— Ваше преосвященство, — Косса вздрогнул от неожиданности, вырванный из потока собственных мыслей, раздавшимся рядом голосом брата Бернарда, — ваше преосвященство…..

— Где аптекарь, что прислал мне великий магистр? — Косса ждал.

Став первым из кардиналов, приобретя власть над людьми, он вместе с ней приобрел и множество врагов…. Корсару было легче…. свои проблемы он решал, прибегая к мечу, а сейчас… облачаясь в сутану, он не мог, как раньше разить своих неприятелей клинком. "Новая жизнь требует и новое оружие — думал Бальтазар, решив заменить холодную сталь ядом"….

— Я к вашим услугам мессир, — перед Коссой предстал невысокого роста, крайне неприятного вида человек, больше походивший на лавочника, нежели на преуспевающего аптекаря.

— Вы, наверное, догадываетесь, для чего я вас пригласил? — Коссса внимательно посмотрел на аптекаря, — я давно имею нужду в таком человеке как вы сеньор. Говорят что вы мастер своего дела, — кардинал хитро улыбнулся, — и при всех своих достоинствах вы еще и не болтливы.

— В нашем деле, мессир, язык укорачивает жизнь, а я не тороплюсь расстаться с этим миром.

— Говорят, что ваши снадобья могут продлить жизнь — это правда? — Косса не отрывал взгляда от сморщенного, усеянного множеством морщин лица.

— По-разному мессир. Какие-то продлевают, а некоторые и укорачивают. Все зависит от вашего желания мессир и… — маленький аптекарь на секунду замолчал, — и разумеется цены, — аптекарь изобразил на лице улыбку, от которой у кардинала неприятно запершило в горле, словно он сам проглотил смертоносный яд.

С этого дня яд, в руках кардинала Коссы, медленно разливался вокруг, унося жизни и расчищая ему путь к Святому престолу Петра….

— Так он что, стал Папой? — Григорий несколько удивился. Он ни когда ранее не слышал о папе-пирате.

— Представь себе, стал, правда ненадолго, но всеже и не Папой, а антипапой, но это сейчас не имеет, ни какого значения, — Лариса всегда любила точность, в особенности, если дело заходило об исторических фактах.

— А Яндра?

— Что она тебе далась?

— Да так, любопытно.

— Что-то я раньше не замечала твоего любопытства к историческим персонам, — она была права, его интересовали больше химические формулы, чем люди их создавшие.

— Ты просто однажды сказала, что она чем-то похожа на меня.

— Отравил пират твою Яндру. Так вот.

— За что? Он же любил ее.

— Поверь мне Гриша, что так бывает. Кто-то дерется из-за женщины, ну, а кто-то из-за мужчины. Яндра убила одну из любовниц Коссы, ну, а тот в отместку отравил ее. Довольно банальная история, а вот капельки те, пожалуй, заслуживают твоего внимания, — Лариса протянула небольшой лист бумаги с прописью выведенной ее каллиграфическим почерком.

……..За окном гряда облаков растянулась вдоль горизонта, пропуская через пушистую пену закатные лучи и светилась изнутри золотом уходящего дня.

В лаборатории было пусто и тихо. Григорий, забросив ноги на рабочий стол, по примеру голливудских боссов медленно раскурил сигарету, откинулся на спинку кресла и с чувством затянулся. Такие выходки он себе позволял всякий раз, когда заканчивал какую-то сложную работу, демонстрируя всем торжество своей победы. Все — это стеллажи с реактивами, аппаратура с выключенными панелями и погасшими иллюминаторами осциллографы. Ни кто кроме этих безмолвных свидетелей не мог разделить его радость и слышать, как в его душе гремит триумфальный марш.

Сегодня все получилось. Получилось так, как он хотел и чего добивался долгие месяцы, проводя вечера в лаборатории. Небольшие побочные эффекты (с психикой крыс что-то происходило неладное), но с этим разберемся потом, а пока крысы живы, злополучная опухоль не растет, и в штативе стоит пробирка с образцом нового лекарства. Оно пока не имеет ни красивой упаковки, ни даже названия, но оно уже живет и работает и это не военная отрава, а именно лекарство, способное спасать человеческие жизни. Впервые за многие годы Григорий почувствовал себя врачом именно врачом, а не специалистом по уничтожению себе подобных, прикрываясь при этом белым халатом и рассуждениями об общем благе человечества….

