— Подожди, а кординал-то тогда причем?

— Боже мой, какой ты не понятливый, — Лариса прижалась лицом к его руке, — любил он ее.

— Кто?

— Ну, кардинал разумеется, а тут еще этот Ко-сс-а… Понял? Спи… завтра, за-вт-ра…

"Черт их разберет, как всегда бабу, наверное, не поделили, а к чему это она про алхимию…. Да последнее время у меня не очень что-то ладится…. Крысы дохнут, Шнайдер вынюхивает, начальство косится….кардинал….Косса…..фран-цис-кан-цы…"

Желание заниматься чистой наукой, казалось, у Григория закреплено на генетическом уровне. Он отдавал этому всего себя, не считаясь ни со временем, ни со здоровьем. Только в лаборатории, среди столов заваленных горами распечаток, стилажей с химической посудой и нагромождения различной аппаратуры, он чувствовал себя комфортно. Здесь среди кажущегося беспорядка он единолично царствовал, ощущая себя творцом, забывая обо всем, кроме поставленной цели, а цель сейчас была одна — сделать новый противораковый препарат. И в этот раз это была не просто очередная идея, а практическая и жизненная необходимость. Несколько лет назад пришлось прооперировать мать Ларисы, но как оказалось, этого было не достаточно. Она погибала на глазах, и изменить хоть что-то пока было невозможно. Дни шли, состояние ухудшалось, а Григорий не продвинулся в своих исследованиях ни на шаг. Постоянно что-то не ладилось, одни за другими гибли лабораторные животные. Иногда ему казалось, что он уже нащупал основную идею, но очередной эксперимент разрушал его иллюзии и снова отбрасывал назад.

"Стоит, наверное, остановиться и все заново переосмыслить, — рассуждал он, рассматривая под микроскопом очередной препарат. Столько возни и все впустую, — мысли перескакивали с одной на другую, перебирая весь ход очередного не удавшегося эксперимента. Ошибка. Где ошибка? Я сломал себе…..". Было ощущение, что главная мысль от него ускользает, прячется, но он внутренним чутьем ощущал, что она где-то рядом и требуется только внимательнее посмотреть и…..

Его новая идея была проста, но не укладывалась в рамки обычных представлений об онкологии, однако, это мало беспокоило Григория. За годы работы в НИИ он привык к тому, что ему постоянно приходилось преодолевать косность медицинской бюрократии, как правила весьма далекой от жизни и от медицины в частности. Те самые, на их взгляд, бредовые идеи, как раз в основном и были связаны с прорывами в медицине. Примеров тому хоть отбавляй: А.Н.Филатов, И.П. Федоров, Г.А. Илизаров, С.Н.Федоров и это только часть огромного списка врачей кому перекрывали дорогу начальники от медицины, а они в свою очередь, невзирая на запреты, на свой страх и риск, продолжали творить и собирать "на коленках" свои аппараты. "Плохо только, — подумал Григорий, — что в лаборатории явно начали о чем-то догадываться. Подписывая вчера заявку на новых лабораторных животных, Шнайдер явно мялся, пытаясь что-то выспросить….Да, Шнайдер этот конечно отличный врач, — но, что-то….что-то в нем всегда смущало Григория".

…..Вечером он крайне не внимательно слушал Ларису. Иногда ему хотелось грубо прервать ее, так как это мешало ему думать, но наконец-то он успокоился, и мысли потекли плавно, вновь рисуя картины прошлого…. я засыпаю…..

……Гаспар слушал брата, расхаживая по небольшой комнате, в окна которой лился яркий солнечный свет. Встретившись на Искье, он долго расспрашивал о злоключениях брата и был готов всячески ему помочь.

— Не знаю, что это за Яндра, ради которой ты готов сокрушить крепость и с ней всю Болонью, но мне кажется, ее не зря обвиняют в колдовстве, если уж такое сердце, как твое милый мой Бальтазар, растаяло и готово совершать глупости ради женщины, — Гаспар улыбался, глядя на брата. В душе ему было безразлично куда плыть и кого спасать. Его сто двадцать головорезов были всегда готовы на любую авантюру, лишь бы из нее можно было извлечь выгоду.

— Поостерегись, я не собираюсь с тобой обсуждать достоинства Яндры, — Бальтазар говорил быстро, словно опаздывал на свидание, — за две тысячи эскудо я нанял сто человек у Джуссиано, так что вместе мы сможем легко захватить крепость и выпотрошить весь этот городишко.

