Она выбежала, хлопнув дверью.

– Э-хм! – ни к кому не обращаясь, хмыкнул старик Тугоуховский, уронил на пол фантик от карамели и ушел, хлопнув дверью.

– Больные тут все, что ли? – покачала головой Нина. – Федя, подбери мусор и расставь столы по местам. Дверь не закрывай, ключ у Павла Петровича. У него здесь в восемь утра какая-то встреча. Напоминаю присутствующим княжнам, что танцы будут завтра здесь, в шесть часов, по расписанию.

И тихо вышла. За ней упорхнули остальные. Один только Федя остался выполнять возложенное на него поручение.

– «Федя, подбери!», «Федя, принеси!», «Федя, уйди, надоел!» А что, Федя не человек? – бормотал он себе под нос. – Нет, Федя – не человек. Федя – сверхчеловек. Нужно иметь сверхчеловеческое терпение, чтобы все это переносить! Кто бы мне пять тысяч на чай дал – я бы нашел им применение.

Бесшумно распахнулась дверь. Вошли четыре вооруженных человека из службы охраны здания.

«А вот и секунданты», – подумал Федя и непроизвольно вытянулся в струнку.

– Что за стрельба? – резко спросил начальник группы захвата.

– Никакой стрельбы. Мы тут репетируем спектакль, – ответил тот.

– А кто стрелял? – продолжал допытываться начальник.

– Да никто не стрелял. Говорю же, мы репетировали. Охранники меж тем уже прочесывали помещение.

– Люди этажом ниже ясно расслышали пальбу, – настаивал начальник. – Поступил звонок: наверху стреляют из пистолета.

– Знаете, что они слышали? – догадался Федя. – Сейчас покажу. Только в меня не стреляйте, я вообще графиня-бабушка. В смысле уборщица.

Он подобрал с пола фантик. С сожалением взглянул на стол, где еще недавно лежала пятитысячная купюра. Медленно подошел к выходу. И выскочил в коридор, хлопнув дверью.

– Да, похоже на выстрел, – согласился один из охранников.

– Сказали, что из пистолета, а это как из охотничьего ружья, – возразил другой.

Для проверки еще несколько раз хлопнули дверью.

– Точно, ружье, – согласился начальник, – но тут все тихо. Прогуляемся этажом выше?

Несколько минут многострадальная дверь отдыхала. Потом приоткрылась. В репетиционную заглянула Елена.

– Эй, але, есть тут кто? – позвала она. – Люди! Вылезайте! Я пришла!

Никто не откликнулся.

Елена зашла внутрь, заглянула во все углы и даже отодвинула жалюзи. Нет, никого нет.

– Никого в комнате, а свет горит и кондиционер работает, – покачав головой, сказала она. Навела порядок. И тихо вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Владимир кое-как доехал до дома. Вроде бы никаких правил не нарушил – по крайней мере его не останавливали. На автомате поставил машину в гараж, вошел в квартиру и прямо в одежде рухнул на неразобранную кровать. Пролежал так с час. Доковылял до кухни, достал из аптечки градусник, измерил температуру. Потом принял двойную дозу жаропонижающего, переоделся в теплую пижаму, разобрал кровать и уснул.

Сон накатывал волнами и вращался вокруг одной темы. Кто-то оставлял сообщение на форуме Среднего Камерного, или вешал объявление в подъезде дома, или краской писал на стене гаража, или даже печатал в газете – что-то очень обидное и несправедливое про актера Владимира Виленина. Он пытался дать опровержение, но пальцы по самые костяшки утопали в клавиатуре ноутбука, объявление обматывало его, как простыня, гараж начинал лягаться, а газета вырывалась из рук, улетала, рассыпалась на сотни страниц новой роли. На каждую страницу надо было присесть, но некоторые листки оказывались в таких недоступных местах, что в итоге он обнаруживал себя то на крыше дома, то на отвесной скале, то на маленьком островке среди прибывающей воды, и все начиналось сначала: очередная клевета, которую никак не опровергнуть…

«Мир элитной мебели» пал жертвой ремонта внутренних коммуникаций. В коридоре шумели, сверлили, разбирали навесной потолок, вытягивали из него какие-то провода. Жутковато выглядели раскуроченные потолочные недра: раньше там жил гигантский удав, заключенный в белый ребристый шланг. Он, наверное, спал, но рабочие разбудили его, и вот он недовольно ворочается у них в руках. Длинный такой удав. Как теперь загнать его обратно? Похоже, рабочие и сами не знают. А может быть, им дали задание вытащить удава, а вместо него в подпотолочном пространстве поселится какой-нибудь приятный зверь: енот, или белка-летяга.

