— Что ты сделал для этой бедной женщины? — спросила Мария-Клара у Ибарры.

— Ничего! Она исчезла из города, и никто не мог ее найти, — ответил юноша с некоторой досадой. — К тому же я был очень занят. Но ты не волнуйся. Священник обещал мне помочь, хотя посоветовал действовать очень деликатно и осторожно, ведь в этом деле замешаны жандармы. Священник принял в ней большое участие.

— А разве не говорил альферес, что прикажет разыскать ее сыновей?

— Да, но он тогда был немного… навеселе!

Не успел Ибарра это сказать, как они увидели солдата, который вел, вернее, волочил безумную: Сиса отчаянно сопротивлялась.

— Почему вы ее схватили? Что она сделала? — спросил Ибарра.

— Что сделала? Разве вы не видели, какой она устроила переполох? — ответил блюститель порядка.

Прокаженный схватил свою корзинку и поспешил скрыться.

Мария-Клара пожелала вернуться домой; от ее радостного настроения не осталось и следа.

— Значит, есть на свете и несчастливые люди, — прошептала она. А когда ее жених откланялся, отказавшись войти в дом, она опечалилась еще больше.

— Так надо! — сказал юноша.

Мария-Клара поднялась наверх, размышляя о том, как может быть скучно в праздничные дни, когда приходят с визитом чужие люди.

Так как с нашими героями не произошло ничего важного ни в канун праздника, ни в первый его день, мы охотно перешли бы к описанию последнего дня, если бы не мысль о том, что какой-нибудь иностранный читатель, возможно, захочет узнать, как филиппинцы веселятся на праздниках. Посему мы точно воспроизведем в этой главе несколько писем, одно из которых написано корреспондентом солидной манильской газеты, весьма уважаемой за серьезный тон и строгую нравственность. Наши читатели сами исправят некоторые мелкие и неизбежные погрешности пера. Итак, достойный корреспондент почтенной газеты писал:

«Сеньору издателю, моему высокоуважаемому другу.

Никогда я не видел и не ожидал увидеть в провинции столь торжественное, роскошное и волнующее религиозное празднество, как то, что справляют ныне в этом городе досточтимые и праведные отцы францисканцы.

Стечение народа — огромное. Я имел удовольствие встретить здесь почти всех испанцев, проживающих в этой провинции, трех досточтимых отцов августинцев из провинции Батангас и двух досточтимых отцов доминиканцев. Один из последних — его преподобие брат Эрнандо де ла Сибила, оказавший этому городу честь своим присутствием. Здешние достойные жители никогда этого не забудут. Здешние достойные жители никогда этого не забудут. Встретил я также многих знатных горожан из Кавите и Пампанги, богатых особ из Манилы, и видел много оркестров, среди которых особо выделяется превосходный оркестр из Пагсангана, что принадлежит нотариусу дону Мигелю Геваре. Собралось здесь также множество китайцев и индейцев; первые, движимые присущим им любопытством, а вторые — религиозным чувством; с нетерпением ждали дня, когда должны были начаться торжества, дабы присутствовать на комико-мимико-танцевально-драматическом спектакле, для которого посредине площади воздвигнуты высокие и обширные подмостки.

В девять часов вечера десятого числа, накануне праздника, после роскошного ужина, которым нас угостил распорядитель, внимание всех испанцев и монахов, находившихся в монастыре, а в том числе и мое, было привлечено звуками музыки — это толпа людей, под грохот петард и ракет, направлялась во главе с видными гражданами города к монастырю, чтобы проводить нас к специально отведенным для нас местам, с которых мы могли бы наблюдать представление.

Мы были вынуждены принять столь любезное приглашение, хотя лично я предпочел бы провести час-другой в объятиях Морфея и дать отдых моему телу, изрядно утомленному тряской в экипаже, который нам предоставил сам префект города Б.

Итак, мы присоединились к толпе и пошли за нашими спутниками, ужинавшими в доме благочестивого и состоятельного дона Сантьяго де лос Сантос. Гостями этого филиппинского креза были: здешний священник, досточтимый отец Бернардо Сальви, и досточтимый отец Дамасо Вердолагас, который по особой милости всевышнего уже оправился от повреждений, нанесенных ему злодейской рукой, а также досточтимый отец Эрнандо де ла Сибила, достойнейший священник из Танавана, и другие испанцы. В доме мы имели удовольствие восторгаться не только роскошью и изысканным вкусом хозяина, — что отнюдь несвойственно индейцам, — но также красотой очаровательной и богатой наследницы, которая показала себя настоящей ученицей святой Цецилии, разыграв на изящном рояле немецкие и итальянские пьесы с искусством, напомнившим мне самого Гальвеса. Можно лишь сожалеть о том, что столь прелестная девица чересчур скромна и скрывает свои таланты от общества, взирающего на нее с восторгом. Не смею обойти молчанием и то обстоятельство, что в доме нашего гостеприимного хозяина нас угощали шампанским и тонкими ликерами со щедростью и великолепием, присущими этому известному богачу.

