец к молодцу. В поисках каждый не раз отличался. На ком остановиться? Он видел, как недоуменно смотрят на него бойцы. Дескать, чего это начальник так долго разглядывает, словно при первом знакомстве?
Остановился на Егорове и Кантария. Учел, что они всегда отважно действовали в паре. Зинченко хорошо знал обоих и был доволен выбором. Это Кондрашов заметил сразу, как только привел разведчиков. Полковник, взглянув на них, произнес:
– На таких орлов положиться можно.
Разведчики еще не знали, какое задание им хотят дать, но, когда полковник развернул знамя, догадались.
– Вы что радуетесь? – сказал Зинченко. – С ним ведь не на парад идти.
– Пронесем, и будет оно на рейхстаге, товарищ полковник.
– Ишь какой догадливый народ, – засмеялся Зинченко. – Мне, значит, и объяснять нечего. Знайте только, что вам вручено Знамя Третьей ударной армии, которое станет символом нашей победы над фашизмом. Станет, если вы проявите все свое умение и отвагу. С этой минуты вы не разведчики, а знаменосцы. Желаю вам удачи!
Командир полка опустился на колено и, поцеловав Знамя, передал его разведчикам. Принимая Знамя, те последовали примеру полковника.
У Михаила и Мелитона праздник на душе. Выйдя от полковника, они долго разглядывали Знамя. Столько судили-рядили о нем, гадали, каким оно, Знамя Победы, будет. Оказывается, самое простое. Полотнище красного цвета – символ борьбы трудящихся. В левом углу – серп и молот, сверху – звездочка.
