– Только колодку придется сделать не на троих, – сказал Лысенко, – побольше. Скажем, двенадцатиглавого кобеля соорудим из подручных фюрера.

Оживившись, бойцы заговорили о практических делах предстоящего боя: те, что останутся при командире полка, должны четко и быстро выполнять его распоряжения, а идущие на штурм – помнить об ответственности задания – водрузить флаг на рейхстаге.

В это же время начиналось собрание в батальоне Давыдова. Здесь выбыл из строя замполит Лев Шустер, а назначенный на его место капитан Васильчиков еще не успел познакомиться с людьми и делами. Поэтому на собрание пришел замполит полка майор Субботин.

– Ну как, все успели на рейхстаг поглядеть? – спросил майор собравшихся.

– С раннего утра люди у окон торчат, товарищ майор, – ответил капитан Давыдов. – Приходится отгонять, небезопасно ведь.

Как всегда, комбат подтянут. Пышные русые волосы заботливо уложены на правую сторону.

– Я тоже разглядывал Кенигсплац, – неожиданно начал замполит. – И вспомнил, что писали газеты в тридцать третьем году. Тогда эта площадь тоже была в огне. Только не снаряды рвались на ней, как сейчас, – полыхали огромные костры, которыми фашисты ознаменовали свой приход к власти. Горели не дрова, а великие произведения Маркса, Энгельса и Ленина, свезенные из всех библиотек города. Поддерживая пламя, гитлеровские молодчики бросали книги в костры, как кочегары уголь в топку. Будем, товарищи, помнить и об этом, когда ринемся на штурм!

В соседней комнате разорвался снаряд.

Замполит остановился, глядя на слушавших его людей. Они совсем не обращали внимания на грохот вражеской артиллерии. «До чего привычной стала война!» Майор спохватился и продолжил. Он рассказал о том, как любовался тогда Гитлер горевшим рейхстагом, как с восторгом изрек: «Это перст божий. Теперь никто не воспрепятствует нам уничтожить коммунизм железным кулаком».

– Сейчас нам не страшен кулак бесноватого фюрера! Говорят, у него рука отнялась после прошлогоднего покушения генералов.

– Наверно, Гитлер теперь трясется где-нибудь в подземелье хуже того барана, который дрожит, видя, как стригут овцу, – весело бросил лейтенант Греченков.

– Или как тот Мальбрук, что в поход собрался и… – озорно поддержал его лейтенант Литвак.

Глядя на смеющегося Греченкова, майор вспомнил его настроение при вступлении на немецкую землю. Отошел парень. Позавчера на Альт Моабите голодному немчонку кусок хлеба дал, показал, куда спрятаться от снарядов.

Прения открыл лейтенант Греченков. Как рапорт отдал партсобранию:

– К штурму рейхстага рота готова!

У правого угла подвала сильно грохнуло, – наверно, два или три снаряда сразу. С потолка и стен посыпалась штукатурка. Греченков кивнул туда головой:

– Кусают и комары до поры. Поступит приказ, и мы живо доберемся до этих стрельцов, замест пыжа в пушку их забьем.

За ним выступили командиры взводов.

– Вот товарищ майор нам рассказал, что и у себя дома фашисты творили злодеяния, – сказал лейтенант Литвак. – За одно только уничтожение книг пролетарских вождей Гитлера надо казнить. Я уж не говорю о тех, кого Гитлер гноил в Моабите, уничтожал в концлагерях.

Замполит отметил, что взводный оправился от недавней тяжелой контузии.

Лейтенант Атаев сидел на полу, привычно сложив ноги калачиком. Получив слово, быстро поднялся.

– Гитлер хотел сжечь наши идеи, – гневно бросил он, – но их никакой огонь не мог взять. Они привели нас к Берлину и сегодня поведут на последний штурм. Подтверждается восточная пословица: «Сильный телом победит одного, а сильный духом – тысячи».

Лейтенант Кошкарбаев взволнованно произнес:

– Я счастлив, что на штурм иду коммунистом. Во взводе уверен, как в самом себе.

В отличие от других Давыдов говорил ровным голосом, в котором, однако, ощущалась озабоченность:

– Наш батальон призван проложить путь к рейхстагу через Кенигсплац. Прямо скажу: на этой площади нам понадобится весь наш боевой опыт. Гитлеровцы взяли площадь под обстрел с трех сторон. Как никогда, приобретает значение личная инициатива и находчивость. В бушующем огне команды не жди. Каждый солдат сам себе командир. Сам определяй, где перебежать, где переползти, где передохнуть. В ходе боя коммунисты должны показать это личным примером.