Побывали мы и на спектакле. Вы уже знаете наших артистов — Ратию, Карвахаля и Фернандеса; их остроты были понятны лишь нам одним, а непросвещенная толпа ничего не могла уловить. Чананай и Бальбино пели хорошо, хотя и несколько охрипшим голосом; последний пустил один раз петуха, но в целом их старания достойны всяческой похвалы. Всем тагалам, в особенности префекту, очень понравилась тагальская драма; префект потирал руки от удовольствия и сетовал лишь на то, что принцессу не заставили биться с великаном, похитившим ее, ибо, по мнению префекта, это было бы чудесное зрелище, в особенности если бы у великана нашлось только одно уязвимое место — пуп, как у некоего Феррагуса, о котором рассказывается в истории двенадцати пэров. Известный своим простосердечием досточтимый отец Дамасо присоединился к мнению префекта и добавил, что в этом случае принцесса все равно ухитрилась бы добраться до пупа и прикончила бы великана.

Излишне говорить, что во время представления любезность филиппинского ротшильда была так велика, что мы не испытывали недостатка ни в чем: шербет, лимонад, сласти, вина и всевозможные прохладительные напитки предлагались зрителям в изобилии. Всеми было замечено, и это вполне понятно, отсутствие известного и просвещенного юноши дона Хуана Крисостомо Ибарры; он, как вы уже знаете, будет завтра возглавлять церемонию закладки первого камня для того монументального здания, которое он воздвигает, побуждаемый филантропическими чувствами. Этот достойный отпрыск семей Пелайос и Эльканос (я узнал, что один из его предков со стороны отца — уроженец наших героических и славных северных провинций, возможно даже — соратник Магеллана или Легаспи[108]) не показывался весь день по причине легкого недомогания. Имя его передается из уст в уста, с похвалами, приумножающими также славу Испании и истинных испанцев, подобных нам, которые никогда не отрекаются от своей крови, если даже она смешанная.

Сегодня, в одиннадцать часов утра мы были свидетелями глубоко волнующего зрелища. Всякий знает, — это день пресвятой девы Умиротворительницы, который празднуют братья ордена Сантисимо Росарио. Завтра же будет праздник в честь патрона Манилы, святого Диего, и в нем будут участвовать главным образом братья терциарии. Эти два ордена благочестиво соревнуются в служении господу, и благочестие их достигает предела в религиозных спорах, как, например, в споре по поводу назначения повсеместно признанного знаменитого проповедника досточтимого отца Дамасо. Завтра он взойдет на кафедру в церкви св. Духа и произнесет проповедь, которая, как ожидают, явится выдающимся литературным и церковным событием.

Итак, как уже говорилось, мы были свидетелями в высшей степени назидательного и волнующего зрелища. Шесть молодых монахов, из коих трое должны были участвовать в мессе и трое — прислуживать, вышли из ризницы и простерлись ниц перед алтарем. Стоявший перед алтарем священник, досточтимый отец Эрнандо де ла Сибила запел «Гряди, о господи», подавая тем самым знак к началу шествия вокруг церкви; его великолепный голос и священный жар растрогали всех и заслуженно снискали ему всеобщее восхищение. Когда «Гряди, о господи» было пропето, префект во фраке, с хоругвью в руках, в сопровождении четырех послушников и кадильщиков возглавил шествие. Вслед за ними несли высокие серебряные канделябры, затем шли городские власти, далее на серебряных повозках везли разодетые в шелк и золото изваяния святого Доминика и святого Диего, а также пресвятой девы Умиротворительницы в великолепном голубом облачении с накладками из позолоченного серебра. (Наряд пресвятой девы Умиротворительницы — подарок благочестивого экс-префекта, дона Сантьяго де лос Сантос, человека, достойного всяческого подражания, которому никогда полностью не воздавалось по заслугам.) За богоматерью шли мы, испанцы, и все духовные особы, кроме священника, возглавлявшего службу: его несли в паланкине сборщики налогов. Замыкал шествие взвод наших доблестных жандармов. Излишне упоминать о том, что по обе стороны процессии шло множество индейцев, с великим благоговением несших зажженные свечи. Музыканты играли духовные марши, гремели петарды, трещал бенгальский огонь. Просто поражаешься тому, какое умиление, какой религиозный восторг внушают эти церемонии верующим; сколь велика и чиста их вера в чудотворную статую божьей матери; какая восторженность и истинная набожность царят на этих празднествах, устраиваемых нами, кому выпало счастье родиться под священным и незапятнанным стягом Испании.