Утром приехал за нами в гостиницу на своем «Москвиче» Валентин Тиканов, и мы отправились на санитарно-эпидемиологическую станцию. Свернули с главной гурьевской магистрали на одну из тихих боковых улиц и подкатили к большому двухэтажному деревянному дому. По шаткой лестнице поднялись наверх.
На станции нас ожидали. Мы тотчас же попали в окружение молодых, веселых, приветливых женщин-врачей. Нам выдали чистые вылинявшие голубые комбинезоны с капюшонами, с завязками у горла и на запястьях — противоклещевая броня — и познакомили с Рудольфом, скромным, милым юношей лаборантом, нашим проводником и наставником по предстоящей экспедиции.
Рудольф показал мне пробирку с плотной стеклянной пробкой и сказал очень серьезно:
— Это для них!
«Они» — это клещи. Если за час пребывания в тайге будет поймано какое-то количество клещей (не помню цифру, которую назвал Рудольф), то это будет означать, что «урожай» на клещей в этом году нормальный, а если больше, то велик, меньше — мал. Надо заметить, что далеко не все выловленные клещи могут оказаться при этом разносчиками энцефалитного вируса.
— Как и где вы будете «их» собирать, Рудольф?
Выясняется, что «они» будут ползать по нашим защитным комбинезонам — искать щелочку, чтобы, обосновавшись в области шеи, груди, подмышечных впадин, заняться в спокойной обстановке кровососанием. Рудольф снимет «их» с наших комбинезонов и засунет в пробирку.
Кроме того, пробираясь по тайге, мы будем мести по земле перед собой вот этими вафельными полотенцами, привязанными к палкам. Полотенце в данном случае выполняет функцию своеобразного клещевого бредня.
Наконец все советы, пожелания, шутки сказаны. Получив на память брошюру «Берегись клещевого энцефалита», я, по праву старшего в группе, командую отправление, и мы прощаемся с симпатичными врачами. Нам нужно спешить в Салаир.
Завтракаем в дороге в лесу, на лесной полянке. Валя достает из авоськи бутылки с парным молоком, свежий хлеб. Мы пьем молоко прямо из горлышек, заедая дьявольски вкусным пшеничным хлебом. На десерт — лесной воздух, чистейший, пряный настой из трав, медоносных цветов и трепещущих на легком ветру теплых, пронизанных солнцем бронзовых листьев… Впрочем, не стоит увлекаться описанием природы, а то строгий критик, пожалуй, еще упрекнет меня, столичного жителя, в злокозненном пристрастии к периферийному озону.
Позавтракав, мы едем дальше, и я принимаюсь за изучение подаренной мне гурьевскими врачами брошюры «Берегись клещевого энцефалита». Я узнаю тьму интересных и полезных вещей. Узнаю, например, что:
«Излюбленным местом пребывания вируса (энцефалитного) является мозг человека. В других органах и системах вирус клещевого энцефалита, видимо, не размножается».
«В Кемеровской области общепризнанными переносчиками заболевания является клещ иксодэс переулькатус. Многие исследователи считают переносчиками клещевого энцефалита еще два вида клещей — дермацентор сильварум и гемафизалис канцинна…»
«Клещи относятся к существам, обладающим малой подвижностью. Поэтому они скопляются вдоль троп и дорог, где встреча с прокормителями наиболее вероятна».
«Кровососание осуществляется при помощи колющего аппарата, расположенного у ротовой части клеща, происходит безболезненно, так как слюна, которая попадает в ранку, содержит обезболивающее вещество. В ней-то, как показали специальные исследования, и содержится большое количество вируса».
«К кровососанию прибегают самки. Самцы редко пьют кровь и в небольшом количестве».
«Кровососание длится 4–8 дней. За это время они (клещи-самки) увеличиваются в объеме в 80—120 раз».
Какая же поразительно гнусная и подлая тварь этот безобидный по внешнему виду лесной клопик! Для него, типичного паразита и тунеядца, все равно, чью кровь пить, кого сделать своим прокормителем — птичку или писателя, белку или лектора из Общества по распространению знаний… А клещи-самки, которые, насосавшись крови, увеличиваются в объеме в 80—120 раз, как они вам нравятся?!
