Фильм «Разные» показывал правду дня сегодняшнего без морализаторства, поэтому школьники конца семидесятых – начала восьмидесятых пересматривали его по десять, двадцать раз. Но реалии изменились: современные ровесники Димы, Тараса, Зины и Коли слыхом не слыхивали об этом фильме, а если случайно им доводилось его увидеть, то они не находили в нем ничего близкого.

После выхода картины на все экраны страны Владимира, Стакана и других героев начали узнавать на улицах. Конечно, вскоре появились новые кумиры, и «Разных» постепенно забыли. Да ребята и сами не хотели всю жизнь быть «тем самым школьным ансамблем», были уверены – впереди ждут новые вершины.

Стакан не строил особенных планов на будущее, думал после школы послужить в армии, а потом уж разобраться, к чему лежит душа, но невероятный триумф «Разных» все изменил, и он понял, что быть актером – его призвание, а армия подождет. Владимир, на которого обрушилось основное бремя славы, жил в последний школьный год как пьяный: ему казалось, что он вот-вот проснется, и все будет по-старому. Излишнее внимание тяготило его, интриги девчонок свели бы его с ума, если бы строгая одноклассница, с которой они в младших классах сидели за одной партой, не взяла над ним шефство. После выпускного она призналась ему в любви, и они убежали от всех и целовались в чужих дворах, но дальше этого дело не зашло. Родители строгой одноклассницы нашли для нее выгодную партию.

Владимир все еще мечтал о геологоразведке, но Стакан подговорил его поступать в театральное училище. Оба попали на курс, который вел их будущий главный режиссер – Капитан.

Они остались друзьями, несмотря на то что работали бок о бок: слишком были разные типажи, и никогда между ними не было конкуренции за ту или иную роль. Нередко, когда Владимир и Стакан вдвоем выходили на сцену, у них случались гениальные озарения и импровизации: будто проскакивала между ними искра, а удачные реплики словно приходили свыше.

Через два года после сценического дебюта Владимира (его уже прозвали тогда «Ильич с припевом») и Степана (который еще не стал Стаканом) в труппе появился третьекурсник Алеша Полозов. Капитан пригласил его в труппу – спасать сказку.

Для более-менее спокойного творческого существования очень было желательно иметь в репертуаре идеологический спектакль и спектакль для детей. Незадолго до появления Полозова скоропостижно скончался главный (без припева) Ильич театра, бессменно игравший в Среднем Камерном вождя мировой революции с 1970-го – года столетия Ленина. Он же играл старика в детской музыкальной сказке по мотивам «Золотой рыбки». Сказка заканчивалась тем, что старик и старуха волшебством Золотой рыбки переносились в СССР, где у них вместо разбитого корыта появлялось новое, хорошее, и своим честным трудом они могли жить-поживать и добра наживать.

Запасного артиста на роль Ленина в Среднем камерном не было – все наперечет. Ленинский спектакль сняли. Сняли и «Золотую рыбку». От идеологии удалось отделаться очень революционным прочтением пьесы «На дне». Владимир играл там Ваську Пепла, Стакан – Сатина. Обласкала их тогда критика. А для детей своими силами написали пьесу «Три брата и Кощей». Делали постановку в свободное от основных репетиций время, особенно не старались, но получилось легко и весело. Этот спектакль идет до сих пор, только название поменялось – «Витязи Лукоморья, или Трое против зла». Трех братьев играли Стакан, Владимир и Леха. Стакан был братом смелым, но ленивым. Владимир – трудолюбивым, но осторожным. А Леха – ну, понятно, он был младшим и оказался лучшим. Его и пригласили-то только потому, что вид у него был очень положительный и немного блаженный, как и подобает младшему брату в русских сказках. «В своих рядах таких орлов не вырастили, – сетовал Капитан. – А потому что пьете как свиньи. А орлы не пьют как свиньи. Они как орлы пьют. Разгоню вас. Уйду от вас в ТЮЗ!»

