Стадо наше мерно двигалось по обочине, пощипывая по пути траву, которая здесь росла гораздо гуще, чем на песчаном большаке. Шоссе было прямым, с немногими поворотами; встречные повозки мы замечали еще издалека. Они выползали из-за дальних бугров, словно муравьи по узкой, светлой тропинке.

К вечеру мы были недалеко от Изборска, а с наступлением сумерек уже входили в городок. Скотина так устала, что гнать ее дальше без отдыха было нельзя. Снова завели стадо на постоялый двор. На сей раз устроились не на сеновале, а в просторной комнате, вдоль стен которой стояли длинные скамьи. На них уже храпело несколько бородачей. Середину помещения занимал большой стол, над которым с непрерывным гудением вился плотный рой мух. Но какое нам до них дело: подумаешь — мухи! Да если бы это были не мухи, а осы или даже шершни, и то мы не обратили бы на них никакого внимания. Глаза слипались, все тело ныло, требуя покоя. Под голову мягкую подушку — дорожную сумку, под бок теплый сенник — дощатую скамью. Здравствуй, царство сна!..

И опять нас разбудили, едва на востоке посветлел краешек неба. Начинался последний отрезок пути. Скоро, скоро я увижу первый в моей жизни большой город!

Деревенские ребята, выехавшие в ночное, еще сидели у больших костров возле шоссе. Они удивленно поворачивали головы, когда мы прогоняли мимо свое стадо. Лошади, высоко поднимая спутанные ноги, скакали в нашу сторону — видно, им тоже было интересно посмотреть наше раннее шествие.

Шоссе упиралось в краснеющий горизонт. Слоистые облака золотились под лучами невидимого еще солнца.

— Смотри, смотри, Август, прямо как расплавленное золото!

— Здорово!

— Так всю жизнь и смотрел бы. Но только сидя, чтобы ноги не гудели.

— Ничего, придешь в город — всю усталость как рукой снимет.

Шоссе вело через болото. По обеим сторонам высился камыш, аир, желтела осока. В траве скрипели коростели, верещали перепелки, на сухих местах стрекотали кузнечики, словно кто-то непрерывно и быстро крутил там маленькие зубчатые колеса. Чем не музыка!

Когда первые солнечные лучи окончательно разогнали предутреннюю мглу, Август воскликнул:

— Вон купола сверкают!

Я приложил козырьком руку к глазам. Правда, купола.

И Как много!

— Это и есть Псков. Ноги сами зашагали быстрее, теперь уже их гнал вперед ненасытный огонек любопытства.

Чем ближе мы подходили, чем явственнее различались башни и купола, тем сильнее донимало меня любопытство. А это что, красное? А там что блестит? Но я молчал, не спрашивал. Одно дело — обыкновенный мальчишка, другое — погонщик. Надо уметь сдерживать любопытство.

Еще немного — и город уже совсем близко. Самое время: скотина наша, вконец изнуренная длинной дорогой, еле плелась.

Войдя в предместье, я едва успевал поворачивать голову. Всему дивился: и высоким каменным домам, и длинным мощеным улицам, и тротуарам. Но особенно — блестящим куполам многочисленных церквей с позолоченными шарами и крестами.

На открытых колокольнях виднелось множество колоколов, больших и малых.

— Завтра воскресенье, — напомнил Август. — Услышишь настоящий колокольный перезвон, не то что у нас в местечке. Разевать рот на разные чудеса времени не было — коровы и быки могли разбрестись по переулкам.

— Смотри в оба! — У Августа был озабоченный вид. — А то живо уведут, ахнуть не успеешь.

Он не зря беспокоился. Стоило недосчитаться какой-нибудь одной разнесчастной коровенки, как весь наш заработок пропадал вместе с ней. Да что там заработок! Попали бы к Скуе в вечную кабалу.

Подошли к мосту; город разделяла на две части широкая река. Мы торопились прогнать скот, чтобы не задерживать движение. Удивлению моему не было конца. Такая широкая дорога через воду! И сколько на ней повозок, сколько людей! По правую руку строили другой мост, еще больше и выше, с длиннющими железными фермами на высоких каменных быках. А под мостом проплывали огромные лодки — как только люди смогли их сделать!

В глазах рябило от виденного, взбудораженный ум отказывался принимать все эти чудеса.

