Владимир огляделся: Нина сидела на своей скамеечке, прикрыв глаза, слушала музыку, но ничего не записывала.

– Нет, – перехватил его взгляд директор, – это между нами. За это отдельная оплата будет. Пятьдесят – по договору. И столько же – за танец. Не считая аванса.

Он хлопнул режиссера по нагрудному карману и вернулся к своему столу-гробику. Прием был окончен. Выходя из кабинета мебельного босса, Владимир взглянул на часы. Два дня назад, в это самое время, настал конец разумному расписанию, которому еще совсем недавно подчинялась его жизнь. Но некоторые перемены радовали: в кармане, по которому похлопал Петр Светозарович, обнаружились три пятитысячных бумажки. «Это как три раза сняться в популярном сериале в роли откопанного трупа», – быстро подсчитал режиссер, нажимая на металлическую шайбу около лифта.

Да, два дня назад ничто не предвещало мебельной подработки. Правда, под утро что-то несусветное снилось: как будто всю труппу собрали в театре, раздали артистам одинаковые чемоданы на колесиках, и каждый пытается своему чемодану найти какое-то остроумное применение, а Капитан-главреж на капитанском мостике стоит, посмеиваясь, потом исчезает, и все исчезают тоже, один Владимир пыхтит над своим чемоданным этюдом… Затемнение. Пробуждение.

Подъем по будильнику и зарядка. Пятьдесят приседаний. Раз, два, десять… Начинать лучше с самого неприятного. Размять плечи, сделать наклоны во все стороны. Переходим в положение лежа – только не спать! Леха Змеиный как-то научил такому интересному упражнению индийских йогов: Владимир называет его «Ванька-встанька». Вроде помогает от радикулита. У Владимира нет радикулита, потому что он каждое утро делает «Ваньку-встаньку». А может – просто отсутствует предрасположенность.

Интересно, а Стакан вообще хоть иногда делает зарядку? Вряд ли. Владимир на днях случайно включил телевизор, там как раз этот сериал был, где Стакан в главной роли. Пузо – ну во весь же экран! Эх, Степа. Вот зачем, зачем он ввязывается в любое сомнительное предприятие: играет в бездарных фильмах, участвует в позорных ток-шоу, дает интервью бульварным газетам?

А в театре последние десять лет только числится. Живет на две семьи, ни одну толком не видит. Преподает каким-то бандитам сценическую речь. Вот к чему, скажите, сценическая речь – бандитам? Они же вообще не разговаривают, а сразу стреляют. Что уж там Стакан им преподает, неизвестно, но у них он научился многому. Его персонаж Батяня – тот самый, который еле в экран вмещается, – образец современной массовой антикультуры. При этом Стакан, кажется, очень гордится своим образом жизни. Ну это ведь его жизнь.

Вот у Лехи Змеиного дома – целый спортзал с тренажерами. Да у него не квартира, а дворец. Он вообще молодчина, этот Змеиный. Фильмы снимает, передачу свою ведет на «Культуре», пишет книги. Сам еще успевает у кого-то играть и никогда не опускается до пошлости. Жена – дочь прославленного кинорежиссера, королева красоты. Сын – умница, знаменитый адвокат, сам учился, без всякого дедушкиного блата. Дочка замужем за продюсером с Первого канала. Сама, правда, не работает, но, когда у тебя такие отец, дед, муж и брат, можно ведь и не работать. Так, ладно. Следующий пункт – жим лежа. Владимир поднялся на ноги, встряхнулся, как собака после купания. Еще раз встряхнулся. Ну же, ну, последний рывок. Нет. Не сегодня. Завтра – отжимания. Завтра он с них начнет, ими и закончит.

А Леха не меньше часа каждое утро на своих тренажерах занимается. Впрочем, когда это было? Надо бы позвонить, повидаться.

Владимир вышел на кухню, раздвинул занавески. Поставил на огонь сковородку, зажарил яичницу. Вскипятил чайник. Позавтракал. Без двух минут десять. Все по плану. Полтора месяца – никаких сбоев. Подъем, зарядка, яичница, чай. А сейчас – за стол, работа не ждет.

Владимир вернулся в комнату, застелил постель. Даже не стал смотреть на часы.

