В распахнутую дверь входили и выходили люди. Приходили прощаться и. говорили какие-то слова, а под гробом, как сфинкс сидела ее кошка. Сидела и прощалась. Прощалась, и всем это было понятно. Прощалась так, как умеют только животные: без слов и слез, так как будто знают о смерти то, что известно только им…..

Слезы, сопли, поминки….. Вдруг, откуда-то берутся, жалостливые слова. Грустные выражения лиц, воспоминания о теткиных щах и поднятая в скорбном молчании рюмка. Кто следующий?…

Александра.

Каждый по своему переживает уход из жизни близкого ему человека. Переживает и плачет. Почему так реагирует организм человека более или менее понятно, но почему на смерть человека реагируют животные? Как их души способны понять происходящее? И вряд ли вам удастся объяснить это лишь наличием банальных рефлексов. Жизнь на земле сложнее, чем мы ее иногда представляем.

Александра, Саша, Сашенька молодая, заметная девушка. У батюшки Василия церковный приход в Рыбинске, матушка хозяйничает, а Сашенька учится в гимназии. Окончив гимназию Александра, стала завидной невестой. Красивая, из благочестивой семьи, во всей округе такую еще поискать. Под Рождество гостила Александра у своих родственников в небольшом губернском городе. Гостила и влюбилась. Влюбилась в стройного черноволосого штабс-капитана. Влюбилась так, что голова кружилась и сердце постукивало, в такт его звенящим шпорам. И под венец бы пошла, если бы не февральская вьюга семнадцатого года.

Жизнь менялась как в калейдоскопе. Белое, красное, красное, белое, а следом только красное, красное, красное….

…..Прошел в переднюю, не раздеваясь, скрипя кожанкой, развалился в отцовском кресле. Глаза колючие, злые. Весь вид его олицетворял новоявленную власть. Одно слово местный комиссар. Просто так ни к кому не ходил. За ним всегда следом шло горе и смерть. И этот визит не был исключением. Вопрос был поставлен предельно четко и однозначно.

— Будешь моей женой или завтра вся твоя семья поедет на Соловки. Выйдешь за меня, пощажу — сказал и ушел, оставляя грязный след на ковре.

В душе Александры что-то оборвалось. Где ее любимый? Что будет с семьей? Как противостоять этому гладко-кожанному негодяю?

….Мокрая подушка и красные от слез глаза. — Да, я согласна….

Жена комиссара, косые взгляды и не понимание родных. Они так и не поняли, что живы только благодаря ней. Благодаря и вопреки логике тех лет….

….. Росли комиссарские дети. Цвели липы, сменялись зимы, а она ждала и молилась. Молилась о том, что наступит день и все изменится. Изменится и пройдет как страшный сон, но вновь цвели сады, а красная власть только крепла. Крепла и пускала корни. Иногда ей казалось, что она к ней стала даже привыкать. Привыкать к новой жизни, но не к комиссарской брани и унижениям. Постоянные упреки, выплескиваемая на нее злость, матершина это то, что ее окружало. Мокрая подушка и красные от слез глаза и постоянно жившее в душе желание убежать, скрыться. Но куда? Она гнала мысли и терпела. Терпела, молилась и надеялась.

….Когда не стало родителей, её жизнь превратилась в сплошной кошмар. Александра ушла из дома. Забрала детей и….. куда угодно, подальше, где ни кто не знает ее и не найдет.

…..Далекий уезд, глухая деревня. На сотни километров леса. Надо где-то жить и как-то кормить детей. Но мир, даже если он красный, не без добрых людей. Дали работу в школе. Там же и маленькую комнатку, где она стала жить и растить детей. Тяжело, но жить можно. Помогала вера и то, что на всю округу она была единственная учительница. То дров выпишут, то лошадь дадут, жить можно, но боялась. Боялась, что однажды он ее найдет. Найдет и вернет…..

……И он нашел. Но это был не гладко-кожанный и самодовольный комиссар, а страшно худой, измученный чахоткой человек. Человек, который не приказывал, а просил. Просил принять и дать возможность умереть рядом с ней и детьми. Пожалела, приняла. Отгородила угол, где он лежал и ждал своей смерти. Чахотка не жалует людей и он умер. Умер, а младшая дочь сидела на крыльце и на радостях распевала частушки, празднуя конец ушедшему, из их жизни, страху.

