Она ни за что не извинится!
Тогда они, чего доброго, исключат ее из пионеров.
Женя зажала на груди узел галстука. «Не отдам! Лучше уйду! К дяде Саше уйду! Вот он скоро приедет и заберет меня, а галстук не отдам!»
Женя понимала, что сейчас Лида уже, конечно, побежала к завучу.
И верно, Лида в это время пошла к Тамаре Петровне. Только не одна, как думала Женя, а вместе с Шурой.
— Мы к вам, можно?
— Да, девочки, заходите, я вас жду. — Тамара Петровна посмотрела на девочек своими большими светлыми глазами. Она была расстроенная, огорченная. — Садитесь.
Лида продолжала стоять. Она волновалась, она не могла сидеть на месте.
Тамара Петровна повторила:
— Возьми стул и сядь.
Лида нехотя села, но сразу вскочила:
— Мы с Шурой сами чуть не перессорились. Я говорю — Женю надо простить, Нина кого угодно до белого каленья доведет!
— А я говорю — нет, — спокойно возразила Шура.
— А что тогда делать? — вспыхнула Лида.
— Не знаю, — так же негромко и сдержанно ответила Шура.
Лида пристукнула ладонью по спинке стула:
— Что же ты предлагаешь, в конце концов?
— Пока еще не знаю… А помнишь, что дядя Ваня говорил, когда ее принимали в пионеры? Настоящие пионеры должны дружно жить и дружно работать. Но только прощать нельзя. И сплеча рубить тоже нельзя. Надо понять, что с Женей, что у нее на душе. Мы должны быть чуткими, а вместе с тем и твердыми. Принципиальными.
Тамара Петровна с уважением посмотрела на начальника штаба.
— Шура права, — сказала она. — Совету и штабу надо все взвесить. С одной стороны, Женя Максимова — хорошая девочка, которую мы все любим. Надо понять ее состояние. Но, конечно, она виновата, и потакать ей мы не имеем права. Женя должна и перед Ниной извиниться и вестибюль прибрать. А если Женя не сможет заставить себя… Что ж, наказывайте, это ваше право. Больше того: это ваша обязанность.
— А если она не захочет? — вырвалось у Лиды. — Я знаю, она упрямая. Скажет «нет», и кончено!
— Не захочет?
Тамара Петровна поднялась. Ей и самой было тяжело наказывать Женю. Тамара Петровна понимала, что Женя сейчас не просто упрямится. В этом как будто неожиданном взрыве сказалось то огромное горе, которое причинила ей война. Правда, она уже немного отошла в детском доме, стала общительнее, повеселела. И все же, видно, горечь и обида до сих пор еще не изгладились в ее душе.
— Ладно, пусть ничего не делает, — сказала наконец Тамара Петровна.
— Как так? — удивились девочки.
— А вот так… Впрочем, может до этого и не дойдет. Это все выяснится на совете. Вам ведь придется устроить экстренное заседание совета.
Шура взяла со стола ручку.
— А по-моему, Тамара Петровна, этот вопрос должна решать дружина. — Она положила ручку на место. — Женя — пионерка и отвечает перед пионерами.
Тамара Петровна с минуту подумала и сказала:
— Правильно, Шура, собирай штаб!
Глава двенадцатая. Что решили пионерки
Малышки уже забыли, что они «экспедиция», что их «верблюды» идут по «раскаленным сыпучим пескам». Тесно сдвинув стулья, они уселись в кружок и слушали Галю Гришину:
— Я все видела! И как она щетку кинула. И все… А вестибюль Лида с Шурой прибрали сами…
Старшие собирались по двое, группами, ходили по коридору, толковали в рабочей комнате, в живом уголке.
— Лида, конечно, растает и еще будет ее защищать. Вот посмотрите! Другое дело — Шура, она выдержит характер. Она настоит на том, чтобы Женю наказали и за Нину и за дяди Ванин зал!
И девочки вспоминали, как вестибюль стал залом дяди Вани.
Два года назад, перед самым 7 ноября, раздался телефонный звонок:
«Разрешите доложить! Летчик Вершинин с самолетом подарков прибыл в ваше распоряжение».
Дежурила по вестибюлю Аля. Она тогда была еще маленькая. Аля чуть не выронила трубку: как ей распорядиться летчиком, самолетом и подарками? Ведь он так и сказал: «в ваше распоряжение».
