Заинтересовавшись библиотекой, я каждую свободную минуту отдавал ей. Копаясь в книжных шкафах и на полках стеллажей, я обнаружил здесь, так сказать, «цвет» русской литературы: «Жид» Достоевского, «Жена двух мужей» незапомнившегося автора, маленький сборник сальных и похабных стишков Сергея Есенина, множество детективных романов и сексуальной литературы современных буржуазных писателей, переведенных на русский язык. И лишь в дальнем, пыльном углу книжного шкафа неожиданно нашелся потрепанный томик басен Крылова, в нем хорошо сохранились портрет великого баснописца и маленькое редакционное предисловие; книжечка была без переплета и титульного листа, оторванных, видимо умышленно, каким-то пьяным забулдыгой, а может, и самим хозяином библиотеки, относившимся к произведениям Крылова так же, как ведомый нам петух — к жемчужному зерну.

Не знаю, было ли это специально подобранное для нас «литературное угощение», или это был обычный набор буржуазной библиотеки — но противно и гадко было даже держать в руках эту, с позволения сказать, литературу, а не то что ее читать. Однако находились и у нас читатели этой «литературы» — ничтожно мало, но все же были. Помнится, ею увлекался один солдат, работавший при штабе парикмахером, — эдакий юркий, пронырливый и всем интересующийся человечек; вот он, бывало, наберет целую охапку сексуальных романов, забьется куда-нибудь в темный угол и при свете коптилки целыми ночами предается своей страсти. Что это был за человек, трудно сказать, мы о нем мало что знали, разве лишь, что родом он из Киева.

Бои за переправу через Лиелупе делались все ожесточеннее. В результате, наши войска, ведя борьбу за овладение железнодорожным мостом, одновременно успешно форсировали реку выше и ниже моста, и передовые части ворвались на Рижское взморье. Только теперь, почуяв беду, гитлеровцы кинули мост и бросились тикать в сторону Тукумса и Кандавы.

Рижское взморье — это дачное место, но застроено оно более плотно, чем Майори, и благоустроено по типу курортного городка. Здесь, как в любом курортном месте, было много зелени, цветов, но все — создание рук человеческих; далеко не то, что в Майори. Единственная улица взморья — асфальтированная, с бордюрами и, местами, с глубокими кюветами — тянулась по всему взморью на двадцать пять километров, ее часто пересекали глубокие, как противотанковые рвы, канавы, имевшие либо дренажное, либо канализационное значение. Через эти канавы были перекинуты мостики, все их, отступая, немцы повзрывали, а наведенные временные переправы были крайне ненадежны.

При переезде через одну из таких переправ в конце Рижского взморья из-за оплошности шофера перевернулся и упал в канаву вверх колесами автофургон административно-хозяйственной части корпуса и, загруженный доверху кухонной посудой и продуктами, всей своей тяжестью придавил молодого и жизнерадостного солдата, повара корпусной офицерской столовой. При наличии автокрана, машины с лебедкой или чего-то подобного в таком случае, возможно, и удалось бы спасти человека, но ничего этого не было, и, пока вручную откапывали, человек задохнулся. Так погиб нелепой смертью наш замечательный повар-солдат. Его похоронили неподалеку, под старой кудрявой березой.

Чудесный пляж Рижского взморья, тянущийся вдоль берега Рижского залива на несколько километров, чем-то напоминал Евпаторийский парк в Крыму, с той лишь существенной разницей, что здесь на пляжном песке росли могучие, вечнозеленые сосны, красочными группами они гурьбой разбежались по всему побережью, местами даже заглядывая в море, словно желая прикрыть наготу купальщиков и купальщиц своими тенистыми кронами.

Но мы не на курорт и не в лечебных целях прибыли тогда на Рижское взморье. Красивое и гостеприимное, когда на нем спокойно отдыхают советские люди, — тогда оно стреляло, и по нему тогда текла наша кровь, а некоторые из нас остались лежать там навечно. Слов нет, за Рижское взморье особенно упорных боев не было, но без крови враг его не отдал.

