Вбежав на верхнюю площадку, Сьянов остановился у дверей. Покачиваясь, тяжело дышал, чувствуя, как толчками бьется готовое вырваться из груди сердце. Нелегкое дело опередить молодых израненному сорокалетнему человеку.

Сьянов оглянулся – по ступенькам врассыпную бежали бойцы. Опытным глазом определил, что потери немалые, но людей все же достаточно, чтобы завязать схватку внутри здания. Если подступы к рейхстагу гитлеровцы держали под таким адским огнем, простреливая каждый метр площади, то, наверное, с не меньшим остервенением будут драться и в самом здании. Но сейчас задача – ворваться внутрь. А там решать в зависимости от обстановки. Подал команду, указывая на дверь:

– Смелее, смелее!

Один за другим солдаты ныряли в пролом.

– Вот чертовщина, – проворчал кто-то. – Лезем в рейхстаг, как в собачью конуру.

– А ты что думал, фашист тебе парадную дверь откроет: мол, битте, господин русский солдат, милости просим!

Сьянов усмехнулся. Балагурить в такой момент могут только сильные духом. Ведь каждый из них знает: за порогом смертельный огонь фашистов. Вот такие ни перед чем не останавливаются.

И вслед за бойцами полез в пролом.

В здании темно. Словно в бездну, ныряли в пробитые двери бойцы. Отовсюду – сверху, с боков – в бойцов летели искрящиеся пули.

Но никакой огонь не мог остановить атакующих. Среди них много тех, что штурмовали крепости, подобные «дому Гиммлера». До рейхстага они прошли, что называется, огонь и воду. Глядя на них, смело, уверенно действовали и новички, влившиеся в полки перед самым штурмом.

Оглушительный треск автоматных очередей, гул разрывов гранат громовым эхом катился под сводами огромного здания.

У самого входа Сьянов чуть не упал, споткнувшись обо что-то железное. На секунду включил фонарик – пулемет, рядом убитый немец. Раздумывать некогда. Старший сержант прилег за пулемет и выпустил в темноту весь диск. Луч карманного фонарика вырвал из затаившейся черноты бесконечные стены, многочисленные колонны с антресолями наверху.

Многое помог ему увидеть этот тоненький луч. Вон справа – лестница. Куда она ведет? В подвал? Да, так и есть. Такой же спуск в левом крыле. По опыту боя в «доме Гиммлера» Сьянов знал, какую опасность представляют выходы из подвалов: оттуда могут контратаковать. Надо немедленно блокировать их, поставить автоматчиков.

– Смотреть в оба! Огонь открывать без команды! – предупредил он автоматчиков и, сложив рупором ладони, прокричал в темноту: – Смелей, ребята!

Первое волнение постепенно проходило.

У сержанта за войну уже выработалось правило: смело врываться в здание и упорно, как крот в землю, вгрызаться в него, захватывая углы, лестницы, комнаты…

Перед атакой он настойчиво втолковывал эти правила уличного боя молодым бойцам и теперь видел, что урок пошел впрок.

Вошел в одну из комнат.

– Зажигай каганец, – сказал связному. – Устроим здесь КП.

Бой впотьмах развертывался упорный. Там и тут вспыхивали короткие очереди автоматов и пулеметов, грохали взрывы гранат. Бойцы медленно растекались по обеим сторонам коридора. Ориентировались на ощупь, держась за стены и колонны.

Обосновав командный пункт, Сьянов постарался наладить связь: знал, с каким нетерпением ждут его весточки. Телефонист, сержант Ермаков, при тусклом свете каганца возился с аппаратом, хотя был уверен, что провод оборван где-то на площади. Напарник ушел сращивать провод, но что-то долго не возвращается.

А через несколько минут на КП одновременно появились Ярунов, Берест и Гусев.

– Все в порядке, – доложил сержант, точно рейхстаг уже был завоеван. – Одна беда – связи нет.

Гусев сразу же послал Щербину на поиски радиста – надо развертывать рацию. Возвратился тот с печальной вестью. Многие видели – Гирский погиб на площади, рация разбита миной.

Ермаков не выдержал:

– Я пойду по проводу, товарищ старший лейтенант, Пусть кто-нибудь подежурит у аппарата.

– Хорошо, – согласился Гусев.

