Лишь во второй половине XIX — начале XX в. правительству удалось регламентировать казачье вооружение. До этого оно покупалось казаками за свой счёт и было любых типов и образцов.

Много свидетелей говорят, например, о дротиках, использовавшихся казаками. Об этом пишет неизвестный автор, участвовавший в бою у Юргайчине (1807 г.):

«Неоднократно неприятельские колонны бросались на казаков, старались сбить их с места. Лёгкий фронт казаков расступался и неприятели видели себя окружёнными и поражаемыми дротиками со всех сторон» (263, с. 23).

Яков Петрович Бакланов, герой войны с турками 1828—1829 годов, бывший грозой чеченских отрядов на Кавказе в 40—50 годах XIX в., вспоминает:

«… всё то, что ими употребляется в бою, то есть строили лаву для ударов, бросались в дротики со своим обычным азиатским гиком, рассыпались, джигитовали и стреляли из ружей на карьере» (263, с. 27).

О дротиках говорит Платов в донесении о сражении под Миром:

перестрелки с неприятелем не вели, а бросились дружно в дротики и тем скоро опрокинули, не дав им поддержаться стрельбою» (253, с. 242).

В остальном вооружение казака включало, по его желанию, саблю, пистолеты (1 или 2), ружьё и пику. Надо сказать, что Генрих Росс, служивший врачом в Великой армии, был невысокого мнения о казачьих пиках, как средстве нападения:

среди немногочисленного состава было много таких, которые в нескольких сражениях получили по 10—15 ран казацкими пиками; был даже один егерь, раненый пикой 24 раза; звали его Гегеле…»

«В среднем удары пикой редко бывают опасны. Я назвал бы их в общем лёгкими поранениями, ибо они всегда задевали лишь кожу и мускулы и лишь редко давали глубокие и сквозные раны, — тогда только, когда удары пики были особенно сильны, когда пикой действовали с разлёта. Гораздо серьёзней и в общем опаснее бывают удары копьём, ибо они одновременно и колют и режут. Копья вонзаются вглубь тела, задевают благородные органы и сосуды и нередко вызывают смерть» (114, с. 162—163).

Объяснить это можно довольно просто. Казаки использовали иную посадку при верховой езде — более высокую, чем уланы или гусары. Соответственно, они не могли атаковать врага таранными ударом так же эффективно, как регулярные кавалеристы, прижав пику к боку локтем и направив её остриё в сторону противника. Удар всё равно не имел бы такой силы, как удар кавалериста, использующего «длинные» стремена. Поэтому часто на изображениях можно видеть, как казаки атакуют врага, взявшись за пику обеими руками и подавшись вперёд всем корпусом, чтобы увеличить силу удара и самому при этом не вылететь из седла. Этот нюанс точно подметил художник Дезарно в картине под названием «Преследование казаками отступающих французов». Так что дело было вовсе не в конструкции пик, как считал Роос или Нолан (271, с. 72), а в своеобразной посадке казаков, позволяющей им свободнее действовать в индивидуальном, рассыпном бою.

Во все исторические периоды первоочередной задачей кавалерийских командиров было правильно подобрать и подготовить нужных для определённого рода боя лошадей. Те же проблемы существовали и в эпоху Наполеоновских войн.

Для тяжёлой кавалерии покупали лошадей крупных, ширококостных; возможно, несколько медлительных, но способных легко выдерживать вес кирасир со всей их амуницией и вооружением. Эти кони должны были хорошо двигаться рысью, быть менее чувствительными к шенкелю, выезжены для действий в плотном строю. Рост кирасирских лошадей[159] колебался от 151 до 160 и более см.

В русских мерах длины того времени это составляло от 2 аршин 2 вершков до 2 аршин 4 вершков (211, с. 85).

Тяжеловооружённые всадники не обязательно должны были быть искусными наездниками. Участие в индивидуальных поединках, как правило, не входило в их задачу. Практически все уставы европейских армий предусматривали рассыпную атаку в кирасирских полках только в случае преследования опрокинутого противника или налёта на артиллерийскую батарею; при любых других обстоятельствах атака производилась сомкнутым строем.