…. — Мне кажется, что древние были правы, четко разделяя врачей и аптекарей, — Григорий смотрел на Ларису и не мог понять, почему она не радуется, так как он. Проведена огромная работа и вот он долгожданный итог, но она….

— К чему ты это сказал? — Лариса, как показалось Григорию, была готова вступить с ним в перепалку. Такая реакция на его рассказ о новом препарате его удивил и озадачил. Не желая портить себе, настроение Григорий быстро перевел тему, но…

— Ты не увиливай. Я четко задала тебе вопрос. Или ты не в состоянии высказать то о чем думаешь? — глаза ее сузились, и вся она была сейчас похожа на пантеру готовую к внезапному прыжку.

— Чегой-то мы своим слабым умишком не догоняем. У меня кабы радость, а я как вижу у мадам горе, — Григорий говорил, а сам прокручивал в голове воспоминание о том, как ему было хорошо одному среди лабораторных склянок и как грустно и одиноко сейчас. За последнее время отношения с Ларисой явно испортились. Иногда она становилась просто не выносимой. Практически любой разговор превращался в перепалку с перебором всех вин до седьмого колена. В их жизни что-то не ладилось, но понять что, Григорий, как не мучился, не мог, а может просто не хотел, все больше и больше погружаясь в работу.

— Я знаю, почему ты так говоришь, — Ларису понесло, — ты думаешь, что я пустышка, а ты великий Гудвин. Ты сотворил, смотрите на него каков герой, а я так…. Кто тебе нашел архивы Коссы? Кто тебя надоумил а? Я сделал…., - ее разрывала на части обида. Она была готова рвать и метать, прожигая Григория насквозь своим взглядом. — Что ты сделал сам? Без меня? Что… молчишь гений?……

— Знаешь, как падает снег? — Григорий Алексеевич смотрел в разрисованное морозом палатное окно Питерской клиники. — Нет, не просто падает, а падает на одинокий фонарный столб и даже не падает, а кружится. В желтом свете луча, как мотыльки мелькают серебряные снежинки…вверх…вниз….вверх, то вдруг порывом ветра их уносит в темноту, смешивая с тысячами таких же маленьких, одиноких и хрупких созданий, а затем превращая в снежную кашу на дорогах, раздавленную тысячами резиновых скатов. Ты понимаешь, о чем я говорю? — на заросшем щетиной лице пациента отразилась какая-то гримаса, словно он силился поднять огромный груз. Энцефалограф замельтешил перьями, рисуя на ленте пики и холмы, понятные только посвященным.

— Не густо, — Григорий снова задумался.

Третьи сутки он практически не покидает этой палаты и пытается понять, что происходит. Конечно, он пошел на риск, введя абсолютно новое, не апробированное лекарство человеку, но какой у него был выбор. Парень погибал на глазах, и последняя надежда была только на "Яндру" — так он назвал свой новый препарат. Григорий, долго сомневался, но ждать апробаций и нужных документов пациент не мог. Лекарство было нужно ему сейчас, и Григорий рискнул. Первые же анализы показали, что опухоль явно реагирует и начинает потихоньку сдавать свои позиции, но вчера…. Григорий вновь внимательно стал рассматривать черные кривые.

— Ты знаешь, как падает снег? — Григорий вновь повторил вопрос.

— Он кружится в желтом луче фонаря…вверх…вниз…вверх, — голос пациента и интонации чем-то напоминали Григорию собственную речь, словно он прослушивал магнитофонную запись.

— А река. Ты знаешь, что такое река? — и вновь гримаса, а энцефалограф рисует не понятные линии. — Каждая река течет к морю. Голубая, мутная, большая или маленькая, но все равно к своему морю. Тысячи и тысячи маленьких капель воды собираются вместе и текут к морю, — пики, линии, пики и полное не понимание в глазах пациента.

— Ты слышал, что бывают реки? — Григорий повторил вопрос.

— Это капли воды, собравшиеся вместе текущие к своему морю, — и вновь в голосе моя интонация и отклик на вопрос на который еще минуту назад он совершенно не знал ответа.