А в это время лейтенант Греченков, находившийся в правой части здания, вздрогнул от внезапно вспыхнувшей внизу стрельбы и выскочил из КП узнать, в чем дело.

Кошкарбаев пояснил:

– В овальном зале со своими чуть не столкнулись.

– То есть как?

– А кто про них знал? С другой стороны вышли. Рота Сьянова из семьсот пятьдесят шестого полка.

На месте происшествия встретились адъютанты старшие батальонов Давыдова и Неустроева капитан Чепелев и старший лейтенант Гусев.

– Лихой у тебя народ, капитан, – кивнул Гусев в сторону бойцов. – Благо, наши откликнулись мигом, а то не миновать бы беды.

– Давайте разграничиваться, товарищ старший лейтенант, чтоб подобных происшествий больше не было.

И они стали делить коридоры.

Уже пять часов идет штурм рейхстага. К зданию по-прежнему трудно подступиться, и это беспокоит командование. Нервирует и незнание обстановки в самом здании.

Окончательно выяснилось, что главные огневые позиции противника находятся в Тиргартене и у Бранденбургских ворот. Там множество зениток, приспособленных к стрельбе по пехоте, – немцы пользовались отсутствием наших самолетов в воздухе, которые не появлялись, чтобы не поразить своих. Укрылись зенитки в долговременных сооружениях так, что даже прямые попадания снарядов небольшого калибра не причиняют им вреда. А перед зенитками, по северо-западной части парка, проходят траншеи с бетонированными пулеметными площадками и ходами сообщения.

Артиллеристы тщательно готовились к третьему мощному удару по вражеским огневым точкам, чтобы окончательно открыть пехоте дорогу в рейхстаг. Нанести такой удар теперь было не так просто, как в первый раз, – надо учитывать, куда выдвинулась своя пехота, чтобы не поразить ее. Требовался прицельно-точный огонь.

Тем временем в доме МВД сосредоточивались силы для решительного броска. По командной линии еще днем были направлены донесения. Получив сообщение от командиров полков, комдив Шатилов доложил командиру корпуса Переверткину, а тот – штабу армии: «В 14.00 30 апреля частями корпуса в результате двухдневного ожесточенного боя над южной частью рейхстага водружено знамя».

Уже через полтора часа последовал приказ по 3-й ударной армии, а вслед за ним по 1-му Белорусскому фронту с объявлением благодарности личному составу, участвовавшему в штурме рейхстага.

Зачитывая поздравительные приказы командования, командиры и политработники говорили:

– Наш флаг на рейхстаге! Теперь главное – покорить гарнизон и водрузить Знамя Третьей ударной армии. Во что бы то ни стало нужно преодолеть площадь и оказать помощь передовым подразделениям!

Мощный артиллерийский огонь в третий раз обрушился на гитлеровцев ровно в 18 часов. Под его гул побежали сотни бойцов. Среди них были добровольцы-артиллеристы капитана Макова и контуженый Лысенко.

Выкуривая одну сигарету за другой, Неустроев нервно ходил из угла в угол подвала, то и дело выглядывая в окно, но все без толку: видимости почти никакой. Очевидно, надо перебираться в рейхстаг.

В это время зашел Давыдов. Очень нужна сейчас его рассудительность. Неустроев вопросительно взглянул на него и не успел ничего произнести, как тот сказал:

– Пора, Степа!

То, что его мысли подтвердил более опытный друг, сразу успокоило. Захватив ординарцев, комбаты выскочили на площадь. Перебежки совершали так, чтоб не терять друг друга из виду. Там и тут поднимали залегших бойцов, вели вперед.

Огонь вражеской артиллерии опять усилился. Уже невдалеке от здания комбаты попали в зону обстрела. Рядом рвались снаряды, сотрясали землю и воздух. Ползти стало невмоготу, и они нырнули во встретившийся по пути бункер.

Отдышавшись, выглянули и отчетливо увидели изрытые осколками колонны и ступеньки лестницы рейхстага. Значит, остался последний бросок.

– Рванули, Степа!

Из укрытия выскочили вместе, но Давыдов взял правее, где продвигались бойцы его батальона.

Неустроев лишь на миг приостановился на верхней площадке, перед самой дверью, но тут же вслед за бойцами вбежал в рейхстаг.