Специально для гостей открыли «театральный портал» в торце здания. Старые скрипучие ворота, через которые мебельная фабрика когда-то отгружала товар, заменили новыми, расписали под старину с элементами фэнтези, и вышло вполне здорово. Сквозь эти ворота, то есть, простите, портал, ВИП-персоны и простые зрители попадали в фойе, где их встречали нарядно одетые сотрудницы «Мира элитной мебели» и официанты с подносами.

Ядвига заметила Нину и велела ей разминаться вместе со всеми: официанты разберутся как-нибудь, им за это деньги платят, а танец сам себя не станцует.

– Молодые счастливые лица, – сказала Аня, указывая на княжон. – Тьфу, блин, я уже как зомби с этим репортажем. Все, что вижу, пытаюсь примерить к нему. Пора лечиться. Мы как-то на первом курсе делали коллекцию газетных шрифтов. Надо было найти примеры применения разных шрифтов в современной прессе, вырезать и наклеить в альбом. А кое-какие к тому времени уже вышли из обращения. Но найти надо! Типа – вызов принят. И наша группа ходила от киоска к киоску, потом стали просить у соседей макулатуру, один придурок даже оторвал дома обои и нашел под ними то, что надо. А я как-то поймала себя на том, что тянусь к вывеске антикварного магазина на Арбате: там был тот самый шрифт, которого мне не хватало. После чего я сказала себе: «Стоп машина. Это просто самостоятельная работа. Нечего с ума сходить!» Теперь надо, чтоб кто-то мне сказал: «Это просто премия!» Но премию ведь хочется!

Прошаркал по коридору старик Тугоуховский, повторяя извечное: «Эхм, ухм, ыхм!» Поделился с режиссером своими опасениями: а ну как он в последний момент перепутает реплики, как тогда быть? Исправиться или сделать вид, что так и надо? Владимир заверил его, что перепутать «эхм» и «ухм» – не слишком страшно. Как получится – так и получится.

– А это что за дедушка? – удивилась Аня. – Тоже артист? Я думала, у тебя студенты играют. Это разве не студенческий спектакль?

– Это не студенты. Это «Мир Элитной Мебели». Владелец фирмы решил сделать праздник для своих сотрудников. Вместо обычного корпоратива. Себе вытребовал главную роль, но в последний момент отказался играть. Спасибо, Стакан выручил, подменил гада.

– И Стакан Петрович тут? Кстати, а он же вполне медийное лицо. Батяня. Надо запомнить.

– Что-что?

– Да нет, это я опять брежу. Хотя подожди. Спектакль вместо корпоратива? А билеты платные?

– Да нет. Пригласили всяких сотрудников, коллег по бизнесу. Семейное торжество, можно сказать. Эй, ты чего?

Аня смотрела куда-то сквозь него.

– Успешный бизнес – без рекламы, – механически произнесла она. – Бескорыстный спектакль – просто чтоб самим порадоваться. Молодые лица – прыгают вон там. В главной роли – медийный Батяня. Слово режиссеру. Нарезка из зрителей. Найти какую-нибудь Золушку, которая играет принцессу. И Кубарев уже в пути. Ага, работаем.

– Ты, по-моему, и вправду бредишь, – заволновался Владимир и потянулся пощупать ей лоб.

– Вот теперь – не брежу! – отстраняясь, объявила Аня, достала фирменный блокнот телекомпании и что-то быстро-быстро начала в нем писать.

Появился Стакан в сопровождении мебельных добровольцев.

– Рапортую, товарищ главный режиссер! Тело Петрушки отдано на попечение вахтерше и спит на диване! Теперь я должен ей еще одну фотографию с автографом! Ты посмотри, на какие жертвы идти приходится! – И тут только он заметил Аню. – А это у нас кто? Наследница? Как дети чужие растут, а! Когда б вы знали, из какого сора… Пардон, это я о своем, не принимайте близко к сердцу. Эй, слуги мои верные! За мной! Проверим, нет ли здесь какого-нибудь бара?

Добровольцы смотрели на Стакана с обожанием. Владимир точно знал, что кафе и бары в «Арт-Табурете» откроются не раньше следующего года, поэтому позволил всей компании преспокойно удалиться.

Наконец приехал видеооператор. Владимир и Аня побежали его встречать, но Матильда оказалась проворнее. Живо определив, что перед ней стоит человек с видеокамерой, она вновь раскинула сети.

