Выстрелив, лесничий стряхнул еще раз свою шляпу, аккуратно надел ее. Повесил ружье на плечо дулом вниз и заторопился к берегу. Я поднялся на ноги, прислушался. Кто-то плакал, кто-то из нас!

Лесничий уже добрался до леса и исчез за деревьями. Мы побежали по воде туда, откуда несся плач.

— Видишь, все-таки стрельнул! — хрипло произнес браг.

— Ничего! — Август скрипнул зубами. — Когда-нибудь и этого петуха хлестнут свинцом по длинным лапам! Подбежали к пострадавшему:

— В тебя, что ли, попал, Ивар?

— Да! — Он всхлипывал. — Вот. — Мальчик показал на правое бедро, Мы стащили с него штанишки. Из двух маленьких ранок текла кровь.

Сипол скинул курточку, оторвал полоску от подола рубахи.

— Сейчас перевяжем тебя и отведем домой. Ты только не бойся — ничего страшного. Это же дробь, а не пуля. Ногу сгибать можешь?

Ивар попробовал осторожно.

— Кажется, могу.

— Вот видишь…

Мы как сумели перевязали рану. Ивар успокоился. Взяли его под руки и повели домой. Он сильно хромал, ВОЕННЫЙ СОВЕТ НА ЯНОВОИ ГОРКЕ На следующий день местечковые мальчишки собрались возле нашего дома.

Подошел Август и сказал:

— Нечего здесь толпиться! Тут не поговоришь. Пошли на Янову горку.

Двинулись целой толпой. Даже оба младших сына кузнеца шли вместе с нами, хотя мать строго-настрого запрещала им якшаться с босяками — ей, видите ли, немецкая речь барона больше по нутру, чем родная! Все с почтением поглядывали на нас. Ведь мы нюхали пороху, побывали под свинцовым ливнем! Так и подмывало выкатить грудь колесом.

Рядом со мной, стараясь держаться в ногу, шагал маленький сын сапожника.

— И тебе не было страшно? — Он восхищенно заглядывал мне в глаза.

Я не стал его разочаровывать:

— Нисколько! Мы стояли в траве скрестив руки и спокойно ждали: пусть только попробует выстрелить — ответит по закону. И вот теперь отец Ивара подает на него в суд.

Даже своенравный Васька и тот не выдержал, придвинулся поближе ко вчерашним рыбакам:

— Селедочник Вейстер говорит, что лесничий имел право стрелять. Вы ведь его не послушались. Сипола это разозлило:

— Подумаешь, Вейстер! Сам он немецкий колонист, вот и пляшет под дудку лесничего. И вообще лучше пусть они уймутся, эти колонисты, и Вейстер в том числе. А то объявим войну — получит тогда из рогатки по своей багровой лысине!

— А еще кофейщица Рузе… — начал было Васька, но тут же почему-то передумал. — Ладно, потом скажу…

Бегом через луг, и вот уже Янова горка.

Высокие осины тянули к солнцу свои серебристые листья. Статные березы, монотонно шелестя, лениво покачивали листвой. За деревьями шли густые заросли папоротника. А там — обрыв.

Мы, словно кузнечики, попрыгали в карьер. Кто удачно, кто кубарем покатился по отвесному краю, вздымая столбы пыли.

— Вот как могут простолюдины! — воскликнул Сипол. — Пусть попробуют баронские сынки — живо свернут себе шею.

На дне карьера сбились в плотную кучу. Сипол поднял белый гладкий камень, подбросил в воздух.

— Ну, что сделаем с этим пруссаком, который стрелял в Ивара? Оставим так? Или…

Я его понял. Поднял точно такой же камень, стал оглаживать пальцами.

— Нет, не оставим! — наперебой закричали ребята. — Камнями его!

— Этому Вейстеру и всей его банде баронских подлипал тоже надо поддать хорошенько, — высказался Август.

— Всему свой черед, — сказал Сипол. — Сейчас главное — рассчитаться с пруссаком. Вот что: остеклим его окна воздушными стеклами. Я уж и местечко присмотрел, откуда это можно сделать без особого риска.

— А если поймают? — робко поинтересовался кто-то из мелюзги.

— А мы таких, которые боятся и которых можно поймать, не возьмем, понятно?

Тут в разговор вмешался Васька. Глаза у него азартно поблескивали.

