Нина изо всех сил тянула Галю за платье:

— Не ломай по-настоящему! Давай понарошку!

Галя еще не так давно была первой помощницей в Нининых проказах. Потому-то Ксения Григорьевна и старалась, чтобы она поменьше бывала с Ниной. И мало-помалу Галя угомонилась. Но сегодня они снова играли вместе и вспомнили прошлые затеи. Только Нина теперь стала какая-то другая. Что ни придумай, она только и знает: «Галя, нельзя!», «Галя, не урони!», «Галя, не сломай!» Вот и сейчас она старалась оттащить Галю от агавы:

— Это Женечкин цветок, нельзя его трогать!

Но Гале уже надоели эти «нельзя» да «нельзя». Там, в зале, то-есть в Тибете, их ждет экспедиция, целый караван. Сам Пржевальский — Маня Василькова — хочет пить, а все колодцы пересохли. И проводники-китайцы — Нина с Галей — ищут воду, чтобы напоить отважного русского путешественника. А ведь каждый знает, что агавы и кактусы — это колодцы пустыни. И Галя, все так же пыхтя, упорно тянула книзу мясистый, похожий на зеленого червяка лист. Лист наконец оторвался, и на его пораненном конце выступили капельки влаги.

— Нина, тебя не дозовешься! — сердито сказала Женя, входя в пионерскую.

Возле пианино на окне она заметила пострадавшее растение и сразу же напустилась на девочек:

— Вы что, с ума сошли?

Женя сгребла в охапку обоих «китайцев» и с досады даже шлепнула Нину. Еще и еще. И даже приговаривала:

— Я тебе дам, вредная девчонка!

Рука у Жени была тяжелая, но Нина не заплакала. Глаза у нее сверкнули.

— Неправильно ты! — Нина вырвалась из Жениных рук. — Драться нельзя!

— Нина, постой! — Женя бросилась вдогонку. — Я ведь не нарочно, у меня это совсем нечаянно получилось!..

Она и не замечала, что повторяет излюбленные Нинины слова. Сколько раз Женя за них отчитывала ее! «Как это нечаянно? Нечаянного не бывает!»

— Нина, стой! — твердила Женя.

Но Нина уже выскочила за дверь. Из вестибюля донеслось:

— Меня Женя побила! Она зачем меня побила?

— Как это «побила»? — оборвал ее Шурин голос. — Что ты выдумываешь!

Шура, Лида и Аля направились в пионерскую, и Нина налетела прямо на них.

— Да, побила! — повторяла Нина. — Она зачем меня побила?

Девочки усадили малышку на диван. Лида гладила ее жесткие, торчавшие кустиками волосы. Аля совала ей маленький оранжевый мандарин.

— Женя, неужели это правда? — спросила Шура. — Ты ее ударила?

Женя остановилась в дверях и посмотрела на красную, сердитую Нину:

— Да.

— Женя, — тихо сказала Шура, глядя ей прямо в глаза, — сейчас же извинись перед Ниной.

От этих твердых, спокойных слов Жене стало совсем стыдно. Ей нравилась серьезная, рассудительная Шура. С ее мнением Женя всегда считалась. А сейчас в глубине души она и сама сознавала, что не права. И Женя извинилась бы. Но тут вмешалась Аля. Обнимая Нину, она закричала:

— Да-да, сейчас же извинись! Слышишь? Обижать маленьких… Проси прощения!

Лида тихонько дернула ее за платье — не вмешивайся! Лида не понимала, что это нашло на Женю, но чувствовала: повысить голос — значит все испортить.

— Прощения? — Женя, вскинув голову, пренебрежительно взглянула на Алю. Заложила руки за спину и отрезала: — Даже не подумаю!

— Лида, уж раз на то пошло… — Шура говорила все так же спокойно, только на лице ее выступили красные пятна. — Ты будешь опять, по-старому смотреть за Ниной. Женя, оказывается, не может быть шефом. И мы это обсудим! — Она обернулась к Жене: — Как тебе не стыдно!

Женя взяла щетку, нагнулась за совком, стала подбирать сор. Губы ее были плотно сжаты, брови нахмурены. Вот они какие — Зину не ищут, а Нину отбирают!

— Ладно, Женя, ты не сердись, — мягко проговорила Лида. — Там видно будет.

— Что значит «видно будет»! — Шура вскочила. — Уже сейчас все видно. Она совершила поступок, недостойный пионерки. И Нину мы ей доверить не можем!