Преследуя противника, мы уходили все дальше и дальше вперед, оставляя Рижское взморье его хозяину — латышскому народу. Впереди у нас был еще один курортный городок — Кемери.

Крайне невелик, этот городок славился своим бальнеологическим санаторием, но едва мы вошли, как немцы открыли по нему огонь из дальнобойных орудий. Однако пострадало от обстрела только гражданское население. Принятыми мерами командования корпуса батареи противника были подавлены, и мы спокойно разместились в теплых, благоустроенных и светлых помещениях с электрическим освещением. Здесь, в удобных жилищных условиях, мы развернули интенсивную политическую работу не только в войсках, но и среди населения. Днем и ночью мы писали и читали лекции и доклады, проводили беседы на различные темы и для различных групп слушателей. Готовили вечера художественной самодеятельности, а по субботам принимали ванны в прекрасном кемерийском санатории.

Выступая перед населением, мы отметили одну характерную особенность. Здесь, как впрочем и в Риге, и в других городах и населенных пунктах Латвии, все жители хорошо владели русским языком. Более того, русский язык здесь был модным и повседневным языком. Подобно тому, как казахский язык — в русских казачьих станицах Акмолинской, Атбасарской, Щучинской, Котуркульской или Кар-Каралинской, где на русском языке говорили лишь на официальных собраниях, встречах и заседаниях; дома же, в кругу семьи, за обедом — в основном по-казахски: шутили, сыпали анекдотами, прибаутками, объяснялись в любви, ругались в ссоре. Нечто подобное происходило и в Латвии с русским языком. Его здесь любили так же, как свой родной язык, и учились говорить на нем с детства.

Выступая перед гражданским населением Латвии, мы не чувствовали никакой отчужденности или языковой разности. Напротив, мы всегда чувствовали тесный и полный контакт со слушателями, как с родными людьми, хорошо и правильно понимающими русское слово. Всегда они относились к нам, русским, приветливо и доброжелательно. Не знаю, чем это объяснить, но латвийский народ выгодно выделяется в этом отношении среди всех прибалтов. Честь ему и слава за это!

Особо цепко немцы держались за прибрежную полосу Рижского залива. Им было крайне важно удержать берег в своих руках, так как еще не была закончена эвакуация их войск с острова Сааремаа и других мелких островов Рижского залива. Однако наши войска продолжали систематически и упорно теснить немцев все дальше и дальше в направлении Роя и Талси.

Небольшие холмы и песчаные дюны, в беспорядке разбросанные по берегу залива, являлись удобными зацепками для создания опорных оборонительных пунктов в системе обороны противника. Вокруг них и завязывались бои, длившиеся от нескольких часов до нескольких суток.

Понятно, что, чем выгоднее условия для обороны противника, тем тяжелее они для наступающих. Опорные пункты врага располагались на высотках, и нам приходилось наступать на них с заболоченной равнины, где невозможно было ни окопаться, ни надежно укрыться от наблюдения и огня противника. Тут-то и выручали нас солдаты — их инициатива, смекалка, хитрость и обман противника, введение его в заблуждение и отвлечение внимания в ложном направлении.

О-о-о! На войне без этого никак нельзя!

Генералы, адмиралы и маршалы, командующие войсками — все дезориентируют, дезинформируют, обманывают и вводят в заблуждение противника, чтобы нанести ему удар с наиболее выгодного, неожиданного направления и выйти из боя с наименьшими потерями. Солдат делает то же самое в интересах самосохранения и выполнения стоящей перед ним боевой задачи. Дезориентация, дезинформация, провокация, введение противника в заблуждение — эти, казалось бы, аморальные, с общечеловеческой точки зрения методы закрепляли успех, отвоеванный в боях с немецкими оккупантами. Следовательно, то, что противно и аморально в одних обстоятельствах, совершенно необходимо и полезно в других. Вот она одна из сторон марксистской диалектической философии в жизни.