– Это не камера! – быстро сказал Владимир. – Это реквизит для спектакля. Ну живее, живее, скоро начало! Владимир Виленин, режиссер.

– Кубарев, – представился в ответ оператор. Матильду он, похоже, вообще не принял во внимание. – Когда я снимал в Бангладеш…

Кубарев был невысоким лысеющим человеком с вялым подбородком. На нем была темно-синяя куртка-пуховик, вязаная лыжная шапка и мешковатые штаны. Он был похож на бывалого походника, сменившего гитару на видеокамеру.

– Когда я снимал в Бангладеш… – повторил он уже для Ани, но та увлекла его за собой, в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Владимир еле поспевал следом.

– Сначала снимаете спектакль для мебельщиков, целиком. Платят как договорились. Потом делаем сюжет для нас. Часть мебельного материала туда тоже пойдет. Обязательно нужен крупный план Батяни – ну вы знаете, из этого, сериала.

– Нормально. Знаю. Когда я снимал в Перу… – ударился в воспоминания Кубарев.

– Какой сюжет? – переспросил Владимир, догоняя дочь.

– Позитивный! Про успешный бизнес, без рекламы и с медийным Стаканом Петровичем на комментариях. Хорошо, что у нас с тобой разные фамилии! А то скажут: она своего родственника продвигает, не дадим ей премию!

– Когда я снимал в Никарагуа… – пробормотал Кубарев.

– Аня! Анечка, не надо сюжет! – заволновался Владимир. – Аня, это позор, я и так буду опозорен! И ребят жалко, они старались, но звезд с неба не хватают. Пожалуйста, остановись!

– Ты не парься, папа. Омм, релакс. Мы так смонтируем, что никакого позора видно не будет. Это же пози-тиииивчик. Новогодненький.

Они поднялись на второй этаж. Княжны уже разбежались. Личная гримерная примадонны Софьи распахнулась, и из нее, подбирая юбки, галопом выскочил Федя. Следом, размахивая руками, вылетела Снежана. Ее прическа как-то странно изменилась: покосилась на один бок, примялась и потеряла форму.

– Все утро в парикмахерской… – глядя сквозь Владимира и Аню, сказала она, – два часа работы. Одним махом.

Оказалось, что Федя, очутившись в комфортабельной отдельной гримуборной, решил там заодно и перекусить. Бутерброд съел целиком, а вот стаканчик с недопитым чаем поставил на узкий выступ в стене. И конечно, забыл. Переоделся, стал вертеться перед зеркалом, попросил Снежану «расправить бриллианты на сморщенной старческой шее». В роли бриллиантов выступали привезенные из Индии четки. Снежана приблизилась к бабушке, чтобы облить ее презрением… Задела розочкой неустойчивый пластиковый стакан… И чай попал в цель! Прическа была непоправимо испорчена!

– Отмените спектакль! Перенесите на послезавтра! – закричала на Владимира Снежана.

Из своей гримерной выскочили княжны – кто с пудрой, кто с феном, кто с расческой, кто с остатками грима.

– Да тут работы на пять минут, – вдруг сказала Аня. – Мы на последнем занятии как раз проходили этот узел. Одолжит кто-нибудь расческу, фен и воск для волос?

– Конечно! Вот, вот и вот! – защебетали княжны. Каждой хотелось принять участие в спасении спектакля.

– Ну и отлично. Проблема, тоже мне. Омм, релакс, сейчас еще лучше будет.

– Богиня! – выдохнула Снежана, позволяя увлечь себя в гримерку.

Из-за угла выглянул Федя.

– Пронесло? – спросил он.

– Будешь моей дочери должен. По гроб жизни, – отмахнулся от него Владимир. – Иди туда и будь на подхвате. Спектакль начинать пора.

Около мужской гримерной стоял, руки в боки, суровый Павел Петрович.

– Значит, Владимир, это… Игоревич, – сказал он. – Сам уже здесь. С супругой. Папаша их охмуряет. Им должно у нас понравиться. Очень должно. Сделайте так, чтоб понравилось.

– Я несколько месяцев это делаю. Вы в зал сейчас? Проводите, пожалуйста, нашего видеооператора.

– Кубарев, – протянул руку тот. – Когда я снимал на Игарке…

– Очень приятно. Я вас красиво поставлю в уголок, чтоб Сам видел.

– Кубарев. Видеооператор, – снова протянул руку Кубарев. – Я – не декорация. Я буду снимать спектакль. Встану там, где потребуется. Когда я снимал в Афгане…