— Пусть я лопну, если эти колонисты не знают, что пруссак стрелял незаконно. Сегодня утром позвала меня к себе кофейщица Рузе. Кофе налила, крендель дала: «Угощайся, мальчик, угощайся!» А пока я ел, начала выспрашивать, что говорят в местечке взрослые и ребята. Ну, про это самое, про выстрел. Я крендель умял, кофе выпил. Но так ничего и не сказал. Только: «Не знаю, господа», «Не слышал, мадам». Пусть больше не зовет, ха-ха!

— А почему? Если еще угостит, ешь, не стесняйся! — посоветовал Сипол. — А спросит, что мы делаем, скажи: от страха трясутся, сидят по своим норам и боятся нос высунуть.

Но нашлись и такие, которых Васькин рассказ обеспокоил:

— Ox, Васька! Смотри не стань их шпионом.

— С ума сошли! — возмутился Васька. — Я что — за барона, да?

— Кто тебя разберет! С Вейстером знаешься, с Рузе…

— Ну уж нет! — вступился за Ваську Август. — Всякое у него бывает, но чтобы изменником стать — это нет!

— Вот, слышали? — Васька зыркал исподлобья на обидчиков.

Сипол на песчаной стене карьера нацарапал острым камнем большое окно и в нем шляпу с петушиным хвостом.

— Кто попадет в хвост, получит картофельную медаль! Началась стрельба по цели. Камни ударялись о стену, песок осыпался на дно ямы.

Многие попали в окно. А вот в петушиный хвост — никто. Солнце ушло за лес. Одна за другой умолкали птицы, устраиваясь на ночлег.

Мы тоже разошлись по домам.

К дому лесничего подобраться было вовсе не трудно. Белое стройное здание стояло на пригорке, открытое со всех сторон. Швыряй камнями откуда хочешь!

Но как потом удрать от погони? Вот над чем следовало крепко подумать.

Возле дома лесничего проходила дорога, а сразу за ней — угол баронского парка, отгороженный высокой оградой. Она-то и привлекла наше внимание.

Днем мы обследовали все подступы к дому лесничего. Примерились, откуда камень долетит, а откуда не добросить.

Ближе к вечеру к нам пришли Сипол и Август. Начался военный совет.

У Августа был уже готовый план:

— Между дорогой и забором глубокая канава. В ней полно кустов, с дороги нас никто не увидит. Вот что мы сделаем. Пророем под забором ход в парк. Тогда между нами и домом лесничего будет высокий забор. Камни через него перелетят свободно, а вот лесничий, если погонится за нами, пусть попробует перелезть через забор! Пока он там будет возиться, мы ныр в свой ход — и айда!

Сипол внес в план поправку:

— Одного хода мало. Всякое может случиться! Давайте выроем и второй, с другой стороны, у прудов.

Так и порешили. Вечером вырыли под забором ходы, наподобие кротовых, пролезли в парк, осмотрелись.

Все получалось как надо.

Осуществить задуманное решили следующим же вечером. Брат опять начал колебаться:

— Нехорошо бить окна.

— В детей стрелять еще хуже! — отрезал я, и он умолк… С утра пошел дождь. Единственное наше окно залило слезами, капли барабанили по крыше. Синее небо покрылось серой холстиной. На улице — никого. Даже собаки попрятались по конурам. Только на шпиле церкви, как всегда, скрипел под ветром золоченый петух.

— Никуда мы не пойдем! — Брат вроде бы даже радовался. — Дождь как из ведра!

День был тусклым, серым, смеркаться стало раньше обычного.

И тут явился к нам Август.

— Готовы, братья? — спросил весело.

— Льет, — попробовал возразить брат.

— И пусть себе льет. Даже еще лучше, — ответил Август, к его разочарованию.

Подошел Сипол. На нем был мешок из-под картошки.

— Гоп, ребята, пусть свистит ветер! И камни тоже.

— Ну и вырядился! — Август осмотрел его с головы до ног. — Настоящее пугало!

— Ага, даже своя собственная собака облаяла, не узнала. А так просто здорово! Шлепай себе под дождем.

Мы с братом отыскали одежду поплоше, обули старые рваные постолы. Вышли во двор. Ветер плеснул в лицо дождем. Двор размочило, он превратился в настоящую трясину.

— По болотам лазить… — ворчал брат.

— В солдаты возьмут — никто тебе мосточки под ноженьки не подложит, — сказал Сипол. — Шагай да привыкай!

В темноте едва различались силуэты домов. Мы осторожно двигались по грязным улочкам. Вскоре послышался шум деревьев — баронский парк. В глубине мелькали освещенные окна замка. Свет падал на белые башенки по углам.