Однажды вечером в кают-компании я услышал и потом записал его монолог.

— Какие вы едоки! Видимость одна. Были люди в наше время… Вот Козлов на Молодёжной из строительного отряда в Одиннадцатой экспедиции, это был едок! Выставляю я сковороду на двадцать пять яиц, он кладёт себе на тарелку половину. «Можно, я потом ещё возьму?» — «Да бери сразу!» — «Нет, остынет». Яичницу из двадцати пяти яиц съедал на завтрак! Или в Мирном в транспортном отряде был Илья Абушаев, мясоед. Он брал чуточку гарнира и солидные куски мяса. Съедал и снова подходил: «Гарнир, вишь, остался, ещё мяса возьму». И так по пять раз! А вы какие едоки! У настоящего едока при виде стола кровь должна кипеть! Во Второй экспедиции был у нас врач-стоматолог Гаврилов, заядлый болельщик «Динамо». А я, как вам известно, убеждённый спартаковец. Он входит в кают-компанию и орёт: «Виват „Динамо“!“ — „Что? — грозно спрашиваю я. — Повтори!“ — „А что сегодня на ужин?“ — „Оладьи“. — „Тогда „Виват „Спартак“!“ — исправляется Гаврилов. И получал за это целую тарелку оладий. Зато потом, когда он пошёл врачом и по совместительству поваром в санно-гусеничный поезд на Восток, то отыгрался за все. Он повесил в камбузе динамовский спортивный флаг, а Трёшников Алексей Фёдорович, и механик-водитель Кулешов, и метеоролог Евсеев повесили свой, спартаковский. В обед происходило такое: „Спартаковец? — допытывается доктор. — Не получишь добавки! Целуй динамовский флаг!“ Кто хотел добавки — целовал, что поделаешь, не оставаться же голодным… Помню, в пургу однажды я чуть весь Мирный на диету не посадил. Это было в Четвёртую экспедицию. Тогда между домиком, где живут повара, и камбузом не было тоннеля, как теперь, поверху нужно было идти. А пурга задула — пятьдесят метров в секунду, занесло нас. Звоню дежурному в кают-компанию! „Откопай!“ А он: „Меня самого засыпало!“ Часа два возился, с грехом пополам открыл люк, выбрался наружу и пополз по направлению к фонарю, что на кают-компании. Дует — не унесло бы мои сто килограммов в Центральную Антарктиду! Ползу, чувствую, что ползу не туда: как-то вверх у меня получается. Оказывается, вскарабкался я на крышу дома номер пять. Сполз обратно, сориентировался и откопал дверь в кают-компанию… Профессора Шумского, нашего гляциолога, чуть тогда не унесло в голубую даль. Дело было так. Возле склада лежал ящик с гусями, ящик разбило, а гусей разнесло на все четыре стороны. Одному водителю трахнуло гусем по спине, другому мёрзлый гусь чуть не оторвал голову, а Шумский, спасаясь от этого града, загородился фанерой. Словно парусом себя оснастил! Понесло его со страшной силой. „Ребята, держите!“ Задержали. В ту пургу так дуло, что разорвало толстые тросы и унесло за барьер в море самолёт ЛИ-2… Хорошо, ещё машины были, а то остались бы лётчики без работы… Забавная у них была компания! Главный штурман отряда Павел С. очень любил красавицу артистку Л., просто таял от счастья, когда смотрел картины с её участием. Его уговорили: „Она не замужем, Пашка, напиши ей!“ Написал. Такой, мол, я и такой, одинокий и хорошо зарабатывающий покоритель Антарктиды. На радиостанции, конечно, задержали, не послали. Через две недели: „Пашка, пляши, тебе радиограмма от Л.!“ А радиограмма такая: «Горжусь вашим несгибаемым мужеством, отважный полярник! Сообщите, когда приедете, буду встречать. Ваша Л.“ Павел С. на седьмом небе, собрал друзей, выставил на стол весь свой запас коньяка. Выпили, негодяи, и признались. Ну и гонял он их потом!..

Евграфову уже за пятьдесят. Здоровье у него хорошее, руки по-прежнему могучие, но… внучка растёт в Ленинграде, и внучка любимая. А когда у полярника появляются внуки, значит, подходит время прощаться с высокими широтами. Но Михалыч старается не думать о столь неприятных вещах. Нужен он ещё Антарктиде, и она ещё очень нужна ему.

Дизельная электростанция была одним из самых уютных и гостеприимных уголков Мирного. Дежурили на ней круглосуточно, и посему начальник склада Павлов щедрой рукой отпускал дизелистам чай, кофе и сахар. В любое время суток здесь можно было под доносившийся из рабочей части ДЭС гул дизелей посидеть над чашкой горячего настоя — преимущество в глазах полярников чрезвычайное. Привыкнув на Востоке чаёвничать без всякой меры, я с удовольствием и не ожидая особого приглашения навещал гостеприимных дизелистов.