Роль Кощея предложили заслуженному старцу. Думали – он откажется. Нет, согласился. И до сих пор играет этого Кощея. Состав братьев сменился раз пять, двое уже умерли. А Кощей словно законсервировался. Его не спрашивают про возраст – неудобно. Девяносто точно есть. Приходит Кощей, как тень Кощеева, просачивается в гримерку – все боятся, что он тяжести картонной короны не выдержит, и стоят у дверей, готовые ринуться на помощь. Но Кощей выходит – и посохом об пол стучит, и бровями седыми грозно поводит. Страх, да и только. А после спектакля снова – тихой тенью – на улицу. Там поджидает его на автомобиле кто-нибудь из внуков или правнуков. Владимир как-то разговорился с одной симпатичной правнучкой, студенткой и спортсменкой. У них там в семействе Кощеевом целый список дежурств, кому и в какой день дедушку везти в театр или в больницу на капельницу.

– В чем секрет твоего долголетия, а? – пытала Кощея Баба-яга еще в прошлом веке.

– Яиц не ем. Иголку в руки не беру, сам никогда ничего не зашиваю, – прошелестел в ответ долгожитель, и было непонятно – шутит он, всерьез говорит или еще не вышел из образа.

Впервые увидев Алешу Полозова, заслуженный старец осмотрел его внимательно со всех сторон, как статую, и молвил: «Средний был и так и сяк, младший вовсе был дурак».

Парень замер на месте – от обиды, но больше от удивления: впервые так близко увидел живую легенду, с которой скоро выйдет на одну сцену, – и вот какой получил диагноз. «Средний – это я, – легонько пихнул его локтем Владимир и, указывая на Стакана, добавил: – А это наш старший. А дедушка впал в маразм еще до нашего рождения». «Вы же „Разные“, – узнал Алеша, – вы в жизни совсем как в фильме». «Мы – разные. Но сейчас станем одинаковыми. Третьим будешь?» – спросил Стакан и выразительно хлопнул себя по внутреннему карману. Парень согласился быть третьим. И очень скоро стал в их тройке первым. А потом и в театре. Поначалу-то Леху всерьез не воспринимали, думали: дитя, совсем дитя, третий курс. Но потом выяснилось, что перед тем, как поступить в театральное училище, дитя два года отучилось на физмате, играло в студенческом театре, где его случайно увидел Капитан и позвал к себе.

Леха выдвинулся вперед, его стали приглашать в кино (это очень сердило Капитана: ведущий актер должен всего себя отдавать театру, а не разбазаривать талант по киношкам), потом – удачная женитьба на дочери известного кинорежиссера. Этот брак ввел Змеиного в такие круги, о которых никто в театре и не мечтал. Ведущий актер постепенно отказался от всех ролей, кроме двух, самых любимых, и полностью отдал себя важнейшему из искусств. С Виленом и Стаканом он сохранял прежние дружеские отношения, даже один раз пригласил сниматься в своем фильме, но что-то сорвалось, и фильм остался на уровне идеи.

Когда времена изменились, и у консервативного Среднего камерного театра начались финансовые трудности, Леха полностью ушел в свободное творческое плавание. С тех пор снимает фильмы, снимается сам, ведет собственную передачу, книги пишет, все время что-то делает, где-то мелькает, бывает за границей, дает интервью. С друзьями давно не встречался. Да они и не навязываются – как-то постепенно научились удерживать дистанцию.

Когда Владимир, озираясь по сторонам, словно выпущенный из подземелья узник, вышел из такси, Стакан уже нетерпеливо приплясывал на пороге кафе, больше напоминающего конфетно-леденцовую лавку из старых советских мультфильмов. Он подпрыгивал, приседал и выписывал ногами какие-то немыслимые кренделя. Проходившие мимо люди сначала видели этот странный балет, потом узнавали киноактера, перешептывались, толкали друг друга локтями, некоторые – самые смелые – здоровались. Стакан со всеми раскланивался и продолжал свои упражнения. Увидев Владимира, подпрыгнул особенно высоко и взбрыкнул ногами. Друзья обнялись и стали хлопать друг друга по плечам. Прохожие оглядывались в поисках видеокамеры – были уверены, что тут, совсем рядом, снимают кино. Может быть, и они попадут в кадр и таким образом обретут бессмертие. Некоторые достали телефоны и стали фотографироваться на фоне знаменитости.