Когда «оберауфзерка» ушла, Хильда Циппман вместе с большелицей вывели женщин на плац и начали обучать, как нужно повязывать косынки по одному образцу, как держать ровную линию строя, как приветствовать лагерное начальство.
В концлагере «Дора» заключенные обязаны были носить «винкеля» — матерчатые треугольники. Зеленые винкеля выдавались уголовницам, черные — проституткам, лиловые — за религиозные преступления, желтые — евреям, красные — политическим.
Русским выдали красные лоскутки материи и приказали пришить их к платьям. Но никто из женщин не сделал этого, так как разнесся слух, что военнопленные не носят винкелей.
На утреннем «аппеле» — перекличке и осмотре — «ауфзерки» возмутились:
— Почему не нашиты винкеля?
Из строя вышла недавняя секретарша военно-полевого суда Надежда Еваргина, учившаяся на Фридическом факультете, и, отчетливо выговаривая немецкие слова, потребовала:
— Мы настаиваем, чтобы к нам относились, как подобает относиться к военнопленным. По международному праву нам обязаны оставить военную форму и знаки различия.
Лицо старшей «ауфзерки» побагровело.
— У вас нет никаких прав, вы можете только просить! — крикнула она. — Марш в барак! Через пятнадцать минут быть на месте с винкелями.
Военнопленные ушли, но в бараке не стали пришивать лоскутков, а сговорились настаивать на своих правах. Через пятнадцать минут они все возвратились на аппельплац без винкелей.
— Вот как? Упорствуют? — удивилась «оберауфзерка». — Всех оставить без обеда. Из строя до ужина не выпускать.
Она ушла, а с военнопленными на плацу остались самые злобные надзирательницы. Они не позволяли ни переговариваться, не шевелиться в строю.
Выглянувшее солнце не обогревало. Оно было холодным по-зимнему. Провинившихся продолжали держать на пронизывающем ветру.
Чтобы хоть немного разогнать кровь, Ирина напрягала и ослабляла мускулы, шевелила пальцами ног в башмаках и все же не могла унять дрожи во всем теле.
К вечеру еще больше похолодало. Пошел секущий дождь, превратившийся в ледяную крупу.
Пленницам даже не разрешали повязать косынки на шее. «Ауфзерки» ходили вдоль строя и били по рукам.
Вскоре холод пронял и надзирательниц: они по очереди стали бегать в теплую дежурку полицейских и на пленниц уже не обращали внимания.
Чтобы как-нибудь согреться, наказанные били башмак о башмак, хлопали руками, растирали озябшие колени и плечи. Весь строй заколебался, сотни деревянных подошв застучали по затверделой чугунной земле.
К штрафплацу сбежались посмотреть на русских «балерин» свободные от дежурств эсманы, штубовые, гестаповцы. Они выкрикивали непристойности и зубоскалили.
В лагерь возвращались полосатые рабочие команды. Уставших лагерниц умышленно проводили мимо штраф-плаца. И русские, чтобы не казаться несчастными, запели осипшими голосами «Варшавянку»:
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут.
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут.
Это было не пение, а скорей скандирование. Но припев зазвучал громче, потому что его подхватили все:
На бой кровавый, святой и правый,
Марш, марш вперед, рабочий народ.
Это всполошило «ауфзерок». Они сбежались к штрафплацу и принялись орать:
— Штилль!.. Аббрехен!
И, пустив в ход дубинки, погнали наказанных в карантинный барак.
В этот день русские не получили ни обеда, ни ужина. Но голодными они не остались. О сопротивлении «ротармеек» узнал весь лагерь. Женщины разных национальностей тайно передавали в карантинный барак хлеб, галеты, пригарки каши, которые они наскребли в котлах на кухне.
Глава двадцать третья
В чубановский полк позвонил по телефону адъютант комдива и передал приказ генерала: капитанам Кочеванову и Ширвису в семнадцать часов в парадной форме явиться в базовый клуб моряков для встречи с главой английской миссии.
