При использовании гранат наверняка применяли рассыпной строй (конный или пеший), так как гренадеру нужно было пространство, чтобы, запалив фитиль, размахнуться. В случае неправильного обращения с гранатой или ранения гренадера, стоящие рядом товарищи не рисковали погибнуть от собственного снаряда. Бросок мог производиться на расстояние 30—35 метров. Гренадеры должны были сближаться с противником раньше, чем основной строй драгун. Если бы они атаковали плотным боевым порядком, то на столь малом расстоянии представляли бы собой весьма удобную мишень; метать гранаты смогла бы лишь первая шеренга; после броска тем, кто остался в живых, пришлось бы вправо или влево уходить назад; на их место заступала бы вторая шеренга, а затем третья. Такая тактика была бы откровенным самоубийством, поэтому единственным разумным способом являлась рассыпная атака.
Гренадеры выскакивали из общего строя, и каждый атаковал противника самостоятельно. Перестрелять их поодиночке было непросто, а, маневрируя вдоль фронта, гренадеры, несомненно, причиняли существенный вред врагу, метая гранаты в его шеренги.
Семён Курош с большим уважением отзывается о конных гренадерах и пишет о них:
«Сама служба гранодиров конных пред гранодирами инфантернымя и другими прочими солдатами и драгунами зело тяжка. Надобно силу иметь и сноровку недюжаю. Во баталиях они всегда впереди идут, поелику как коней они завсегда получают добрых пред другими драгунами и обычно трофейных больших немецких. Бьются со свейскими рейтарами тяжёлыми обычно на равных, а то и часто верхи берут. В деле пользоют весь драгунский ратный персонал и палаш и фузею со штык и пистоли. Сверх того гренады и мушкетоны и мортирицы имеют и пользуют. Ломом да дробом со картечь заряженные те мортирицы страшный урон неприятелю чинят. То все ведают. У нас же в швадроне таковых мало. Всех добрых побрали в полки. А бывает и оплохи случаются в службе тех славных гранодиров. Как им гренады от рук надо запаливать надобно спешно кидать, чтоб в руках не ухнуло. Однако ж и выжидать потребно, чтоб ранее не кинуть и неприятель в ответну не подобрав не метнул. Сам зрил издаля как один рекрут себя погубил разрывом. Части потом собирали в кучу. А гранодиры какие гренады от рук запаливают, а какие фитель тот в зубья берут и от зубов запаливают и кидают. Таковым маниром руки для баталии свободны.
Те мортирицы гранодиры и для пальбы с навесу пользуют. Упирают в землю и палят. И гранеды навесом летят. Из мортирец сих дробом со ломом со свинец куски али гвозди и с седла могли палить, али в суму гранодирскую уперев, али прямо с руки на пистолев манир. И такие были, что удало палили со руки. Был у нас гранодир некий Фрол Воронов у того от сего манира кости в плече съехали. Сие под стать тока могутным гранодирам. Сие всё описано для тех кто в воинской службе не пребывши, а воинские и так всё ведают. По виду гранодиры от драгунов разнятся тока ростом могутным, коньми, трубками на перевязях с фитилями да сумами большими чем лядунки драгунов. Да шапки островерхи у гранодиров со кистти. Шапки те сразу и отличают оных от прочих драгунов. А чтоб та шапка не висела у них на манир колпака скоморошного набок, то вставляют оне в нутро прокладку кожи разной. Та и высится дыбом».[151]
Перед кампанией 1708 г. Пётр решил, что целесообразней использовать конных гренадер как самостоятельный вид войск и свёл их в отдельные полки. Таковых получилось 3. Для них отбирали лучших гренадер с хорошими трофейными или купленными в Саксонии, Венгрии и Австралии лошадьми. Солдат быстрыми темпами готовили к совместным действиям, а коней приучали к строевой выездке. В результате русское командование получило части, экипированные и ооученные не хуже шведских.
Штаты конногренадерского полка, по-видимому, были сходны с драгунским. В его состав входило несколько рот гренадер-фузелеров, действовавших подобно драгунам, и одна рота конных гренадеров, выполнявших свои прежние функции.
