Анмар, не отвечая ни на чьи вопросы и не ведая усталости, бегал от шатра к шатру, от повозки к повозке, заглядывал всюду в поисках жены, которая, теперь он точно знал, находится где-то здесь. Анмар не знал, сколько времени уже прошло. Но с каждым мгновением угасала в нем надежда и росло отчаяние. Даже полная луна, словно уставшая, покидала его, наклоняясь все больше и больше к горизонту. Внутри все ныло и звенело. И в этом шуме внутри и вокруг Анмар почувствовал нечто, что вдруг тронуло душу. Чтобы понять это, он присел и прислонился спиной к колесу повозки. Сосредоточившись и немного успокоившись, он понял, что в гаме и гвалте он слышит печальную песню о лунной ночи. Он кинулся в ту сторону и увидел, что в кругу из повозок горит костер, вокруг которого расположились несколько десятков воинов. У одной повозки сидит привязанная к ее колесу растрепанная Хайрийя в оборванном платье. Опустив голову, она поет любимую мужем грустную песню. Песня о лунной ночи, когда особенно нужно оберегать свое счастье. Появление Анмара, который был в одежде гурта, никого не побеспокоило. Все оживленно что-то обсуждали. Видимо, весть о смерти вождя уже дошла и до них. Увести Хайрийю силой — нечего было и думать. Как ни сжималось от жалости сердце, как ни хотелось Анмару броситься к жене, но он почувствовал себя охотником на опасного зверя, где нельзя рисковать понапрасну, а надо действовать наверняка. Недалеко от Хайрийи сидел гурт, на котором Анмар увидел знакомую шкуру медведя. Тут в голову Анмара пришла мысль, как спасти свою жену. Для этого нужен был Емвожика. И он, отойдя немного в сторону, стал не очень громко свистеть.

Дружба — это чувство доверия. Если так, то медведь, безусловно, дружил с человеком. Доверчивый Емвожика появился удивительно быстро. Вероятно, привлеченные шумом и запахами еды, медведи бродили где-то поблизости. Появление медведя сначала вызвало страх. Но когда увидели, что на звере верхом сидит человек, начали показывать рукой и громко смеяться. Анмар в одеянии гурта ввел в заблуждение воинов у костра. Даже тогда, когда он, быстро разрубив веревки, водрузил на Емвожику Хайрийю, никто особенно не забеспокоился. Лишь тогда, когда, пробегая мимо, держась за шерстку Емвожики, Анмар сдернул с гурта шкуру медведя, гурты что-то заподозрили. Но было уже поздно. Медведь с женщиной на спине и Анмар достигли края леса, по пути распугивая людей, которые, увидев несущегося на них в свете костров огромного зверя, шарахались в разные стороны с дикими воплями. Когда углубились в лес, Анмар поднес руки к лицу и, сложив ладони лодочкой, издал глухой прерывистый звук. На крик совы из-за темных деревьев вышли три охотника, одетые как гурты. Предполагая, что гурты будут стремиться отсечь убийц Азамурта от реки, чтобы поймать их на этом берегу, Анмар приказал охотникам идти немного впереди.

Ночной небесный ковер начинал заметно блекнуть. Звезды потеряли свою яркость и перестали сверкать. Луна, потускнев, катилась к краю горизонта. Анмар слышал уже шуршание волн о прибрежный песок и почувствовал запах воды, когда впереди за кустарником раздался радостный голос, что-то прокричавший по-гуртски, и на светлой полоске между лесом и прибрежными кустами, освещаемой луной, появилась тень человека. Анмар не мог разглядеть лица, но этот голос и эту фигуру он бы не спутал ни с кем. К ним шел… купец Килсан.

Мне это начинает нравиться. Приехала московская комиссия. Строительство вроде заморозили. Наши землеройки бегают счастливые. Шепчутся, слышал, будто наше городище занес в свой список какой-то Юнеско. Американец, наверно, с украинской фамилией. Надеются, что он теперь деньги даст на раскопки. Ерунда какая-то: чтобы нашу историю сохранить, нужны иностранные деньги. Своих, что ли, нет? Решил наукой заняться. Хотя мало платят, но дело занятное. Поумнеем же мы когда-нибудь и будем сами изучать свою историю — и прошлую, w настоящую. Еще одна новость: маме Басима понравилась. Сказала: «Хорошая невестка будет!» А та и засмущалась. Глазенками хлоп-хлоп. Пальчиками стала крошки на столе ковырять… прямо, гак на раскопках. А что? Мысль интересная. Родители детям дурное не посоветуют.

