— Не густо, — подытожил Эраст, — но, а что вам уважаемый известно о черных дырах? Об этом вам не рассказывали, или тоже что-то наплели?

— Помилуй Бог, Эраст, дорогой, но откуда я об этом могу что-то знать? Как все обыватели знаю, что они существуют, ну, слышал, что притягивают материю и даже не пропускают свет — вот собственно и все.

— Не густо, — вновь повторил Эраст.

— Не густо, не густо, что ты заладил. Сам-то знаешь?

….. Закатные лучи раскрасили пустынную местность в желто-розовые цвета. Западная часть горного хребта, окружавшая полукольцом равнину, отбрасывала огромные, замысловатые тени на скудную зелень предгорья. Вглядываясь в сторону горной гряды, консул решил не рисковать и остановиться лагерем на равнине. Годы путешествия по планете научили Элохима уважать и считаться с природой. Потеря каждой единицы тяжелой техники больно сказывалась на всей экспедиции, ставя ее на грань провала. Из пятидесяти землеходов осталось только тридцать три, остальные были разбиты на перевалах, в ущельях или затоплены при переправах. Было еще несколько машин, которые по его приказу были оставлены в новых поселениях рабов, организованных им на пути следования, но теперь он больше этого делать, не намерен. Дикая природа Земли была безжалостна к железным монстрам, утюжившим и рвущим гусеницами ее девственную плоть. Давно уже забыты ночные переходы, в которых экспедиционный корпус Эллохима потерял самое большое количество техники. Каждый вечер приходилось останавливаться лагерем и возобновлять движение только с восходом солнца. Приборы ночного видения постоянно что-то врали, а в результате гибли техника, люди и рабы.

Консул давно устал от бесконечных переходов. Медленно меняющиеся пейзажи, покачивающийся эргоном и вечерние стоянки под открытым небом с миллиардами мерцающих звезд, настраивало Элохима на размышления о вечном. Давно исчезло острое желание кому-то доказывать свою правоту, спорить и куда-то спешить. Он стал сентиментален. Теперь он часами был готов созерцать творения живой природы, изящество и бесконечность ее форм. Потрясающая лаконичность и разумность просматривалось в каждой капле, в каждом лепестке, в каждом дуновении ветра и это его потрясало, рождая в душе ощущение сопричастности к бесконечному и могущественному космосу. Смысл бытия, загадки мироздания, постижение истин занимали его разум и наполнили жизнь новым смыслом.

— Защитный экран установлен, люди отдыхают, — доложил дежурный центурион и несколько замешкался на выходе.

— Что-то еще? — спросил Элохим, заметив неришительность офицера.

— Консул, как вы думаете, мы когда-нибудь доберемся до места? — простой вопрос поставил Элохима в тупик. Много раз он сам себе пытался ответить на него, но всегда находился повод прервать размышления, оставляя вопрос без ответа. Консул видел, как центурион, ожидая ответа, переминается с ноги на ногу, проявляя признаки явного волнения, не свойственные таким бывалым войнам, как он.

— Вы что-то не договариваете Дарк. Вижу, что вам есть, что сказать, — консул жестом пригласил офицера присесть рядом.

— Не знаю с чего начать, — проговорил офицер, — вы знаете, что вчера на переправе мы потеряли еще один землеход, погибли пять человек и десяток рабов.

— Мне очень жаль Дарк, но ты знаешь, что потери неизбежны. Мы прокладываем путь там, где до нас еще ни кто и ни когда не был, — говоря это, Элохим понял, что не такого ответа ждал от него центурион. Он не из тех, кто боится трудностей и бежит от опасностей. Презрение к любым тяготам у него в крови. Он участвовал в сотнях десантов, штурмовал Омегу, высаживался на Арктуре, был первым из переселенцев на Земле. — Я не прав Дарк, говоря с тобой так. Вижу, что дело не в потерях. Говори, что думаешь, я слушаю тебя.

— Консул, люди устали. Несколько лет мы идем, а для чего? Что будет дальше и стоит ли это наших потерь? Я солдат и привык подчиняться приказам, но даже я вижу бессмысленность этого похода. Офицерам надоело спать в лагерях, они плохо несут службу…. Консул, поверьте мне…. зреет заговор, я чувствую его, как солдат чувствует мозоль. Я не смогу долго сдерживать людей. Нужно что-то решать.