— Узнаю горячую голову. Ну что ж, я не прочь немного развлечься.

….В течение нескольких дней корсары небольшими группами приходили и приезжали в Болонью не вызывая ни какого подозрения у горожан.

Солнце скрылось за зубчатыми стенами и в еще не наступивших вечерних сумерках, было отчетливо видно, как под стенами крепости собрался большой отряд вооруженных людей….

… - Спишь? — этот вопрос, как удар кнута, всегда заставлял Григория вздрогнуть. Сердце начинало усиленно стучать, а в голове мелькать мысли, что бы ответить Ларисе и снять с себя всяческие подозрения, хотя свое мерное похрапывание под одеяло не спрячешь.

— Все слышал и все видел…, - попробовал отшутиться Григорий, но он четко знал, что за этим последует. Лариса потребует ответить, о чем она сейчас говорила, а дальше, как правило, разражался скандал. Она до колик в животе, ненавидела, когда он вот так засыпал.

— Нет, правда, — в этот раз он не промахнулся, — они поехали спасать Яндру, я же говорю, что внимательно слушаю. — Кстати как раз хотел спросить тебя. Им удалось?

— Что удалось?

— Ну, спасти ее?

— Удалось, удалось, — меняя гнев на милость, произнесла Лариса.

— Ну а дальше что?

— Дальше Бальтазар снова стал пиратом, а Яндра осталась с ним….

— Ладно, ладно, вижу что устал. Спи.

"Сначала разбудит, а потом… спи…" — он боялся ее гнева. В эти минуты она превращалась в совершенно чужого человека, бросающего в лицо грязные слова, оскорбляя всех и вся до седьмого колена. Иногда ему казалось, что в Ларису вселяется безумие, от чего становилось еще обиднее и больнее. Перенести такую сцену он иногда физически не мог и старался сбежать. Сбежать куда угодно, лишь бы не слышать ее проклятий, сыплющихся, как горох на его голову. Сжимая рукой, больное сердце он долго курил, вздыхал и опять прощал. Прощал всегда, но где-то в глубине души копилось что-то, что иногда прорываясь наружу острыми иголками, впивалось в сердце, отгораживая от него весь мир, превращая все вокруг в единственное ощущение боли.

Днем Григорий работал, вечером экспериментировал, а перед сном слушал рассказы Ларисы.

…….И снова ветер и паруса, а под ногами поскрипывает палуба. Косса, как никогда был рад вновь вернуться в море. Сражение в Болонье выиграно и Яндра с ним. Самые сокровенные мечты и желания сбывались, словно по чародейскому умыслу…..

… Сменялись закаты и восходы, ветер наполнял паруса, а пираты наполняли трюмы кораблей награбленным товаром и рабами. Косса три года грабил всех от Испании до Алжира, не различая цвета кожи и веры. Он стал безумно богат. За его кормой, разрезая морские волны, теперь шла целая эскадра, наводя ужас на жителей средиземноморья. Кровь и мольба о пощаде мало трогали его сердце. Он был суров и мало что его радовало, разве что Яндра, проводившая с ним все ночи напролет.

— Эй, на фоке, смотреть землю, — устав от абордажей и вечной качки Косса несколько дней вел эскадру к вольному острову Лапедуза, надеясь там отдохнуть и починить потрепанные штормом и боями корабли.

Он не был одинок в этом желании. На Лапедуза приплывали все, кто не водил дружбы с законом и над чьим кораблем скалил зубы "веселый Роджер".

— Зем-ля….зе-м-ля. я

Уютная бухта, прозрачное море, высокие скалы, поросшие скудной растительностью, ни речки, ни ручья — так встретил Косса остров Лапедуза.

— Я раньше здесь никогда не бывал, — обнимая и целуя Яндру, говорил Бальтазар, — говорят, что в этих местах никто не живет, только таких, как я сюда заносит попутный ветер, — он замолчал, о чем-то задумавшись, глядя в сторону скалистого берега, туда, где парила над водой белая чайка. — Тебе не скучно со мной? — не дождавшись ответа он встал и прошелся по каюте, — наверное, ты устала от этой каюты и вида этих вечно голодных оборванцев? — почему-то сегодня ему хотелось говорить, говорить с Яндрой, все равно о чем, лишь бы слышать ее голос.