Вот так, чуть ли не волоча банку по пыльной дороге, и втащился в изрытый курами и поросятами двор. Дядя Андрис как раз запрягал свою клячу.

— Принес, значит? Молодцом, молодцом! Я не сел, а рухнул на вышарканный порог; банка с рассолом брякнулась между ног.

— Смотри-ка, где ж ты это выкупался во всей одежде? — услышал я удивленный дядин голос.

Наверное, я спал, потому что когда поднял голову, то увидел перед собой женщину в белом платочке. Дядина жена. Сует мне в руку кружку молока:

— Пей! Пей же, ты заслужил!

А дядя Андрис стоял рядом и обрадованно улыбался:

— Я ж сказал, что он сможет. Не так уж и трудно было, верно?

Не трудно?! Я оторвался на миг от небывало вкусного, прохладного молока, посмотрел на его сияющее лицо и подтвердил:

— Ага…

Вот и пришел долгожданный день: сегодня у нас в местечке ежегодная ярмарка.

Стыдно признаться — я проспал. Схватился, лишь когда услышал шаги возле самой кровати. Август!

— Все спишь? А брат твой давно уже на ярмарке.

— Как же так? — Я озадаченно тер кулаком глаза. — Вот только что все здесь спали: и отец, и Густав. Как же так?

— Не беда, — утешил меня друг, — пусть себе носится там сколько влезет. А вот мы с тобой попробуем подкатиться к Игнацию Скуе. Говорят, он снова закупает большую партию быков. И тогда — шагом марш прямо в Псков! Я там дважды был, — не удержался он от того, чтобы лишний раз не напомнить, — и в третий пойду. Тебя с собой могу взять — чесслово! А чего не взять? Парень ты бойкий, ноги у тебя крепкие, быстрые.

Я вскочил с кровати:

— Ой, Августынь, дружок, никого другого не бери, слышишь, только меня! Заработаю — куплю тебе новый нож. Точно такой же, как его… фи… фи…

— Фискар.

— Во-во!

— Ладно, там видно будет.

— Нет, правда куплю! Даже еще лучше, чем тот. Не веришь? Вот тебе моя рука…

Счастье-то, счастье какое — с Августом в Псков, в большой русский город Псков! Мне казалось, я все еще сплю и вижу диковинный сон. Нет, не в Псков я иду со стадом быков, а качу по небу в солнечной колеснице, и со всех сторон сыплются на меня блестящие серебряные рубли. Много рублей, целых три или даже четыре. Чего только на них не купишь! Августу новый нож — это уж точно. Себе тоже. Отцу трубку и табак. Матери красивый цветастый платок, брату какую-нибудь хорошую книгу.

Август ушел. Я разыскал на плите еду, мигом проглотил и ринулся на ярмарку.

Уже с нашей улицы видны ряды белых палаток. Незаделанные края полотнищ плещутся на ветру. А людей! А повозок! Оглобли подняты вверх, лошади с торбами на мордах мерно жуют овес, гоняя хвостом назойливых мух. На повозках изделия деревенских умельцев. И дуги, и горшки, и новенькие, сверкающие желтизной колеса, и плетеные корзины — белые, цветные, с ярко раскрашенными боками.

По соседству скотный рынок. Коровы, быки, свиньи — за год столько не увидишь. Визжат поросята, растерянно блеют овцы…

Все здесь перемешалось, на ярмарке! Сразу и глазом не охватишь — столько всяких богатств. Мешки туго набиты мукой, кругом белым-бело от нее — и повозки, и одежда на продавцах, и лица, и даже бороды. Тут же, на повозках, лежат в ожидании покупателей огромные караваи, похожие на жирных коричневых поросят. Ряды бидонов с молоком выстроились словно солдаты на параде. А напротив такие же ряды пузатых крынок. Густая сметана тягучим сиропом стекает с деревянных ложек — сил никаких нет смотреть, так и хочется подставить рот.

Да, ярмарка — это не шуточки. Чего тут только нет! И ульи, и плуги, и бороны… Даже веялки — не фабричные, а собственного изготовления; есть у нас в местечке мастера. Одни замысловатые деревянные рукоятки на веялках чего стоят — куда до них фабричным! А покрашены как: синие, зеленые, красные. Не машины — загляденье!

— Что уставился на веялку? — услышал я над самым ухом голос Августа. — Уж не надумал ли купить?

— Нет, я…

Но он не слушал моих объяснений.