Каждое утро, примерно в десять, этажом выше начинали звучать гаммы. К полудню гаммы сменялись простенькими пьесками, которые после обеда превращались в полноценные музыкальные произведения, а вечером над головой царили джазовые импровизации. Это повторялось изо дня день, будто там, наверху, жил гениальный музыкант, имеющий редкие проблемы с памятью. Каждый день он просыпается утром и учится играть заново. Вот он садится за инструмент, робко, словно в первый раз, прикасается к клавишам. Но почему у него все получается так легко? А что, если открыть сборник этюдов и сыграть что-нибудь? Надо же, выходит! А если взять пьесу посложнее? И это получилось! Под вечер он парит под облаками, в окружении нот. Но вот наступает ночь, приносит забвение, и утром он снова – беспомощный ученик.

На самом деле – и Владимиру это прекрасно известно – наверху живет пожилая дама-концертмейстер, дающая уроки музыки на дому. По утрам к ней приводят дошкольников, после школы – более взрослых деток, потом заходят студенты. А вечером, разделавшись с учениками, она играет для себя.

Только в выходные обязательная музыкальная программа меняется. В субботу весь день тихо – преподавательница музыки встречается с подругами. А в воскресенье джаз начинается с самого утра.

Владимир сел за письменный стол, достал из верхнего ящика скоросшиватель, на котором было от руки аккуратно написано: «Владимир Виленин. Пьеса „Мир пустой“. Черновики и наброски». Раскрыл, перечитал вчерашнее. Что-то перечеркнул. Что-то скомкал и выкинул в урну.

Над столом, как панорама Бородинского сражения, висела схема будущего шедевра. Владимир пишет пьесу уже три года. А до этого пять лет вынашивал идею. Вот напишет – и всем покажет. Будет величайшее явление культуры! Даже Лехе подобного не сделать. Чтоб такую пьесу написать, надо всего себя ей отдать, все силы, все мысли, всю энергию. И время, конечно.

Владимир поправил очки, внимательно посмотрел на схему. На ней стрелками были отмечены перемещения персонажей из сцены в сцену, нарисованы эскизы декораций. Где-то были подклеены чистые листки, что-то было замазано или стерто. План менялся, он жил своей жизнью. Дочка Аня предлагала купить пластиковую доску, на которой можно писать фломастерами. Написал, не понравилось – стер. И оно без следа исчезло.

Но Владимир не хочет, чтоб его труды исчезли без следа. Он будет наклеивать и наклеивать листки поверх схемы. Чтобы исследователи будущего, которые напишут множество научных работ о пьесе «Мир пустой», – чтобы они смогли понять, из чего все это появилось и в каких муках рождалось.

Владимир достал чистый листок. Явление первое. Очень важно с самого начала показать масштабность задумки: чтобы и девять кругов ада, и современное искусство, и мысли о вечном. Наверное, тут должен выйти хор и спеть – что? Нужен очень простой и короткий пролог. И каждый в этом хоре, помимо того, что голосом он ведет общую линию, своей игрой должен показать дополнительный смысл, принадлежащий только его персонажу.

Владимир достал исчирканный листок со списком действующих лиц. Кое-где в скобках он уже вписал фамилии исполнителей: мировых знаменитостей и своих коллег из театра.

Нет, Герольда придется вычеркнуть, а заодно и Купидона. Это все штампы, стереотипы. Обвинят в подражании…

Владимир представил, какие отклики он получит на пьесу, если вовремя не удалит из нее Герольда с Купидоном. Особенно язвительную отповедь ему даст театральный обозреватель «Независимой». Владимир вообразил газетный лист и несправедливые слова, сбившиеся в злые строчки.

«Нет, нет, нет. Вы все поняли не так! Я вам сейчас объясню!» – подумал Владимир. И вернулся в реальный мир. Никаких злых откликов нет. Ни одного отклика на пьесу! Ни единого. Потому что и пьеса еще не написана.

Гаммы над головой. Прежде чем играть пьесы, играют гаммы.

Прежде чем писать пьесу, Владимир сочинял стихи и песни. Одну свою песню он даже исполнил в фильме, который, к сожалению, так и не оценили по достоинству.