— Что я могу Дарк? Проще всего идти к цели короткой дорогой, но у нас ее нет. Тем, кто доберется до места постройки домена, я тоже не могу обещать ни мягких кроватей, ни легкой жизни. Конечно, было бы проще перебросить экспедицию по воздуху, но в нашем с тобой распоряжении нет таких средств, да и неандертальцы, если ты не забыл, еще тревожат переселенцев…..

Хотя разговор с центурионом закончился ни чем, однако, его слова о зреющем заговоре крепко врезались в сознание Элохима. Он давно ждал чего-то подобного. Ждал и не верил, что Амонра отпустит его, из-под своего крыла с миром. Не было ни какого сомнения, что его люди есть в корпусе Элохима, и они всячески вредят ходу всей экспедиции, а вот как их вычислить и избавиться, и при этом не потерять доверия остальных — вот задача, над которой он не раз ломал голову. Живущий наукой и далекий от политических интриг он мучился, не представляя, что предпринять. Оставалось одно — делать все так, как он привык, изучая запутанный мир генетики.

— Капрал.

— Слушаю консул.

— Пригласите ко мне центуриона Дарка, срочно.

— Слушаюсь, — как только дверь за капралом закрылась, Элохим развернул на экране карту местности, полученную после последней топографической съемки. На карте красными точками он обозначил все места аварий землеходов и заложил даты, время происшествий и сеансы связи с Раем На полученную диаграмму он наложил график дежурств центурионов, нажал клавишу и….

— Разрешите, консул? — в дверном проеме появился запыхавшийся Дарк, — что-то случилось?

— Ты с какой планеты Дарк? — не отводя глаз от монитора, спросил консул.

— С Европы, — неуверенным тоном ответил центурион. — Что-то случилось? — он вновь повторил вопрос, но консул не удостоил его ответом.

— Тебе нравилось на Европе?

— К чему эти расспросы?

— Я не просил тебя отвечать вопросом на вопрос. Тебе нравилось жить на Европе? Да или нет. Я жду ответа, — Элохим устремил взгляд на растерянного центуриона.

— Я…. я не знаю, наверное…. Я плохо помню то время. Несколько последних циклов я был в космосе, — не понимая, к чему ведет свои расспросы консул, сбивчиво отвечал Дарк.

— А таких, как ты много в нашем корпусе?

— Практически все, — растерянно смотря на консула, проговорил Дарк.

— О чем ты мечтал, что искал, когда впервые ушел в космос?

— Как все…. Консул, это допрос?

— Нет. Пока нет. Это разговор по душам, но он легко может перейти в допрос, если ты не будешь отвечать четко и правдиво на поставленные мной вопросы, — Элохим сделал, как мог, суровое лицо и внимательно посмотрел на своего офицера.

— Если так, то прошу выдвинуть ваши обвинения в присутствии старшего офицера, — лицо центуриона стало бледным, глаза наполнились холодной решительностью, а в голосе центуриона зазвучал металл, характерный для любого офицерского чина.

— Ну, до этого еще не дошло, но…… все же я жду ответа, — их взгляды встретились. Колючий и холодный у обиженного недоверием центуриона и испытывающий и полный надежды у Элохима.

— Давай попробуем еще раз, — голос Элохима был достаточно миролюбив, — и так, о чем ты мечтал, уходя в космос?

— Не понимаю, чего вы добиваетесь консул, но надеюсь…., - центурион несколько смягчил свой пыл, — спрашиваете, о чем я думал — да, ни о чем. Просто хотелось приключений, а все эти разговоры о познании мира — это для необстрелянной молодежи.

— А как быстро тебе надоел космос? — вопрос, поставленный Элохимом, явно не удивил Дарка, так как ответ прозвучал молниеносно, как выстрел.

— Да сразу же.

— Как сразу, — удивился Элохим.

— После первого десанта. Все разговоры политиков о высших материях ни что, по сравнению с одной высадкой на Хайфе. Мы захватываем, грызем, вырываем кусок и убегаем, как крайты на Тарнусе. Ищем другую планету, и все повторяется снова, а зачем? — было понятно, что центурион говорит о наболевшем, о том. о чем не однократно думал длинными ночами, на бесконечных дежурствах или трясясь в кабине головного землехода.