Парторг батальона Исаков зачитал проект решения:

– «Оказать всемерную помощь командирам в подготовке предстоящего боя, чтобы каждый воин хорошо усвоил боевую задачу, овладел приемами боевых действий, осознал ответственность последнего штурма.

Коммунистам идти впереди, презирая опасность и смерть. Возьмем рейхстаг, очистим Германию от фашистской скверны – и конец войне».

Проголосовали дружно.

Закрывая собрание, Исаков сказал:

– Пусть как весенний гром прогремит в Москве салют в честь Победы!

Артиллерийский налет был хоть и коротким – всего десять минут, – но мощным. Несколько десятков орудий обрушилось на рейхстаг и парк. Кенигсплац окутало дымом, здание рейхстага скрылось в нем совершенно.

Капитан Давыдов спустился в подвал проверить готовность к атаке. Бойцы натаскали к окнам кирпичей и досок, уложили их так, чтобы легко было выскакивать по ним наружу. Комбат попытался было поговорить с командирами рот, но, как ни кричал, те его не слышали. Пришлось объясняться жестами. Больше всего оглушали разместившиеся в доме орудия и «катюши». Грохот их выстрелов метался по коридорам и комнатам, словно искал, где бы ему вырваться из помещения.

Батальон Давыдова, как и батальон Логвиненко, атакует в первом эшелоне. Комбат решил атаковать поротно. Собственно, практически батальон даже при желании не мог включиться в бой одновременно – для этого просто не хватало окон. Но даже если бы они и нашлись, бросать весь батальон сразу не было смысла – неизвестно еще, как сложится обстановка на площади. Маловероятно, чтобы в результате артиллерийской подготовки огневые точки противника оказались полностью подавленными. Целесообразнее для начала послать одну роту, затем, в случае успеха, вторую…

Рота Греченкова рассредоточилась около окон повзводно. Люди стояли наготове, слегка наклонившись вперед и чем-то напоминая бегунов на старте. Командиры взводов не сводили глаз с Греченкова – ожидали его сигнала.

Давыдов, подойдя к командиру роты, показал на циферблат часов. Тот понимающе кивнул – до конца арт-налета оставалось две-три минуты, пора начинать. Группа полковых разведчиков, стоявшая у левого окна, уже ринулась по подмосткам на площадь. Первым побежал Правоторов.

Командир роты поднял руку и резко взмахнул. По настилу в окна устремились бойцы, обвешанные гранатами. Лейтенант отметил первых: сержанты Сергей Такнов, Николай Досычев, Василий Лосенков, Зуев, Федоренко. Вслед за командирами отделений в оконный проем нырнул лейтенант Литвак. Греченков с разбегу помчался по доскам следом, за ним побежал приземистый Анатолий Бородулин. «Ординарца из рядовых взял, – отметил Давыдов. – Такнова поставил на отделение. Это правильно».

С третьим взводом выскочил в окно Исаков. На ходу придерживая рукой пилотку, оглянулся на Давыдова возбужденными глазами, как бы говоря: «Счастливо оставаться, не беспокойся, все будет в порядке, комбат».

Замполит Субботин с завистью посмотрел ему вслед – он собирался идти на штурм, но в последний момент был контужен фаустпатроном и ранен в голову.

Внезапно грохот канонады смолк, только гул городского боя доносился издали.

Второй и третий взводы роты Греченкова еще продолжали выбегать, но комбат уже видел, что начало штурму положено, рывок на площадь совершен организованно. Кошкарбаев и Атаев с последними своими бойцами тоже готовились покинуть «дом Гиммлера».

Давыдов подошел к командиру первой роты:

– Будь наготове.

– Ясно, товарищ капитан.

Комбат поднялся на второй этаж, надеясь оттуда увидеть, в каком положении находится рота Греченкова. Если ее бросок оказался успешным, можно будет направлять и остальные роты. Но он ничего не увидел – над площадью висело непроницаемое облако дыма и пыли. Снова спустился вниз. От Греченкова не было никакой весточки и по телефону. «Значит, рота еще не залегла, продвигается». На площади беспрерывно раздавались взрывы. Там и сям их вспышки пробивали толщу пыли и дыма – это фашисты били наугад, по всей площади: они догадывались, что вслед за артналетом советские воины пойдут на штурм. А через минуту-другую Греченков по телефону подтвердил догадку: спереди, справа, слева противник поднял адскую, все нарастающую стрельбу. Били орудия, пулеметы, фаусты. Роте пришлось залечь.