…Незаметно мы добрались до Салаира. У одноэтажного дома салаирской милиции нас встретил Олейников с неожиданной новостью:
— Все придется переиграть! Вчерашний план не годится!
— А что случилось, Василий Филиппович?
— А то случилось, что Гуров здесь, в Салаире. Он сейчас на рынке, торгует медом.
— Что же делать?
— Предлагаю такой план. Поезжайте на рынок и ступайте прямо в крытый павильон. Там увидите Гурова — у него борода красная, приметная, узнать можно легко. Купите у него меду, заговорите с ним. А я подойду, поинтересуюсь вами и скажу, к примеру, что, мол, очень приятно, что такие ученые люди, из самой Академии наук, приехали к нам изучать наши природные богатства.
Из скромности я спросил:
— А нельзя ли сказать, Василий Филиппович, что мы не из Академии, а скажем, из Общества защиты природы?
— Можно! — согласился Олейников. — Скажу — из защиты природы, пожалуйста. А потом скажу: «А вот, кстати, и наш таежник, охотник и пчеловод, бывший салаирский милицейский работник. Он для вас человек весьма полезный и может предоставить в Академию наук…»
— В Общество защиты природы, дорогой Василий Филиппович!
— Точно! «…в защиту природы может предоставить большой материал по нашей тайге…» Вы тут же попросите Гурова, чтобы он сводил вас в тайгу. Он обязательно согласится. Ну, а уж остальное — дело ваше!
План Олейникова мы приняли и поехали на салаирский рынок.
День был будний, время позднее, торговля на рынке уже заканчивалась. В крытом павильоне в конце длинного прилавка мы увидели Гурова. Рыжая, с краснинкой, окладистая борода. Синяя вылинявшая длинная рубаха, на голове мятая соломенная панамка. Он действительно был похож на дореволюционного деревенского батюшку. Трудно было представить себе этого человека в пилотке набекрень, в просоленной гимнастерке с погонами на плечах, с орденом Славы и медалями на груди. Вот только глаза его, серые, живые, с зорким прищуром, не вязались с поповской бородищей и благостной панамкой.
Перед Гуровым на столе-прилавке стояла большая кастрюля, на дне ее оставалось немного меду. Он часто прикладывал к верхнему веку левого глаза белую тряпицу.
Мы подошли к Гурову, и Витя спросил, откуда у него мед.
— Медок таежный! — сказал Гуров.
Сейчас же в точном соответствии с нашим детективным планом перед нами возник Василий Филиппович Олейников во всем своем милицейском великолепии. Шикарным, отчетливым жестам он приложил ладонь с плотно сомкнутыми пальцами к козырьку фуражки и изысканно вежливо представился нам. Мы, как договорились, выдали себя за представителей науки.
— Очень приятно, что такие ученые люди, из самой Акаде… из защиты природы приехали к нам в Салаир, — произнес Василий Филиппович громко, прямо-таки с мхатовской интонационной убедительностью. — Вот Иван Петрович Гуров, — он показал нам бородача в панамке, — он у нас охотник и знаток тайги… Иван Петрович! — обратился Олейников к Гурову. — Ты уж, будь добр, поддержи салаирскую марку, покажи все как следует нашим дорогим гостям.
Кержак почтительно кивнул головой. Я задал ему несколько пустяковых вопросов насчет животного мира здешней тайги. Витя включился в игру и тоже стал задавать вопросы. Почему-то его интересовали главным образом бобры. Гуров посмотрел на него подозрительно. Я незаметно ущипнул любознательного защитника природы… Тиканов, решивший играть роль нашего шофера, молчал.
Наконец Гуров произнес фразу, которую мы трепетно ждали:
— Милости прошу ко мне. Дорога до моего дома хорошая, машина прямо к крыльцу вас подвезет. Погуляете по тайге, посмотрите.
— Большое спасибо, Иван Петрович! — сказал я. — А когда можно будет приехать к вам?
— Да вот продам медок — и пожалуйста!
— Сколько у вас тут его?
— Около килограмма, пожалуй!
— Мы его у вас возьмем. Посуда найдется?
— Посуды нет. Хотя… разве в бутылку?
Дивный, ароматный мед с великими предосторожностями перелит в бутылку. Мы идем к машине и ждем там Гурова, которому нужно сделать какие-то хозяйственные покупки. Подходит довольный, сияющий Олейников.