Торговец, полагая, что встретил гуртов, побежал навстречу к идущим впереди Анмара охотникам, что-то громко объясняя и показывая мечом в руке на прибрежные кусты позади себя. Охотники замерли, не зная, что делать. Килсан, подойдя поближе, удивленный, что ему не отвечают, присмотрелся к стоящим перед ним «гуртам» и, видимо, узнав кого-то из них, понял обман и свою ошибку. Вонзив меч в живот стоящего ближе всех охотника, он бросился назад. Оба охотника, неосмотрительно побежавшие за ним, упали сраженные стрелами, почти добежав до кустов. Стрела же Анмара угодила в темные кусты, за которыми, к его радости, раздался глухой стон. И все затихло. Судя по стрелам, там, за кустами, было, кроме Килсана, еще не меньше двух воинов. Сколько их и что они собираются делать? Пока Анмар раздумывал, приполз охотник, раненный Килсаном. Меч попал в широкий кожаный ремень и соскользнул по касательной. Рана оказалась не опасной, но кровоточила. Запах крови, видимо, действовал на Емвожику, и он начал раздраженно рычать и отошел подальше в лес. Анмар принял решение отправить Хайрийю с медведем на тот берег, в городище, а самим помочь охотникам, которые, может быть, тоже только ранены. Да и с Килсаном хотелось поквитаться. Но молодой охотник и предполагать не мог, какие еще события приготовила ему судьба.

— Скажи отцу, что Азамурта мы убили. Посол погиб. Теперь Баш-ир вождь гуртов, с ним воины, которых привела его мать. Пусть, не теряя времени, возвращается к гуртам. Тогда, может быть, удастся договориться, заключить мир, — начал Анмар и, увидев удивленные глаза жены, понял, что она ничего не знает ни о после, ни о его жене — родной сестре ее отца Тармака, т. е. о своей тете, ни о своем двоюродном брате, который теперь стал вождем гуртов, как последний наследник, ни о том, что произошло с тех пор, как они расстались в первый раз в начале этой ночи под дубом. Подробно рассказывать не было времени. Анмар, как мог кратко и быстро, объяснил главное, опустив, как он считал, мелкие и несущественные сейчас подробности о своих подозрениях про шамана Салямсинжэна и о лазутчике Килсане, которого только что он узнал. Охотник нежно обнял прильнувшую молча к нему жену и ласково подтолкнул к медведю, который терпеливо сидел в сторонке и грыз себе когти. Второй раз за эту ночь Анмар расставался с женой, и сердце его сжалось от неясных предчувствий, тоски и боли.

Хайрийя собралась было сказать о будущем ребенке, но увидела сосредоточенный взгляд мужа и решила, что поговорят потом. Как и в прошлый раз, ласково взглянув на статную фигуру мужа, она пошла к Емвожике и потянула его слегка за шерсть, приглашая идти. Медведь, лизнув руку, вразвалку пошел рядом. По совету мужа Хайрийя, немного углубившись в лес, пошла параллельно реке вниз по течению, чтобы обогнуть то место, где в кустах прятались гурты, не подозревая, что Килсан решил обогнуть место встречи с переодетыми охотниками тоже ниже по течению. Судьба их вела навстречу друг другу, и пути их должны были в какой-то точке пересечься. Шорохи темного леса не пугали Хайрийю, она с детства могла одна оставаться ночевать в лесу. Что-то другое подгоняло ее, и она побежала. Сопя, но бесшумно, косолапил рядом Емвожика, погруженный в какие-то свои медвежьи думы и не обращавший внимания на хлеставшие по морде еловые ветки. Он не сбавил скорости и не обратил даже внимания, когда неуспевающая за ним Хайрийя, вконец исцарапав ноги, вспрыгнула на него, обняла руками бока, уткнулась лицом в жесткую шерстку и шептала: «Домой, Емвожика, домой, родной, домой, домой», — орошая шерсть друга невольными слезами, дав себе волю от напряжения страшных последних событий. Медведь никогда бы не свернул на кабанью тропу, если бы неожиданно перед ним не выросли темные фигуры множества людей. Хайрийя чуть не свалилась на землю, когда Емвожика, резко затормозив, бросился в чащобу… и полетел в охотничью яму для кабанов, придуманную когда-то веселым стариком Барсундом. Говорят, что у людей перед смертью перед глазами пролетает вся их жизнь. Что видят медведи перед смертью, никто не знает. Что промелькнуло в сознании Емвожики за те несколько секунд, пока он летел на острые колья, никто не узнает. Может, всколыхнулись самые ранние и глубокие воспоминания, и он почувствовал вкус и запах теплого материнского молока; может, вспомнил, как бегал по городищу среди людей, которые стали частью того большого мира, которым была для него природа; может, мелькнули в угасающем мозгу образы самых близких и дорогих ему живых существ — Анмара и Хайрийи, заменивших ему родителей. Закрыв своей большой тяжелой тушей острые колья, медведь спас Хайрийю, которая успела лишь ойкнуть, пока поняла, что случилось. Встав на бездыханное тело Емвожики, Хайрийя подтянулась к краю ямы. Увидев протянутую руку, она схватила ее, и кто-то сильным рывком вытащил ее наверх. Отряхнув платье, Хайрийя подняла глаза и увидела лицо зловеще улыбающегося торговца Килсана. Сбоку стоял шаман Салямсинжэн, увешанный какими-то тяжелыми мешками, удивленно разглядывающий то медведя в яме, то Хайрийю.