— Бежим-ка лучше к цирку!

Глаза у Августа блестели, как у кошки, заприметившей мышь. Он схватил меня за руку и потащил через скопление повозок, лошадей» скота в сторону балагана, откуда неслись веселые звуки шарманки.

— Скорей, скорей! Сейчас фокусник будет глотать огонь!

Да, тут чудеса невиданные! Здоровенный полуголый дядька с длинными усами. На плече у него маленькая юркая обезьянка. Прыгает, верещит без конца, скаля зубы. Смеется, что ли, над нами?

На помост перед балаганом вышел странный человек. Лицо черное, на носу, лбу, щеках белые полосы. Губы красные-красные, а зубы так и сверкают. Длинные кучерявые волосы, черные и блестящие, словно вымазанные дегтем, руки тоже черные.

Дядька с обезьянкой подошел к черному, что-то поднес к ярко-красному рту, и оттуда в нашу сторону как пыхнет огнем. Настоящее пламя, как на большом костре.

— Вот дьявол, огнем плюется! — восхищенно произнес кто-то рядом со мной.

А маленький мальчик неподалеку как закричит:

— Черт! Это черт! Огнем дышит! Боюсь! Боюсь! Я-то не очень испугался. Понятное дело — какой-нибудь фокус. Но все равно здорово.

— Вот бы попасть внутрь! — Август был в восторге. Мы пробились сквозь толпу поближе к двери и попытались проскочить вместе со взрослыми. Не тут-то было! Дядька с обезьянкой на плече без билета не пропускал никого — ни больших, ни маленьких. Молча повернул нас и дал пинка. Но, пока он воевал с нами, я успел подглядеть, что происходит в балагане. Огромный медведь боролся там с полуобнаженным силачом.

Это подхлестнуло нас еще больше. Нет, во что бы то ни стало попасть туда, в балаган!

— Знаешь что, — пришла мне в голову блестящая мысль, — давай поищем Скую. Может, он задаток даст?

Скупщика скота нашли довольно быстро. Мужчина приметный: здоровенный, черноусый, в серой широкополой шляпе, на большом животе пляшет кошель, подвешенный к шее на длинном шнурке. Он как раз покупал быка. Одной рукой ощупывал его, пальцами другой показывал крестьянину, хозяину быка, сумму, которую может предложить.

— Что же, господин, — нерешительно чесал тот у себя в затылке, — накиньте еще чуток — и отдам.

— Вот разбойник! — весело шумел скупщик, и кошель подскакивал в такт словам. — Да за такую падаль никто другой тебе даже половины не даст!

Мы стояли в сторонке, выжидая благоприятного момента. Если сделка состоится — самое время подойти.

Нам повезло. Крестьянин пересчитал деньги, отошел; скупщик, довольно улыбаясь, звонко шлепнул по загривку приобретенного быка. Август, оставив меня в сторонке, смело направился прямо к Скуе. Что-то спросил; я напряженно наблюдал за выражением лица скупщика. Тот сразу посерьезнел, приложил палец к виску, словно обдумывая. На какое-то мгновение мне показалось, что он отрицательно покачал головой. Но затем скупщик повеселел, хлопнул Августа по плечу, как только что хлопал быка. Сунул пальцы в кошель, выгреб оттуда пригоршню серебра. Стал медленно отсчитывать деньги, перебирая каждую монетку. Я впился взглядом в его толстые, как колбаски, пальцы.

А если Скуя наймет одного только Августа? Нет, нет, не может этого быть! Хоть я и на год-полтора моложе Августа, зато бегаю чуть ли не лучше всех сверстников. Это хорошо известно мальчишкам нашего местечка, и наверняка Скуе тоже: должен же скупщик скота знать, кого нанимать в погонщики.

И вдруг Август указал на меня пальцем; я почувствовал, как кровь хлынула к щекам. Выпрямился и даже поднялся на цыпочки, чтобы казаться больше. Скупщик кинул на меня беглый взгляд и скривил рот. Меня опять бросило в жар и в холод. Все кончено?

— Да знаете, как он носится наперегонки! — продолжал громко уговаривать Август.

И вот уже Скуя согласно мотнул головой, сунул в протянутую руку Августа еще несколько монет. Повернулся ко мне, поманил пальцем:

— Иди, иди сюда!.. Сможешь пройти без остановки сто верст?

— Хоть тысячу! — выпалил я.

Он расхохотался…

Обрадованные, мы побежали к балагану.