К 1708 г. главный штаб, возглавляемый Петром, успел пересмотреть устаревшую тактику, согласно которой основная роль отводилась стрельбе. Теперь русские, научившись воевать у шведов, чаще атаковали клинковым оружием в плотном строю. Пётр во время сражения рекомендовал командирам обращать внимание на следующие детали:
«Не надобно, чтоб наша кавалерия гораздо далеко за неприятелем гналась; но потребно, чтоб оная, разбив его, паки в швадроны собралась и в добром порядке маршировала и ожидала указа от своих командиров. Она может только отрядить некоторые малые деташаменты для проследования неприятеля, а всей прочей надлежит тотчас построиться, и сие дело есть такой важности, что не можно оного довольно явственно изобразить, ни довольно рекомендовать.
Ежели кавалерия от неприятеля прогнана будет, то надобно, чтоб она уступала к инфантерии, чтоб там паки собрався устроиться в ордер-де-баталии.
Ежели такой швадрон имеет указ неприятеля атаковать, то не надобно другим швадронам оному следовать без имянного указа (повеления главнокомандующего).
Хотя одна линия имеет указ идти на неприятеля, не надобно, чтоб другая ей последовала без указу; ибо оттого часто место отменяется и теряется, и должно гораздо смотреть генералам, которые командуют линиями, и давать потребные указы, чтоб то предостережено было. Усмотрел я, что когда неприятеля атаковали и в разных местах прогнали, случалось, что ордер-де баталии помешался, и кавалерия, не уступая с места баталии, в одно место собралась и с неприятелем, хотя довольного места и не имела, билась; однакоже гораздо не таким действом, как когда я ей больше места занять и больше фронта взять велел, чтоб линиями, а не колоннами, как прежде чинено было, атаковать можно, чтоб в конфузию не пришли.
Также накрепко надобно смотреть, чтоб друг другу секундовать, и когда неприятель пойдёт на одно крыла, то другому крылу неприятеля с тылу во фланг атаковать.
Когда неприятельская кавалерия свою инфантерию оставит, не надлежит по прогнании оной мешкать, но тотчас искать неприятельскую инфантерию с тылу или со флангов атаковать. Или ежели со своею случиться (соединиться) может, то надобно со всею возможною силою оную атаковать; например, в последней баталии мы с шестью швадронами наступали на четыре и принуждены были мимо инфантерии идти, которая имела у себя пушки. — Как мы оную прошли, то хотел я из сих двух швадронов назад вернуть, дабы сию инфантерию с тыла атаковать и пушки у ней отнять; но сие невозможно было к действу привесть, понеже сии швадроны с прочими с излишней горячностью за неприятелем гнались» (148, с. 151).
Недостаточную подготовку драгун русские компенсировали более крупными построениями и взаимодействием их с иррегулярной кавалерией. Многие шведские офицеры в своих воспоминаниях указывали на большое число русской лёгкой конницы под Полтавой (1709 г.). В лобовую атаку они не ходили, предоставляя это драгунам и конным гренадерам, зато атаковали рассеявшиеся части, нападали на отдельные роты противника и в этом случае преимущество было на их стороне (329, с. 187, 209). Шведы не обладали таким индивидуальным мастерством наездников, каковое было необходимо, чтобы на равных вести одиночный бой с природными конниками.
К 1711 г. в русской армии насчитывалось, кроме генерального швадрона и лейб-регимента, ещё 34 регулярных кавалерийских полка (213, с. 7).
Назревающая война с Турцией заставила Петра создать ещё и гусарские части. Собственно, первый гусарский полк был образован ещё в 1707 г. Основой для его формирования послужили венгерские, сербские, валлашские, молдавские конники, в своё время служившие в австрийской армии, а затем участвовавшие в освободительной войне против Габсбургов под знамёнами Ференца Ракоци (1703— 1711 гг.). Командовал легкоконным отрядом из 300 человек некто Апостол-Кизен (или Кизич). Отряд назывался «Воложская Хоронива» (236, с. 100).
К началу Прутского похода (1711 г.) в русской армии насчитывалось 6 валлашских (или воложских) полков и 2 хоругвии (хоронивы).