Летчик Вершинин… И вдруг сообразила: да это же дядя Ваня!
И она закричала в трубку:
«Дядя Ваня, приезжайте! Скорее!»
Немного погодя возле дома остановилась машина.
У летчика Вершинина, конечно, были в столице важные дела, старые товарищи, новые знакомые. И все же он прежде всего заехал в детский дом.
«С праздником, девочки!» — загудел он басом так, что его услышали и в вестибюле, и в пионерской, и в рабочих комнатах — повсюду. Девочки понеслись к нему навстречу, обступили его. Вместе с дядей Ваней они стали разгружать машину и принесли в комнаты груду ящиков, пакетов, коробок с книжками, паровозами, конфетами, платьями. Все это были подарки от авиационного полка-шефа.
Девочки повели гостя по всему дому — показывать, как они живут.
«У нас недавно был ремонт! Называется текущий! — Аля торопилась первой удивить дядю Ваню новостью. — А Мария Михайловна сказала — война кончится, будет капитальный!»
После ремонта дом стал еще красивее. И, как всегда, всюду был порядок.
Дядя Ваня сказал:
«Мне у вас все нравится. И особенно вестибюль. Какие колонны! Потолок как разрисован! Вот приеду после войны и буду здесь жить. Вон там поставлю свою койку, — он показал на угол возле зеркала. — Примете меня?»
«Примем! Примем!» — на разные голоса закричали девочки.
«Договорились? Вот и ладно! Я теперь буду знать, что в Москве меня ждет комната. Прямо дворец, зал настоящий!»
Шутка эта девочкам понравилась. С тех пор вестибюль стали называть залом дяди Вани. И в каждом письме девочки писали:
«Дядя Ваня, приезжайте скорей, привозите вашу койку. Мы уже навели порядок…»
И этот зал Женя оставила неприбранным!
Нет, уговаривать ее никто больше не собирался, и она попрежнему одиноко сидела в темной комнате. А когда она решила, что никто уж не придет, вдруг прибежала Маня Василькова.
— Женя, ты здесь? — сказала она испуганным голосом. — Тебя зовут. Иди скорей — там, в зале…
Ага, совет! Женя даже обрадовалась. Ей давно уже надоело сидеть здесь одной в потемках. Ей хотелось увидеть девочек и выложить им все, что она думает. На совете, наверное, будет и Тамара Петровна. И Женя сейчас им скажет, что она ничуть не раскаивается и ни о чем не жалеет.
И, точно ничего не произошло, Женя откликнулась:
— Манечка, пошли! — и хотела взять ее за руку.
Но Маня убежала.
В зале всеми огнями сияла большая круглая люстра со множеством длинных, похожих на льдинки висюлек. Яркий свет на минуту ослепил Женю, и она зажмурилась. А когда она открыла глаза… Да уж не почудилось ли ей?
За длинным столом, покрытым красной скатертью, заседал вовсе не совет, а штаб дружины.
Председательское место занимала Шура. Спокойно, деловито она что-то объясняла Кире Александрович, которая уже открыла тетрадь. И Женя отлично представила себе слово, которое написал этот бессменный секретарь: «Протокол».
Это о ней сегодня будут вести протокол!
С самого края стола сидела Лида. Она накручивала на палец кончик косы, потом отбросила косу за спину. Сразу видно — волнуется.
Справа от стола на большом мягком диване сидели Мария Михайловна, окруженная воспитательницами, и Валя. Мария Михайловна сегодня сутулилась больше, чем всегда.
Тамара Петровна, по обыкновению, отставила свой стул несколько поодаль, точно командир, который собирается наблюдать за предстоящей операцией.
Вдоль трибуны выстроились два ряда стульев. Их занимали звеньевые, члены комиссий детского совета, бригадиры.
— Женя, подойди к столу, — сказала Шура.
И так же, как вчера, Женя прошла через весь зал и поднялась по деревянным ступеням. Нет, совсем не так же! Вчера ей все хлопали, ее позвали в президиум, усадили рядом с Лидой и Шурой. А сейчас она, член совета, председатель самой важной комиссии, стоит перед этим же столом, точно подсудимая. И ее будут исключать из пионеров…
Женя вскинула голову и проговорила:
— Я же сказала — не хочу я убирать вестибюль. Не хочу и не буду!