Пока в коридоре воевали с непослушным шлангом, все норовившим вырваться из рук, княжны под управлением Ядвиги репетировали общий выход. Но шум работ заглушал музыку, и девушки танцевали невпопад.

– Учитесь сохранять ритм при любых обстоятельствах, – командовала Ядвига. – Три, раз, три, раз – Нина, ты сейчас о чем думаешь?

– Три-раз! – ответила та.

– Хорошо. В любых обстоятельствах мы танцуем. Вокруг стены рушатся, а мы играем. В зале пожар – а у нас танец. Три, раз, три, раз. Лариса, о чем ты сейчас думаешь?

– Девятнадцать тридцать, – брякнула та.

– Свидание, да? Когда мы танцуем, мы думаем о танце, мы и есть танец. Сейчас все остановились, отошли к стенке – но не садиться. Танцует одна Лариса.

Открылась дверь, в нее просунулась голова Таира.

– Извините, если помешал… – начал он.

– Помешал, – кивнула Ядвига. – Что?

– Нам бы здесь тоже кое-что посмотреть. Только в одном углу. Не больше десяти минут это займет.

– Десять минут – перерыв, – скомандовала Ядвига. – Мы выйдем, чтоб вас не смущать. А когда вернемся – выйдете вы.

Княжны гордо удалились вслед за ней.

– А что, этот парень, который играет Загорецкого, – он разве не шофер? – поинтересовалась Ядвига.

– Шофер, со склада. Но он все умеет и вечно оказывается там, где есть для него работа! И совсем не умеет отмазаться! – загалдели княжны.

– Понятно. О, кстати, я опять чуть не забыла. Хотела еще вчера спросить, но наша репетиция внезапно закончилась. Так и не довели до конца третье действие, а ведь там по сценарию Чацкий произносит очередной проникновенный монолог. А когда оборачивается, видит лишь танцующие пары. Никто его и не думает слушать. Значит, нужен еще один танец? А он у нас даже не запланирован.

– Давайте позвоним Владимиру Игоревичу, – предложила Нина, – и прямо сейчас у него спросим, надо там танец или нет. Пойдемте ко мне. Я и сама хотела ему позвонить.

Вся компания сгрудилась вокруг ее рабочего стола, инстинктивно стараясь держаться подальше от свернутого в бухту удава. Нина достала номер режиссера, поставила телефон на громкую связь, так, чтобы всем было слышно. Долгие гудки. Слишком долгие.

– Занят человек, – сказала княжна – любительница ирландских танцев. На нее шикнули. И тут Владимир снял трубку.

– Да? – послышался его глухой голос.

– О, Владимир Игоревич, добрый вечер! Это Нина из «Мира Элитной Мебели». А мы тут думаем, нужен нам танец в третьем действии или нет?

– Из какого вы мира? – спросил Владимир. Ядвига оттеснила Нину и взяла управление на себя:

– Владимир, это Ядвига. Ты где? Можешь говорить?

– Дома я.

– Хорошо. Тогда ответь мне на один вопрос по спектаклю.

– Не могу.

– Почему это?

– Ядвига, извини, я очень плохо себя чувствую. И еще хуже соображаю. Давай не сегодня.

Длинные гудки. Немая сцена. Сама Ядвига потеряла дар речи: кто-то посмел повесить трубку, не попрощавшись с ней, не ответив на ее вопрос? И не просто абстрактный «кто-то», хам и червь, а Виленин, который у нее уже по струнке ходил!

– Я сразу поняла, что он заболел, едва он ответил! – заявила одна из княжон. – Вот когда такой голос у человека – то это сразу ясно.

– Кто заболел? – спросила пробегавшая мимо Ульяна.

– Да режиссер наш! Лежит дома, говорить не может! – был ответ.

– Вы извинились перед ним?

– Не успели. Он вообще совсем никакой!

– Надо было все равно извиниться! – всплеснула руками Ульяна.