Женя побледнела, потом покраснела, совок в ее руке задрожал. Недостойна быть пионеркой? У нее даже сердце захолонуло. Так вот они какие!

— Не буду я прибирать, если так! — Женя швырнула совок и щетку, мусор разлетелся по всему паркету. — Ни за что не буду!

— Как не будешь? Женя, так нельзя. Ты дежурная, ты за вестибюль отвечаешь!

— Ты же член совета, — спокойно сказала Валя, которая пришла на шум. Уходя, Тамара Петровна просила ее понаблюдать за Женей, развлечь ее. «Вот и понаблюдала!» — подумала вожатая.

— И пускай член совета! Не хочу, и всё! — крикнула Женя и выбежала из вестибюля.

В пионерской было темно. Женя не стала зажигать свет. Она с ногами забралась на диван, забилась в самый угол и прижалась щекой к холодной клеенчатой спинке.

А еще говорят, здесь все девочки — сестры. Вот тебе и сестры!

Она думала о своей маленькой Зине, и о маме, и о том, что она теперь одна в целом свете, и никого у нее не осталось. Один дядя Саша, но и он далеко. Он все только обещает приехать!

Женя резко повернулась на другой бок, и пружины дивана жалобно застонали.

Нет, не будет она прибирать вестибюль! И прощения просить не будет!

Кто-то тронул ее за локоть.

— Женя, что с тобой? Пойди помирись с Ниной. Извинись перед ней, скажи, что больше не будешь. — Лида села возле нее на край дивана. — Потом ведь сама будешь жалеть. Иди, Женечка, я тебя прошу, по-хорошему… И кончай прибирать вестибюль, пока Тамары Петровны нет.

Но Женя лежала, все так же уткнувшись в спинку дивана, и не проронила ни слова.

Лида ушла. Прибежала Аля:

— Женя, какая тебя муха укусила?

Она теребила Женю за платье, пробовала обнять, заглянуть в глаза. И чего эта Женя заупрямилась? Аля жалела и Женю и Нину, хотела их скорее помирить, чтобы все пошло опять по-старому, по-хорошему. Точно совсем маленькую, она гладила Женю по непокорным волосам, заплетенным в две косички. Ишь какие теперь гладкие!

— Женя, девочки обижаются. Тебе попадет! Лучше иди скорей, прибери и извинись.

Но уговоры не помогали. Наоборот, чем больше Женю упрашивали, тем больше она упрямилась. Веселая болтовня Али только раздражала ее.

— Не приставай! — крикнула Женя. — Не буду я извиняться!

И даже когда вожатая позвала ее к директору, Женя не шевельнулась и продолжала лежать на диване, пряча лицо в подушку. Только услышав легкие, быстрые шаги завуча, она нехотя поднялась.

Тамара Петровна зажгла свет:

— Почему ты в потемках, Женя?

Женя мрачно оглядела свое измятое платье, провела ладонью по волосам.

— Что ты здесь делала? — ласково спрашивала Тамара Петровна, и Женя подумала: «Неужели она еще ничего не знает?»

А Тамара Петровна, убирая с дивана невесть как сюда попавший квадратик с большим печатным «П», продолжала:

— Ты теперь председатель учебной комиссии. Пора тебе быть в числе лучших учениц. Хочешь опять каждый день со мной заниматься? Давай завтра после школы посидим часок.

Женя подняла голову. И вдруг вспомнила, какой была Тамара Петровна только что, когда звонила Журавлевой. Сердитая, словно чужая, она махала на Женю рукой. И в Жене снова вспыхнула обида. Она вскочила и, сама путаясь того, что делает, дерзко посмотрела на завуча и отчеканила:

— А я завтра в школу не пойду!

Заложила руки за спину и круто повернулась.

Тамара Петровна стиснула картонный квадратик, который все еще был в ее руке, медленно разжала пальцы и уронила его на стол.

— Ты учишься не ради меня, — сказала она тихо. — Успокойся и подумай об этом. И обо всем подумай. Остынешь, тогда поговорим.

Тамара Петровна ушла. Женя выключила свет и снова улеглась на диван.

В пионерской стало совсем темно. Никто больше сюда не заходил, никто Женю не тревожил.

Что же теперь будет? Аля права, ей попадет… Интересно, что же они для нее придумают? Первоклашку можно не пустить в кино. А ведь старшим только объясняют. Вызовут к директору или — и это самое страшное — на совет. Сейчас, конечно, ей будут объяснять, чем ее поступок плох. И если она не извинится… Женя кулаком взбила подушку, сунула под голову.