Не понимая, зачем их вызывают, Кочеванов и Ширвис надели парадную форму и на катере отправились в Полярное.
Малый зал базового клуба моряков был украшен флагами союзников и цветами. В фойе расхаживали длинноногие, похожие на цапель, чины английской миссии в черных одеждах, расшитых серебром и золотом. В их приветствиях и поклонах чувствовалась чопорная торжественность. Переводчики, подражая дипломатам, говорили приглушенными голосами.
Но вскоре пришли командиры кораблей, с обветренными лицами и громкими, хриплыми голосами. Обстановка сразу изменилась: послышался смех, разноязыкий говор. Запахло ромом, крепким табаком.
Когда все приглашенные уселись на свои места, на трибуну поднялся глава британской миссии — сухощавый старик, с вытянутым лицом и сильно развитой нижней челюстью. Рядом, слева и справа, стояли поджарый английский офицер и Зося Валина.
Офицер почтительно развернул перед стариком кожаную папку, и тот заговорил каким-то булькающим голосом. Острый кадык ходил по его тощей и чуть красноватой шее, как поршень. Зося переводила:
— По приказу моего короля я имею великую честь вручить ордена русским морякам и летчикам, отличившимся в борьбе с общим врагом народов Великобритании и Советского Союза, защищавшим в море транспорты с военными грузами. Надеюсь, что этот высокоторжественный день в северных широтах укрепит дружбу между двумя великими странами…
— Мы теперь с тобой попали в сферу высокой политики, — шепнул Ян Кириллу.
После короткой речи и двух гимнов, исполненных оркестром, англичанин стал выкликать фамилии награжденных. Но он так невнятно произносил их, что Зосе приходилось повторять. Моряки и летчики подходили к столу, поджарый офицер вручал им коробки с медалями либо крестами, а глава миссии поздравлял, пожимая руку.
В фойе тем временем появились столы с закусками и стойка с винами, за которой стоял расшитый золотом буфетчик с английского флагманского корабля. Стульев не было.
— Угощение а ля фуршет, — объяснила Зося. — Накладывайте в тарелки, что вам понравится, а я закажу двойные порции рома.
— Н-да, здесь не засидишься и хозяев не разоришь, — сказал Ширвис.
Кирилл стал наполнять тарелку разнообразными крошечными бутербродами, а Ян пошел помогать Зосе. Они принесли три фужера рому и сифон с сельтерской.
— За что пьем? — спросила Зося.
— Первым делом — за полученное серебро, его смочить полагается, — сказал Кирилл.
— Это не просто серебро, а высшее отличие в английской королевской авиации — крест «Ди-эф-си», — пояснила Зося. — Не держите их в коробках, давайте я вам повешу.
Приколов на кителя английские награды, Зося сказала:
— А они вам идут. Пьем за кавалеров высшего ордена королевской авиации!
Они чокнулись. Зося, понизив голос, предложила:
— За серебро выпьем только по глотку, а за то, что пока в тайне, остальное.
Мужчины подчинились. Но Ян, отпив глоток, потребовал:
— А теперь выдавай тайну, иначе заставим всё допивать одну.
— Но это военная тайна.
— Ничего, мы тоже люди военные.
— А никому прежде времени не проболтаетесь?
— Ни-ни! Честное пионерское, — поклялся Ян.
Заставив мужчин сблизить головы, Зося зашептала:
— В наградном отделе нам сказали, что вы оба представлены к званию Героя Советского Союза. Поэтому англичане и ухватились за ваши фамилии. Ясно? Теперь давайте выпьем за золото.
Они выпили до дна.
— По такому случаю надо бы добавить.
— Нет, — сказала Зося. — Здесь на этом и кончим.
— Как кончим? — возмутился Ян.
Но Зося была решительна:
— Довольно. Лучше пойдемте на концерт в большой зал, а потом поужинаем в офицерском клубе. Я взяла на вас талоны.
— Ну что ж, Кирилл, подчинимся? — спросил Ян.