Лёгкая конница снабжалась менее высокими лошадьми. В России рост их определялся от 2 аршин до 2 аршин 2 вершков (142-151 см) (211, с. 85), в Англии 145-150 см (336, с. 25). Это должны были быть более резвые, вёрткие кони, послушные и смышлёные, умеющие совершать резкие повороты, останавливаться на галопе и трогаться с места в галоп.

Соответственно, и ко всадникам предъявлялись более высокие требования. Они должны были умело управлять своим конём и контролировать его действия. Главным оружием гусара или улана в бою против кирасира должны были быть быстрота и мастерство наездника.

Надежда Дурова описывает один курьёзный случай, произошедший с ней на учениях во время службы в Мариупольском гусарском полку. Она упала с лошади и, хотя вина её была минимальной, реакция командира была очень негативной (34, с. 100).

Однако, в любом случае даже лёгкий всадник регулярной кавалерии уступал в мастерстве коннику иррегулярных войск. Поэтому во всех частях европейской регулярной кавалерии вынуждены были уделять внимание сомкнутому способу боя, ибо только таким образом можно было обороняться от природной кавалерии.

Как правило, хорошо выезженная лошадь, даже потеряв всадника, продолжала вместе со всеми скакать вперёд и таранить строй врага. Нолан приводит по этому поводу один любопытный факт из военной истории:

«В сражении при Стригау, лошадь без всадника, с оторванной ядром задней ногой, присоединилась к эскадрону, и, несмотря на то, что мы несколько раз рассыпались, она оставалась в строю в продолжение всего сражения. По сбору она постоянно возвращалась на то самое место, которое занимала, находясь ещё под седлом» (271, с. 230).

Огонь противника направлялся большей частью именно на лошадей, поскольку только таким образом можно было остановить мчавшуюся во весь опор лавину кавалеристов.

Этими причинами объяснялась большая убыль лошадей в полках во время сражений. Часто потери животных превышали потери личного состава. Например, при Бородино лейб-гвардии кавалергардский полк на 104 убитых и раненых солдата и офицера потерял 135 лошадей.

Всадник, оставшись без коня, не представлял собой особой опасности и вынужден был отправляться в тыл, если не удавалось поймать свободного коня, чтобы на нём продолжить участие в битве.

Боевых коней непременно заранее приучали к шуму выстрелов и взрывов. Делалось это самыми разными способами. Один из них предлагал, например, Н. Осипов:

«Г. Де ла Бру говорит, что легчайшее и удобнейшее средство приучить лошадей в короткое время к шуму оружия и стрельбе состоит в том, чтобы по одному разу в день стрелять в конюшне из пистолета и бить в барабан; а особливо перед задаванием овса; от чего они будут в сей шум и стук вслушиваться охотно, и скоро к нему привыкнут».

«Можно приучить лошадь к огню ещё и другим образом. Наперёд дать им пистолет видеть и обнюхать; потом, не заряжая его, спускать перед ними курок, чтобы приучить их к стуку курка и полки, когда они к сему стуку привыкнут, то поодаль от лошади сделать несколько раз с полки вспышку; потом подойти к ней ближе, дабы она привыкла и познакомилась с пороховым запахом и дымом. После того выстрелить самым малым зарядом, сперва вдали, а потом от часу ближе, а наконец и сидя на ней. При всяком же разе надобно к ней подойти, приласкать и дать немного овса, или какой-нибудь другой приманки. С таким же точно терпением приучать её к барабанному бою, шпажному и сабельному стуку и прочим военным крикам» (275, с. 160—161).

Необходимой частью обучения боевого коня была его подготовка к форсированию водных препятствий. Не все породы лошадей в одинаковой степени хорошо плавают, и эти нюансы также учитывались ремонтёрами, занимающимися закупками коней для армии.