Хозяйничал здесь Алексей Александрович Семочкин, тот самый, который в период эвакуации со станции Лазарев вместе с Евграфовым входил в шестёрку Гербовича. С того времени Семочкин не раз бывал в Антарктиде, зимовал на Востоке, и на той же Новолазаревской, дрейфовал на льдинах и наконец вновь оказался под началом Гербовича в Мирном.

К Семочкину Гербович относился как-то по-особенному тепло, даже с любовью, впрочем, Семочкина любили все. В главах о станции Восток я рассказал про Ивана Тимофеевича Зырянова, так вот, Семочкин — это второй Тимофеич: такой же добрый, ласковый, исключительно скромный и сильный духом человек. И ещё совпадение: и тот и другой — выдающиеся мастера по дизелям. Таких работников, как Тимофеич и Семочкин, даже в Антарктиде, где своим трудолюбием никого не удивишь, поискать надо… Владислав Иосифович рассказывал, что он свободно вздохнул, когда заполучил на ДЭС Семочкина. И в самом деле, всю зимовку Мирный не знал перебоев с электроэнергией, мало того, один дизель из трех у Алексея Александровича постоянно отдыхал, будучи «в отпуске без сохранения содержания», как шутили его ребята.

Их у Семочкина было четверо: три Юрия — Козельский, Ищук и Коняев и один Николай — Макаров. Кроме того, на сезон из состава Четырнадцатой экспедиции остался Борис Антонов, но он уже поглядывал на море. Никому из ребят, кажется, не было тридцати, и сорокапятилетний Семочкин относился к ним как к племяшам: лелеял, заботился, но и строго спрашивал.

На ДЭС я бывал почти ежедневно. Если дежурил Козельский, чемпион Мирного по шахматам, то мы устраивали блиц-турнир; если Козельский отдыхал, то беседовали часок-другой над чашкой чаю, крепкого, сладкого и горячего, не просто удовлетворяя жажду, а наслаждаясь самим процессом чаепития в дружеском кругу. Я любил слушать рассказы Семочкина — неторопливые, спокойные, с юмором, отшлифованным годами полярных странствий. Как-то мы с Антоновым, люди заинтересованные, обменивались сведениями о подходе «Оби», и Семочкин, разливая чай, проговорил:

— Ракеты небось готовите, фейерверком будете встречать? — И, получив подтверждение, заметил: — Был случай, когда её встречали оригинальнее… Дружным храпом! Произошло это в Девятую экспедицию, когда мы закончили зимовку на Новолазаревской. Приехали на барьер ночью, соорудили за несколько часов мертвяки для швартовки и так устали, что еле хватило сил до балка дойти. Пришла под утро «Обь», гудела, гудела, не дождалась и пришвартовалась своими силами. Потом нас разбудили и глаза пялили от удивления: «Первый раз в жизни таких встречаем! Год отзимовали, корабль за ними пришёл, а они бессовестно храпят!» А тебе, Юра, небось другая встреча с «Обью» больше запомнилась, а?

Юрий Коняев, сдержанный и не очень разговорчивый механик, нехотя кивнул.

— Стоит ли вспоминать, Алексей Саныч7

— Стоит, — возразил Семочкин. — А то наш гость, например, не знает, что ты вторично рождённый. Это было в Шестую экспедицию, когда мы строили Новолазаревскую. «Обь» пришла для разгрузки к мысу Ураганному, а мы не знали, что весь припай здесь в трещинах. Поехали к кораблю на тягачах. Впереди был Юра Коняев. Видим, его тряхнуло, он добавил газу и выскочил, а за ним — разводье метров пять шесть шириной! Это он успел проскочить по снежному мосту! Море здесь глубиной метров в сто, можно, как говорится, ноги промочить. Юра выпрыгнул из кабины на лёд, а мы тягач зацепили тросом и потихоньку начали вытаскивать стороной от трещин. Спасли тягач и Юру поздравили с днём рождения. Но как же быть с разгрузкой? Решили пойти к «Оби» не на тяжёлом тягаче, а на более лёгком тракторе, весом тонн одиннадцать-двенадцать. Так и сделали. И надо же было такому случиться, чтобы именно на припае трактор заглох! Пошли выручать его на тягаче, стали подъезжать, и тут начал трещать и ломаться лёд. Кое-как развернули тягач и вырвались, а трактор так и остался на припае. Ну, пропал, думаем. Нет! Видим, льдинка, на которой стоял трактор, потихоньку двинулась… к «Оби»! На судне быстро сориентировались и, улучив момент, зацепили трактор и подняли его на борт. А потом, дня через два, трактор снова выгрузили на лёд, а Гербович подъехал к нему на тягаче и вытащил на берег, для ремонта. Гербович, это его принцип, когда ребята устают, основную работу берет на себя. И рисковать людьми не любит, скорее сам… Честь и почёт новому гостю!