Обервахмистр города Данцига Иоганн Якоби фон Вальгаузен (вторая половина XVI в.) свои соображения изложил в трактате «Военное искусство на коне». И хотя он выступил с резкой критикой сочинения Басты, сам Вальгаузен предлагал несостоятельную тактику для того времени:

«Копейщик производит надлежащий эффект при атаке малыми эскадронами, построенными не глубже, как и две последующие шеренги, да ещё с интервалом между ними, и при том неплотно сомкнутым строем. Ибо, если во время атаки у переднего споткнётся или упадёт лошадь, то следующему за ним товарищу он не повредит и не помешает, а, напротив, оправившись, он потом может снова присоединиться к строю эскадрона.

Кирасир же должен держаться в плотно сомкнутом большом эскадроне и иметь сбоку и сзади других всадников; когда у него споткнётся, или упадёт, или будет ранена неприятелем лошадь, то, находясь в первой или второй шеренге, он не может подняться, даже если он сам ранен, а его товарищи по ряду, следующие за ним, натыкаются на него и топчут его ногами своих лошадей. Таким образом, жизни кирасира грозит гораздо большая опасность быть затоптанным лошадьми следующих за ним товарищей, чем та, которая угрожает ему от неприятеля. И вот, когда в одной из шеренг кто-нибудь из них упадёт, то едущий за ним не может ни свернуть вбок, ни объехать его спереди или сзади, ибо его настигает следующий, который не видел и не знает, что произошло. Так что нередко здоровые, нетронутые люди и лошади падают друг на друга, топчут друг друга и гибнут, что причиняет огромный ущерб, так как вследствие этого эскадрон расстраивается и сам приходит в смятение благодаря собственному несчастному случаю, а не от действий неприятеля» (196, с. 128-129).

Вальгаузен из-за боязни, что сзади стоящие всадники будут топтать передних в случае падения, полностью лишал кавалерию преимуществ сомкнутой атаки в рукопашном бою. Конники, стоявшие друг от друга на некотором расстоянии, не могли рассчитывать на поддержку товарищей. А если они пытались опрокинуть плотный строй, то каждому из солдат растянутой цепи противостояло 3—4 врага. Не надо долго гадать, за кем в этом случае окажется победа. Конечно, в плотном строю неизбежны потери коней и людей, но их процент был не настолько значителен, чтобы рисковать главным преимуществом во время атаки. Как показывает история войн, советами Вальгаузена никто из практиков не захотел воспользоваться, на полях сражений по-прежнему применялись старые, отработанные и проверенные временем методы.

Не обошёл вниманием проблемы кавалерийской тактики монах-иезуит Герман Гуго, написавший «О конном воинстве древнем и новом» (1630 г.). В своей работе он также утверждает, что копьё необходимо тяжеловооружённому всаднику, но, так как в строю в рукопашной участвует только передняя шеренга воинов, то он предлагает вообще вывести из состава рот копейщиков и объединить их в некое отдельное формирование. Конники должны строиться в 8 шеренг глубиной и атаковать последовательно, одна за другой, чтобы не мешать друг другу. Шеренги копейщиков могли выстраиваться и в две линии в шахматном порядке (196, с. 132—133). Но так как в этом случае копейщики были лишены поддержки легковооружённых: аркебузеров, пистольеров или карабенов, а те, в свою очередь, лишались прикрытия копейщиков, то предложение Гуго также оказалось несостоятельным, потому что тяжёлые всадники просто расстреливались бы шеренга за шеренгой, не успев сойтись с неприятелем вплотную.

Должное внимание тактике и вооружению конницы уделил Раймунд Монтекукули в трактате «Главные правила военной науки» (1664 г.). На русском языке он издавался в 1760 г. О вооружении современной ему конницы автор даёт следующие сведения:

«У нынешних конных полков половинные кирасы на груди и на спине. На шляпах железные кресты, или без шляп каски, с опускным ожерслком на шею, и с наушниками; а при том железные перчатки, на прикрытие руки, по самый локоть. Переднюю у лат, или у кирасы доску, надобно пробовать выстрелом мушкетной пули; а другие железные мелкие вещи пробуются стрельбой из пистолетов и рублением палаша. Наступательное у них ружье, пистолет; а при нём такая долгая и широкая шпага, которой бы рубить и колоть. У первой шеренги можно мушкетонам быть.

