Успешно такие же атаки были проведены, например, под Ваграмом (1809 г.) и Дрезденом (1813 г.). Но аналогичный опыт, повторённый под Лейпцигом (1813 г.), несмотря на первоначальный успех, в целом закончился неудачно (260, с. 321):

«В первый день Лейципгской битвы (4 октября 1813 г.) около полудня кавалерия генерала Латур-Мобура, состоящая из кирасир и драгун, произвела решительную атаку на центр союзной армии.

Французская кавалерия прорвала корпус Евгения Вюртембергского, рассеяла дивизию Вышницкого, овладела 30 орудиями, опрокинула лёгкую гвардейскую кавалерийскую дивизию и быстро неслась вперёд к плотине на прудах при деревне Гocce.

Дело казалось проигранным; но благодаря распоряжению императора Александра I, успех был вырван из рук французов. Генерал Сухозанет с быстротой выдвинулся вперёд со 112 орудиями, и с ними открыл смертоносную стрельбу с фронта против неприятеля, а лейб-казаки, составлявшие конвой государя, были поведены в атаку на фланг неприятельской колонны. Для производства этой атаки граф Орлов-Денисов провёл полк в один конь через находившуюся тут весьма узкую гать, по которой сам переехал первый, выстроил в боевой порядок 1 эскадрон, за которым построились 3 остальные и, воспользовавшись отлогостью местоположения, повёл полк вперёд. Проехав некоторое пространство, он заметил, что казаки не совсем хорошо равнялись, почему остановил их и ободрил кратким приветствием и напоминанием об их долге. К счастью, французские батареи не могли вредить казакам и беспрерывный град картечи пролетал над их головами. Перенесясь далее выстрелов сих батарей, находившихся на левом его крыле, граф Орлов-Денисов увидел, что смелое движение его освободило лёгкую кавалерийскую дивизию от натиска преследовавших в рассыпную неприятелей, которые возвратились к своим колоннам и русская дивизия примкнула к флангу казаков. Граф Орлов ринулся на французскую конницу и, несмотря на малочисленность донцов, её опрокинул» (236, с. 97—98).

В данном случае, автор рисует несколько упрощённую схему сражения. На самом деле, честь отражения атаки принадлежит отнюдь не одному лейб-гвардии казачьему полку. Его поддержали уже отправившиеся к тому времени кавалеристы русской лёгкой гвардейской дивизии, а чуть позже — многочисленная пехота (211, с. 178).

Надо сказать, что Наполеон не понимал роли природной кавалерии и не придавал ей большого значения, основываясь на опыте Египетского похода (1798—1799 гг.). В конце концов, это явилось одной из важных причин его катастрофы в России (1812 г.). Во французской коннице практически не было иррегулярных частей (за исключением мелких подразделений). Даже в своих мемуарах, написанных на острове Святой Елены, Наполеон, хотя и признавал индивидуальное мастерство мамелюков и казаков, но, тем не менее, не ставил их выше регулярной конницы (77, с. 593).

Наполеон не понял, что победы малочисленной французской кавалерии в Египте были обусловлены постоянной поддержкой и прикрытием пехоты и артиллерии.

Как правило, в наполеоновской коннице не акцентировалось внимание на стрельбе с места, предпочтительной считалась атака холодным оружием на быстрых аллюрах. Однако были случаи, когда командиры не придерживались этого правила. Например, в России, под Витебском, 16-й конноегерский полк пытался остановить атаку русских лейб-казаков и сумских гусар, стоя на месте и ведя огонь из карабинов (164, т. 1, с. 202—203). Цезарь Ложье оставил по этому поводу записи:

«Стрелки остановились, стали твёрдо ожидать нападения и, когда русские подошли на 30 шагов, встретили их ружейным огнём. Но эта пальба недостаточно замедлила движение русской кавалерии; в нескольких линиях 16-го стрелкового полка произошло расстройство, и стрелки были оттеснены толпами на французскую пехоту» (65, с. 60).

Лишь поддержка 53-го линейного полка спасла егерей от полного уничтожения.

Тот же метод применили французские кавалеристы под Даннигкове (1813 г.), отражая атаку прусских всадников, но были опрокинуты, несмотря на то, что 1200 французам противостояло всего 400 прусаков (260, с. 310).

Выстрелами из карабинов и пистолетов французские всадники часто вынуждены были защищаться от казаков, которые чрезвычайно редко принимали лобовую атаку регулярной кавалерии. Один из таких случаев вспоминает Ганцауге, служивший в 1813 г. в полку прусских гвардейских улан:

«Полковник Балашов, с полком донских казаков, получил приказание сделать рекогносцировку по направлению к Люшенвальду. Он расположился сначала на бивуак близ дороги, ведущей из Требина, и двинулся потом через Шарфенбрюк и Вальтесдорф. С нашим приближением, неприятельские аванпосты начали отступать и вследствие этого открыли нам пространство к северу и к востоку от Люшенвальда. В этот момент, многочисленный отряд неприятельской кавалерии вышел из города и, в виду войск, начал перестраиваться в глубокую колонну с фланкерами, расположенными только на флангах.

Казаки не могли одолеть своих многочисленных противников, и так как они не подвергались опасности при нападении на них, то и продолжали наступать. Французы двигались рысью, и чтобы воспрепятствовать русским прорваться между эскадронами, плотно сомкнулись и понеслись прямо на центр нашей линии, которая конечно, разомкнулась при этом, чтоб окружить их. Французы, никого не видя перед собой, остановились, но неугомонные противники, рассеянные на их флангах и стрелявшие в массу, в самое непродолжительное время привели их в такое замешательство, что сделалось невозможным исполнять какое-нибудь построение. Казаки вовсе и не думали о том, чтобы своей стремительной атакой разогнать их: они ограничивались тем, что беспокоили их огнём и, употребляя по временам свои длинные пики, производили частные нападения. Между тем, передние ряды французов повернулись лицом в поле: вследствие этого составилось нечто вроде каре, которое начало защищаться огнём из карабинов; и стрельба продолжалась около получаса. Наконец, из-за Люшенвальда показались головы колонн французской пехоты, приближавшейся к месту сражения; затем артиллерия выехала на позицию и, открыв огонь, избавила от опасности целую кавалерийскую колонну» (271, с. 68—69).

В других условиях, при более уместном применении, такая тактика давала и положительные результаты. Ложье рассказывает о том, как при Бородино первый полк лёгкой кавалерии (конноегерский или легкоконный?), атакованный русскими драгунами, разбившись на ряды, встретил противника пальбой, настолько эффективной, что драгуны отхлынули (115, с. 137). Обращаться к этой манере боя командиров часто заставляло очень плохое качество конского состава. Что же касается индивидуального мастерства, то, разумеется, и во французской кавалерии были отдельные наездники-виртуозы.

Любопытные воспоминания оставил некий капитан кирасирского полка (видимо, 3-го), участвовавший в походе на Россию. Имя его неизвестно, поэтому в документах эти мемуары называют «Письма кирасирского капитана». Сохранился рассказ офицера о схватке с русскими казаками.

«Всюду были видны одни казаки. Земля дрожала от топота их лошадей. Но их большое количество не устрашило нас и, если мы спаслись при этой схватке, то обязаны этим не случаю, не счастью, а исключительно только нашей стойкости. Мы отступили в полном порядке. В 3 часа дня гром орудий немного смолк, и неприятель перестал нас преследовать с прежним ожесточением. Я шёл позади полка, который двигался колоннами, и размышлял о том, что сила полка заключается только в его сплочённости».