…… Комиссар умер, а вместе с ним ушли из жизни Александры Васильевны ночи, пропитанные болью и слезами. Она полностью отдала себя детям и работе. Да так, что новая власть, прикрепила на лацкан ее серенькой блузы, орден Ленина.

…… Цвела сирень, желтела листва, падал снег, выросли дети. В прошлом остались двадцатые и сороковые. Плещется вода там, где стоял батюшкин храм, а Александра Васильевна по-прежнему живет в деревне. Маленький дом, не хитрое хозяйство да пес Арсентий. Приблудился как-то черный с рыжими подпалинами шельмец, да так и прижился. Оставила, назвала и любила, как любимое имя из далекой Рождественской юности….

….. У Александры Васильевны все родственники по женской линии умирали в шестьдесят восемь…. Вот и наступил её шестьдесят восьмой год. За плечами ухабистая жизнь и три инсульта. Четвертый она не пережила…. Совпадение или… Три дня лежала без сознания, как будто чего-то ждала. Ждала, пока прощались с ней дети и собирали ее в последний путь.

…. Похоронили Александру Васильевну на деревенском погосте, тихо и скромно. Холмик под березой, крест и черный с рыжими подпалинами Арсентий. Пес так и остался на кладбище. Жил у ее могилы. Жил целый год, спал в снегу и ждал. Ждал, пока хватало собачьих сил, а потом пропал…..

Еще одна жизнь и еще одна смерть, а в садах, как и прежде, распускается сирень, желтеет листва и тихо падает снег…..

Михалыч.

Отрицать наличие чего-либо находящегося за гранью нашего понимания, лишь на основании того, что мы не видим этого или не можем потрогать, просто глупо. Но мы, однако, пытаемся рассуждать. Рассуждать примерно так, как трехлетние дети рассуждают о космосе и законах мироздания, но это не страшно. Не страшно потому, что когда-то мы повзрослеем, а пока….

Старые, серые, похожие друг на друга дома. Уютные дворики. Старые липы под окнами. Около подъездов ободранные лавочки, на которых доживают свой век старушки.

Александру Михайловичу, было далеко за семьдесят, когда он похоронил Серафиму. Первую то, как говорил Михалыч: — настоящую, он схоронил еще лет двадцать назад, а с Серафимой сошелся от тоски и одиночества. Болела она, вот и взял к себе. Ухаживал, готовил, ходил по магазинам и врачам, в общем, делал, что мог. В любом случае не один, хоть кому-то да нужен. Вроде и не жена, просто жили вместе, а заботился и ходил он за ней, как за самым близким и родным человеком. Детей, у Михалыча не было. Вернее были два сына, но… Сам он об этом не говорил, но Серафима как-то рассказывала под секретом: младший при непонятных обстоятельствах сгорел, а старшего сбил грузовик прямо на автобусной остановке. Так оба и погибли.

….. Вот и снова Михалыч остался один в пустых комнатах. После смерти Серафимы, несмотря на возраст, пробовал работать. Сторожил что-то, но видно не спасало. Бывало, пропустит стаканчик, сядет на лавочку у подъезда и давай сватать старух к себе на житье. Много Михалыч не пил, от того наверное и выглядел непогодам молодо. Но местные старушки не спешили замуж и только отшучивались. Так и ходил от одной лавочки к другой: там посидит, тут поговорит. Все подъездные дела знал. С каждым хоть, словом да обмолвится. Расспросит, что и как, про детей, внуков…. Всех знал, всех помнил. В его годы, многие и себя-то не помнят, как зовут, а Михалыч в трезвом уме и при памяти. Хочешь новости обсудить или просто поболтать он всегда готов.

Осень не звали, она сама пришла, засыпав дорожки желтыми листьями и забрызгав скамейки холодными каплями — не посидишь. Михалыч загрустил. Все чаще он встречался бредущим по сырой дорожке, задумчивый и одинокий.

Осень сменила зима, слякотная, серая. То снег, то дождь. Полдня серая мгла, ни солнца, ни мороза…. Михалыч загрустил окончательно. Выходить стал из дома редко, стал не разговорчив. Как-то резко постарел и чаще стал жаловаться на здоровье. К февралю он расхворался и слег. Соседи уговаривали в больницу, да он отказался.