Ланца также душа всему ружью у конницы, как копьё у пехоты. Только ланцы за великую трудность в деле в держании их, и во владении сим ружьем на бою, давно уже отставлены.

Сие ружье требует доброй и учёной лошади, с головы до ног в латы одетого человека, при том же нарочного хлопца, и другие выгодности; на что великое иждивение надобно.

Буде боевое место не гладко и не ровно, но кочками, рытвинами и кустарником наполнено, отчего лошади разбежаться нельзя; то и ланца почти всегда при таких случаях без действия и без силы остаётся.

Аркебузерам, или карабинерам ни твёрдого корпуса сочинить, ни на месте неподвижно неприятелю сражения потому дождаться невозможно, что у них оборонительного ружья нет; для того великого числа людей в баталии иметь не советую, дабы они страх с огнём увидя и направо кругом поворотясь, всего фронту в смятение не привели, чтобы в круге поворотясь, и залп по неприятелям давши, то они побежавши, своих людей испугают, или на них опрокинутся. Полные кирасы, или цельные латы к разорванию неприятельского строя, и к храброму претерпению первого от него огня весьма изрядны; но понеже в самом деле усмотрено, что сие вооружение фузейную пулю не выдерживает, то пользы в них мало.

Да ещё на практике оказалось, ежели железо изломится, то раны от сих обломков у человека больше бывают. Буде же латы по пробе, то очень тяжелы, и так человека вяжут, что встать не может, ежели с лошади упадёт.

К тому же от нарукавников с набедренниками сёдлы и латы ломаются, и спину у лошади саднят, то командующие рассудили цельные латы оставя, одни половинные латы иметь» (76, с. 16—18).

«Драгуны ни что иное, как на конь посаженная пехота, с лёгкими и перед фузеями кратчайшими мушкетами, с половинным копьём и с палашами, для скорейшего захвачения нужного места, и ради пресечения у неприятеля дороги. На сие даются им кирки да лопатки. Драгун ставят в промежутках посреди батальонов, дабы через перхоту свою по неприятелям стрелять; а в прочем, драгуны всегда пехотой бьются» (76, с. 16).

«В конном полку рядовых рейтар или драгун 750 человек. Во всяком эскадроне 150 рядовых, по 3 в высоту, а по 50 человек во фронт. А ежели бы эскадроны больше людей в себе имели, то трудно было бы в движение их привести» (76, с. 32).

На основании личного военного опыта Монтекукули выдвигает свои предложения по вооружению тяжёлой конницы:

«Первая у конного войска оборона кираса или латы напереди и с тылу; только бы не тяжелы и не так узко сделаны были, чтобы рейтар в них поворотиться не мог. Шлем с висячими досками на закрытие шеи, наушники, нос, железные перчатки или рукавицы по самый локоть, а пальцы бы у них не узкие были. Это ружье потому весьма нужно, чтоб единой атакой сомкнутого строя неприятеля сломить молено. А ежели рейтар в первой шеренге с лошадью упадёт; то всю силу первого сражения у тебя так отымет, что задние лошади испужавшись, весь строй сомкнут.

Наступательное ружье, припущоные палаши, долгие и острые шпаги, с крытыми эфесами, которых бы пистолет не пробил, и небольшое число мушкетонов».

«Ланца конному солдату лучшее оружие, только надобно такому крепкому и сильному человеку ею владеть, который бы с головы до ног вооружён будучи, и на доброй немецкой лошади сидя, на ровном и гладком месте без всякого препятствия действовать мог. Потом разделившись им на малые эскадроны, и к атаке в рысь поехав, дорогу отворять или кирасирами сие сделав, и первую атаку учинивши, неприятеля рубить».

«Ежели ланца сильного человека, крепкой лошади, ровных мест и помянутых выше сего обстоятельств лишена, а к подкреплению своему кирасир в близости не имеет, то никуда не годится. Кой час неприятель сих ланцеров увидит, то надвое расступится, и в первой трудности сквозь себя пропустит, а то там окруживши, на голову их порубят; как шведский король Густав Адольф, на последней войне в Польше учинил» (76, с. 239-241).