— Не глазей по сторонам! Скот разбредается, не видишь! — сердито закричал Август.

И правда, я здорово отстал со своей частью стада. Защелкал кнутом, исправляя промашку. Уставшие животные, спотыкаясь на неровностях мощенной булыжником улицы, шли медленно, осторожно, выбирая, куда ступить.

Ближе к бойне стадо забеспокоилось. Быки поднимали головы и тревожно нюхали воздух, коровы часто останавливались и жалобно мычали. Я тоже почувствовал неприятный запах. Сердце екнуло и заныло: куда же мы гоним несчастную скотину! А животные поворачивали к нам головы, смотрели вопрошающе и доверчиво — привыкли уже за время пути.

— Хочешь, покажу тебе бойню, все-все, что там внутри? — предложил Август.

Я поспешил отказаться:

— Да нет, лучше пойду на реку.

— Жалеешь скотину? — догадался он.

— Не знаю… Но смотреть не хочу.

— Тогда пойдем на берег вместе. Не то заблудишься, ищи потом по всему городу…

Возле бойни нас уже поджидал Скуя. Шевеля губами, быстро сосчитал свой скот и удовлетворенно кивнул головой. Загнали стадо в один из огороженных отсеков возле самой бойни. Словно чуя недоброе, коровы и быки жались друг к другу, беспокойно косились по сторонам. Сразу же к нашему хозяину сбежались торговцы скотом — их здесь называли прасолами, — и пошел бурный торг.

Мы с Августом присели на длинную скамью у стены бойни. Прасолы зашли в загон осматривать коров и быков, громко споря о их весе и упитанности. Среди скототорговцев выделялся огромного роста мужчина с большой, словно веник, бородой. Наш хозяин, тоже ростом не обиженный, был ему только по плечо. Скрипя лакированными сапогами, великан переходил от одного животного к другому, ощупывал их тщательно и в заключение шлепал ладонью с такой силой, что даже строптивый бык, самый крупный в стаде, пошатнулся. Лицо прасола блестело, он громко хохотал, и мясистые щеки его тряслись. Шагал он вперевалку, словно широкие плечи с огромными руками тянули при ходьбе каждое в свою сторону. Толстый живот перехвачен кушаком, кисти свешиваются до самой земли. Брюки выпущены на голенища, широченная шелковая рубаха, в которую влезли бы и я, и Август, и еще полдюжины мальчишек, тоже навыпуск.

— Этот русский ну прямо как из сказки! — Август не сводил с него восхищенных глаз.

— Страшный…

— Зато щедрый. Прошлый раз он купил весь наш скот и мне — только за то, что пригнал в целости, — подарил целых пятьдесят копеек! Я на них кучу всего накупил. И нож. И крючки для рыбалки. И свисток. Ну, тот самый…

О таком свистке мечтали все наши мальчишки. С гордостью вытаскивал Август его за шнурок из кармана, свистел так, что закладывало уши.

— Становись!

И все спешили в строй…

Мне же звуки свистка были понятнее, чем другим. Например, слышу долгий свист. Он означает: «Дома все в порядке, можешь приходить». И через минуту я у Августа. Два коротких свистка означали: «Жду тебя на улице». Три длинных оповещали, что Август в опасности. В этом случае мы оба с братом сломя голову кидались к нему на помощь. Словом, не свист, а настоящий условный язык!..

Прасолы покинули загон. Хозяин с бородатым великаном направились в нашу сторону. Я было обрадовался — кажется, будет по пятьдесят копеек. Но тут же заметил, что у них не очень веселые лица. И верно, подойдя, Скуя сказал:

— Ребята, цена на скот упала. Сейчас продавать нельзя, переждем несколько дней. Один из вас пусть остается со стадом, второй может отправляться домой. До вечера я сам здесь побуду, так что идите отдыхать. А к заходу солнца чтобы опять сюда, понятно?

И тут же рассчитался с нами, уплатив все, как было условлено. Но ни копейки сверх того.

Позвякивая медяками, мы двинулись к постоялому двору. Не бродить же сонными по городу, надо прежде всего поспать хотя бы несколько часов.

В просторной комнате кровати стояли впритык. За место здесь брали по пять копеек в сутки. Мы разулись, но одежду снимать не стали. Раздеваться, потом опять одеваться — долгая история! Легли — и как в яму провалились.